"Что ж, теперь мне потребуется вся воля",-- понял я.-- "Не отступить, не прогнуться -- это трудно, всегда есть это проклятое искушение..."

Я направился в кают-компанию. Страсти уже поутихли. Манулов сидел в углу. Его взгляд был настолько тяжёл, что по сравнению с этим то, что все видели раньше, выглядело почти улыбкой. Алексей Васильевич и Мирослав находились напротив него. Единственным, кто заметил моё появление, оказался Белоусов.

-- Прогулялся?-- спросил он.

-- Почти,-- ответил я и, понимая, что сейчас не лучшее время для диалога, всё-таки начал, взвешивая каждое слово.-- Знаете, мы теперь не можем сопротивляться. Мне кажется, следует принять условия Молнии.

-- Поговорить с врагами, да?-- с иронией проговорил Манулов.

-- Выслушать, прислушаться, понять.

-- Всё это вроде как естественно и даже желанно,-- сказал Северин.-- Но добрые побуждения разбиваются о скалы реальности.

-- Я уверен, Молния нам поможет.

-- И духи, да?-- издевательски заметил Манулов.

-- Если они существуют, как личности... или что она имела в виду...

-- Я посмотрю, как это у тебя получится,-- бортинженер резко встал.-- Утопист...-- и вышел. Ещё я расслышал несколько слов, брошенных в мой адрес.

-- Малыш прав,-- сказал Белоусов.-- У нас нет выбора. У нас нет оружия. Что нам ещё остаётся?

-- Дело не в каргонцах: нужно вернуться немного назад. Мы должны найти общий язык с Бернаром.

-- С преступником?-- удивился Северин.-- Мне казалось, этот вопрос решён: он будет сидеть.

-- Мне кажется, это условие помощи,-- ответил я.

-- Почему ты так решил?

Я нашёл ответ не сразу.

-- Молния сказала, что является посредником между нами и её создателями. Тогда возникает вопрос: зачем нужен посредник? Есть несколько ответов: они физически не могут с нами контактировать или не хотят с нами контактировать по каким-то своим соображениям. Эти соображения мне кажутся очевидными: мы не готовы к встрече с ними.

-- Агрессия?-- уточнил Белоусов.

-- В частности,-- согласился я.-- Если мы не можем договориться между собой, то как мы договоримся с ними?

-- Может быть...-- сомневался археолог.-- Но если мы не готовы, то почему Молния нас всё-таки привела сюда? Как они собираются исправлять ошибку, и вообще что это значит на практике?

Александр Николаевич задавал слишком сложные вопросы, ответов на которые у меня не могло быть. Я уже хотел сдаться, как в голову неожиданно пришла мысль:

-- А что если они с помощью Молнии уже исправляют ошибку? Почему мы не принимаем во внимание, что план уже запущен на выполнение? Разве не может быть такого?

-- И мы сопротивляемся этому плану,-- дополнил меня учёный. Он пребывал в глубокой задумчивости.

-- В таком случае, мы сами совершаем преступление,-- сказал археолог.-- Они отняли у нас оружие -- у нас просто нет выхода, кроме как пойти по предложенному пути.

-- Но это значит, что вы ловили преступника зря,-- указал Северин.

-- А может, и нет,-- поддержал меня Белоусов.-- Может всё с самого начала складывалось таким образом, чтобы сейчас мы задались этим вопросом, а? Может, во всём этом есть дидактический момент?

-- Ну, знаете это уже слишком...-- капитан с сомнением покачал головой.

-- Настолько невероятно?

-- Очевидно, да.

-- Знаете, есть такое выражение,-- сказал я, уже почти торжествуя,-- достаточно ли безумна теория, чтобы оказаться правдой?

-- Ну, знаешь, Юра,-- Белоусов поднялся и одобрительно покачал головой,-- я бы взял тебя в свой штат. Мне такие люди нужны. Честное слово!

Капитан сдался.

* * *

-- ...Садитесь, Бернар Эдуардович,-- произнёс Северин.

Проговский не спешил. Он переводил взгляд с одного на другого, словно пытаясь понять, чего ждать от этого "трибунала". Во всяком случае, бегающий взгляд Бернара говорил, что он думает именно в этом контексте, хотя, конечно, всё обстояло как раз наоборот.

-- Садитесь, не бойтесь. Мы хотим просто поговорить.

Тот усмехнулся, и я подумал, эта сцена выглядит достаточно глупо со стороны: собралась коллегия присяжных, дабы оправдать преступление. Манулов, стоявший позади Бернара, чуть подтолкнул его. Когда Проговский сел, капитан продолжил:

-- Я хочу, чтобы здесь не было ничего недосказанного. Вы сейчас здесь не потому, что с вас снимаются обвинения, а лишь по необходимости. Дело в том, что теперь мы полностью беззащитны перед каргонцами. Понимаете?

-- Более чем...

-- В прошлый раз вы заявили, что больше не хотите ничего взрывать и признаёте свою ошибку, так?

-- Да.

-- Покаяние и признание своей вины, конечно, благое дело. И мы приветствуем это,-- сказал Северин. Я заметил, как Проговский снисходительно наблюдал за ним и уже пару раз посмотрел на меня, словно пытаясь понять, какое я имею отношение к происходящему.-- Это все изменения в вашем сознании?

-- Да.

-- Иными словами, вы не отказываетесь от идеи свержения строя.

-- Нет, не отказываюсь,-- коротко ответил Бернар.

-- Давайте, выясним нашу позицию и суть нашего конфликта, который, надеюсь, после этого разговора, если не исчезнет, то станет не столь острым. Потому что мы должны понять друг друга -- от этого зависит наша с вами судьба.

-- Я прекрасно вас понимаю. Даже больше, чем вам кажется. Вы защищаете то общество, которое вам кажется справедливым, но оно не справедливо.

-- Оно не всегда справедливо, это факт...

-- Не всегда? Да бросьте, миром правят деньги, деньги и только деньги. Конечно, вперемешку с эгоизмом. Наша цивилизация уже давно находится в глубочайшем кризисе, ещё с тех пор как власть захватили корпорации. Вооружённые властью в одних странах, они расползлись по всей планете, став транснациональными.

-- Какое отношение к этому имеет так горячо нелюбимая вами Лига Наций?

-- Прямое. Государства стали заложниками их интересов, а затем чиновники, руководители, монархи, президенты стали неявными сотрудниками этих монстров. Обычно они и сами это не подозревают. Мир захватили банкиры, которые стали решать кредитами, кому жить, а кому пасть разорёнными, умереть, -- так осуществлялось управление. Они ничего не производят, они только контролируют. Подумайте только: что есть деньги? Одна фикция, виртуальный товар, бумажки, фантики.

-- Не слишком ли мрачно? Своими деньгами они обеспечивают людей работой. Неужели нам надо перейти к бартерному обмену?

-- Нет. Разумеется, нет. Понимаете, в идее деньги -- мерило труда, затем, как и всё, эта идея была опошлена, и мы теперь имеем деньги как ценность саму по себе. Нужна новая идеология. Мы предлагаем новую идеологию для нового общества.

-- Но методы...

-- Да,-- вздохнул Проговский,-- согласен.

Возникла небольшая пауза.

"Благими намерениями вымощена дорога в ад",-- подумал я. Кажется, Бернар догадался, к чему приведёт такая политика.

-- А о каком обществе вы говорите?-- спросил я.

-- Представьте себе общество, где всё общее, где нет зависти, потому что нечему завидовать: у всех остальных то же, что и у тебя и всё есть. Тебе лишь остаётся думать о других людях, чтобы позволять им заботиться о тебе -- это альтруистическое общество идеально со всех точек зрения. Главное, что требуется, установить такие взаимоотношения между людьми. Во время Мировой войны в России была предпринята попытка переворота, но она провалилась.

-- Вы верите, что если бы переворот удался, мир стал бы лучше?-- спросил Северин. Бернар кивнул.

-- В какой-то книге я читал, будто бы переворот в России удался, и было выстроено новое общество,-- вставил я.

-- И чем это закончилось?-- спросил Мирослав

-- Всеобщим благоденствием.

-- Утопия,-- отмахнулся Манул. Бернар посмотрел на него через плечо так, словно прицеливался.

-- Это утопия,-- согласился я.-- Люди всегда будут завидовать и хотеть больше. Идеального общества нет, пока есть неидеальные люди.