Тария никому бы не проболталась, откуда она доставала деньги. Один плохой человек приходил на смену другому. Они все хотели от нее одного и того же. Никто не хотел ее до такой степени, чтобы взять ее в жены. И, в конце концов, они все мертвы. Она пыталась заработать сама, не совсем честным способом, но это было даже хуже. Мужчины все еще делали с ней, что хотели, но они платили за это. И это оказалось хуже. Намного.

После Яго появился Харджеон с бумагами на пособие, и она их подписала. Это была ложь, которая связала ее с одним плохим мужчиной навеки. Однако этот мерзавец хотел только денег. До сегодняшнего дня.

Если бы за два года пришлось заплатить только разбитым носом, она бы продолжала молчать.

— Если это дойдет до комиссариата, они пустят пулю в твою башку. Мошенничество на пособиях — это преступление. Ты труп.

Он оставил ее, прислонившуюся к балке, кровь капала на ее платье. Она чувствовала, как вокруг ее глаз набухали синяки.

Три дня спустя, когда Элодия снова постучала в дверь комнаты Тоны, дверь открыла Йонси.

— Тетушка Элодия, — спросила девочка, — ты к нам на ужин?

Тона показалась позади своей дочери.

— Йонси, помой свои ручки.

— Прости, — сказала Элодия. — Я забыла, что вы ужинаете на пятой склянке.

— Приглашаем присоединиться. Кто-нибудь все равно пристанет, а таких в округе полно. Боюсь, что нормальной еды сегодня не будет, но орудовать у плиты я умею.

— Я не хочу говорить при ребенке, — попыталась возразить Элодия.

— Значит поговорим после, — ответила Криид. — Ей полезно проводить время в компании девочек. У нее уже и так тысяча дядей.

Они закончили трапезу и помыли тарелки, а затем две женщины сели поговорить. Амасек Гола уже закончился, но у Тоны было немного сакры, она налила им понемногу.

— Твоя дочурка такая забавная. Неуемная энергия и хороший аппетит. Сколько ей? Девять, десять?

— Ей тринадцать. В любую секунду ожидаю, что она вымахает.

— Да, девочки — они такие. Взрослеют без предупреждения.

— Элодия, ты ходишь вокруг да около. Почему не рассказываешь, что ты выяснила?

— Я поговорила с одной из женщин, как ты и советовала. Она держалась настороже, но подтвердила мои подозрения. Это не несчастные случаи, кто-то за этим стоит.

— Кто-то на них нападает? — спросила Тона. — Но кто?

— В этом-то и проблема, — ответила Элодия. — Я не знаю кто и не знаю его мотивов.

— Что конкретно она рассказала?

— Напрямую — ничего. Но она намекала на многое. К ней приходят много женщин с разными травмами, и она им помогает. Травмы не совпадают с описанием причин, которые они ей рассказывают. Когда я спросила, кто это с ними делает, то она ответила: «Они женщины».

— И это все? Просто: «Они женщины»?

— Да, это все. Но я думаю, что поняла намек.

— Она имела в виду, что это мужчина? — спросила Тона.

— Один или несколько, — сказала Элодия.

— Если это всего лишь домашнее насилие и женщины ничего не говорят, мы не сможем прийти с этим к Гаунту.

— Я не думаю, что стоит. Я не хочу потерять среди этих женщин доверия. И не хочу подвергать опасности положение этой женщины, с которой говорила, в сообществе. Она делает много хорошего.

— Мы пойдем к Ане Курт.

— Думаешь это хорошая затея?

— Она в лазарете главная. Если у кого-то травмы были настолько серьезные, что жертва попала на больничную койку, то Ана уже об этом знает. Даже если она еще не поняла, что происходит.

— А как она может помочь?

— В следующий раз, когда женщина поступит с травмами, ей может удастся убедить жертву заговорить. Она довольно убедительна, тем более если это будет в ее интересах. Если она скажет тебе, что ты обязана это сделать, то ты сделаешь.

— Ты можешь поговорить с ней вместо меня? — попросила Элодия. — Я не уверена…

— Так даже лучше, — ответила Криид. — Я увижусь с ней завтра. Хотела заскочить туда, чтобы попросить у Леспа немного чернил, тогда и поговорю с ней.

Саландра нуждалась в этом пособии. Ее дети нуждались. Ее дети, которых все считали сиротами от других женщин. Сироты гвардии. Не имело значения как, когда и почему это произошло — это были ее дети и ее семья жила так уже дюжину лет. Процент от пособия уходил в карман Харджеону, но это для нее тоже не имело значения. Она была неприхотливой. Научилась справляться.

Почему он решил, что она кому-нибудь расскажет? Почему избил ее? Она презирала его, но ничего не могла поделать.

Она схватила ведро и снова придвинула к себе. Сколько раз ее уже стошнило? Почему шею было не согнуть? Ей надо сходить… Увидеться… С этой пожилой женщиной, как ее там зовут?

— Тебе что-нибудь нужно, Тона? — спросила ее Ана Курт, пока та шла размашистыми шагами по лазарету.

— Пять минут твоего свободного времени, если есть такая возможность, — спросила Тона.

— Подожди в моем кабинете, — ответила доктор Курт. — Перекинусь парой жестких слов с капитаном Дауром и моя смена окончена.

— Тогда считайте, что все указания уже даны и доведены до меня, — сказал капитан Даур, махнув рукой в приветствие Тоне. — Лесп уже дал все рекомендации.

— Лесп не ваш лечащий врач, — возразила Ана. — Тона, пять минут.

Криид состроила рожу Бану и широкими шагами двинулась к кабинету Аны, чтобы подождать ее там.

Спустя три минуты вошла Ана Курт, расстегнула свой рабочий халат и грузно села в свое кресло. Было очевидно, что доктор была измотана.

— Ладно, давай к делу, — сказала Курт.

— Сперва самое важное, — ответила Криид. — Ты справляешься?

— Тона, я ценю твою заботу, но я по уши в работе, у меня не хватает рабочих рук, а еще приходится держать ответ перед Гаунтом.

— Ну, поставила ты меня на место.

Ана вздохнула.

— Это проще, чем отвечать на твой вопрос, вот и все. Чтобы мы перешли наконец к делу отвечу, что да, конечно справляюсь. Вопрос сейчас не в этом.

— Плохи твои дела, — сказала Тона.

— Конечно плохи, — ответила Ана.

— Знаю, это вряд ли поможет, но все налаживается, приходит в норму.

— Вот так я и справляюсь. Осознание, что стало немного лучше… до следующего раза.

— Да. До следующего раза.

— Ну-с, — произнесла доктор Курт, — подкинь-ка мне еще пищи для ума. Рассказывай, чем я могу тебе помочь?

— Можешь обратить особое внимание на несчастные случаи с мирным населением? Проверить, не участились ли? Бытовые травмы, конкретно у женщин.

— Их достаточно много.

Тона была удивлена.

— Такое бывает. Иногда после помолвки… А иногда поучаствовавшие в сражениях не знают как справится с тем, через что пришлось пройти — психологические и эмоциональные травмы.

— И они все вымещают на женщинах? — спросила Тона.

— Иногда, — ответила Ана. — Одна из трагедий войны. Каждый платит свою цену. Жертвы сильны духом, а виновники раскаиваются. Часто они любят друг друга.

— И они тебе все это рассказывают?

— Женщины извиняются за своих мужчин или говорят так, как будто просят за них прощения. Они очень покладистые.

— Тогда это не наши случаи. Бывало ли, что женщины приходили с травмами, которые выглядели подозрительно или они отказывались их объяснять?

Доктор Курт встала из своего кресла и подошла к шкафу с историями болезни. Она взяла толстую папку, пролистала и вытащила из нее несколько листов.

— У пятерых были травмы без объяснения причин на прошлой неделе. Включая переломы носа, локтя и запястья, смещение плеча и два сотрясения. Тона, что происходит?

— Я пока не знаю. Проблема в том, что все отказываются говорить.

— Ну, если еще одна женщина придет в мой лазарет в подобном состоянии, ей придется со мной откровенно поговорить, — сказала Ана, швырнув истории болезни пяти жертв.

— Я надеялась, что ты это скажешь.

Криид поднялась, чтобы уйти.