— Глухонемая спит! — тихо сказал Сёмка.
Я встал у чулана, и тотчас Сёмка вскочил мне на плечи. Помню, что мне было совсем не страшно и только хотелось, чтобы поскорее всё кончилось.
Сёмка уцепился руками за край окошка, открыл раму настежь и боком пролез в квадратное небольшое отверстие. Я услышал, как он задел обо что-то, чуть звякнула какая-то стеклянная посуда, потом он спрыгнул на пол.
— Кис! Кис! Снежок! — позвал Сёмка.
В тот же миг вокруг всё осветилось голубым светом, настолько ярким, что я видел его даже сквозь зажмуренные веки. Затем раздался грохот, будто поблизости разорвался снаряд, Тогда я, конечно, не подумал ни о каком снаряде, я ни разу в детстве не слышал даже винтовочной стрельбы, но мне и в голову не пришло, что это просто молния и удар грома. Вскрикнув не своим голосом, я прижался к двери чулана. Дверь ходила ходуном, — это перепуганный, как и я, Сёмка ломился в неё изнутри, колотя руками и ногами.
Всё остальное произошло так быстро, что я потом не мог даже как следует вспомнить всю последовательность событий. Помню только, как моё лицо сделалось мокрым от хлынувшего ливня, за спиной у меня что-то скрипнуло, опять всё осветилось голубым светом, и рядом со мной появился кто-то в тёмном длинном балахоне…
— Стой! — раздался голос Хранида, и старик схватил меня за руки.
Я попробовал вырваться, но он обхватил меня за плечи с такой силой, что мне стало трудно дышать.
— Идём, мальчик! — хрипло сказал Хранид.
Он втащил меня в кухню и заложил дверь на крючок. Я догадался, что Хранид не подозревает о том, что в чулане остался Сёмка.
Мы прошли через полутёмную кухню так быстро, что я едва успел разглядеть глухонемую, спавшую на плите. Она была закрыта с головой одеялом, сшитым из разноцветных лоскутков.
Комната, куда меня втолкнул Хранид, была небольшая, и на простом дощатом столе, ничем не покрытом, горел маленький ночничок под зелёным абажуром. В углу комнаты была незастланная кровать.
— Сядь, мальчик! — Хранид показал на стул с плетёной из соломы спинкой и сиденьем. Сам он сел на такой же стул напротив. Я разглядел, что на нём черный суконный халат с обтрёпанными внизу рукавами. Лицо Хранида при свете ночника казалось совсем тёмным, и все черты ещё более заострёнными, чем днём.
Как ни странно это, но я опять не испытал страха, а только хотел, чтобы всё кончилось как можно скорей. Было душно, и пахло слегка нафталином. Дождь громко стучал в окно, наглухо закрытое снаружи ставнями.
Минуты три Хранид молча смотрел на меня, но лицо его не было злым, оно было только очень строгим и суровым.
Я первый не выдержал молчания.
— Я хотел взять только его… Только Снежка… Вы не думайте! Я ничего больше не хотел у вас брать…
— Ты знаешь, Семёнов, что значит попасть в полицию по обвинению в воровстве? — сурово спросил меня Хранид. — Ночью ты пойман в таком месте, где ты не должен бы быть. Я могу заявить, что ты собирался обокрасть государственный ломбард. А это очень тяжёлое обвинение. Оно грозит большими последствиями. — Хранид не сводил с меня глаз.
К горлу вдруг подступила тошнота, и меня забила дрожь, коленки у меня затряслись. «Он может меня обвинить в ограблении ломбарда! Меня заберут в полицию. Там узнают, что я не Семёнов. Меня выгонят из школы… Вор! Вор! Это убьёт мать!..»
Только теперь я понял как следует ужас своего положения. Этот старик в халате с обтрёпанными рукавами был хозяином всей моей судьбы. Я был его пленником, таким же, как и несчастный Снежок…
Закрыв лицо руками, чтобы не видеть глаз Хранида, я умоляюще шептал:
— Нет! Нет! Я не хотел обокрасть ломбард! Простите меня! Не заявляйте в полицию. Я никогда больше не буду…
Наверное, это было очень жалкое зрелище…
Потом я услышал сильный стук со стороны кухни, и Хранид тотчас встал и пошёл к двери.
— Замолчи, мальчик! Сиди тихо! — сказал он повелительно.
Хранид вышел на кухню и плотно закрыл за собой дверь. По голосу я узнал вошедшего. Это был сторож.
— Вымок весь, Кронид Иванович! — сказал он. — Надо валенки скинуть, а сапоги я тут оставил. Думал, опять ночью холодно будет! Показалось, что у вас свет горит. Вы уж не серчайте!
Что говорил Хранид, я не расслышал, он говорил очень тихо, до меня только донеслись отдельные слова: «Иди скорей», «Там переоденешь». Дверь за сторожем захлопнулась.
«Послал сторожа за городовым!» Я бросился навстречу Храниду и, схватив его за полу халата, почти в беспамятстве твердил:
— Не зовите городового! Не надо! Не надо! Не надо!
— Перестань! — крикнул Хранид. — Сядь!
Этот окрик привёл меня в чувство, и я опять сел на стул.
— Теперь расскажи, Семёнов, зачем ты заложил своего кота? — спросил Хранид уже своим обычным тихим голосом.
У меня так стучали зубы и дрожали губы, что я не мог говорить. Хранид протянул мне кружку с водой.
— Выпей!
Пока я пил воду, старик снял с лампочки стекло и счистил нагар с фитиля. Когда он снова надел на горелку стекло, в комнате стало гораздо светлее.
Мой рассказ был бессвязен. Я перескакивал от самоучителя «американского» языка к болезни матери, от гимназиста Кости к истории с копилкой. Но как я ни волновался, я ни разу не упомянул, что всего десять минут тому назад нас было во дворе ломбарда двое. Выдать Сёмку я ни за что не хотел. Умолчал я и о своей настоящей фамилии.
Наконец Хранид прервал меня.
— Я всё понял!
Подойдя к окну, он распахнул его и открыл ставни. В комнату ворвались предутренний неяркий свет и тёплый сырой воздух. Я услышал щебетание и возню птиц на деревьях.
— Залоговая квитанция с тобой, Семёнов? — вдруг спросил Хранид.
— Со мной! — у меня снова задрожали коленки. «Ну, вот! Начинается…»
Хранид взял от меня квитанцию и вышел из комнаты, но не в кухню, а через другую дверь. Раздался стук отворяемого окна.
Он очень быстро вернулся и молча протянул мне квитанцию. Красными чернилами внизу её было написано, что сумма, выданная закладчику, полностью внесена.
— Но я же не внёс! У меня ещё нет денег! — испуганно бормотал я.
— А я не требую, Семёнов! — тихо сказал Хранид и взял от меня квитанцию. — Теперь пойдём!
Когда мы вышли на кухню, Хранид открыл дверь во двор и снял с гвоздя на стене небольшой ключ.
«Запрёт меня в чулан! — подумал я. — А вдруг Сёмка ещё там!»
На дворе стояли лужи. С крыши капало.
Хранид отпер замок на чулане и распахнул дверь. Сёмки в чулане не было. В ящике, полном птичьих перьев, лежал, свернувшись клубком и прикрыв лапкой морду, Снежок.
— Возьми, Семёнов, своего кота! Деньги отдашь, когда вернёт гимназист! — сказал Хранид, и я впервые увидел на его суровом лице добрую, хорошую улыбку…
Ещё не веря, ещё боясь обрадоваться, я стоял перед раскрытой дверью чулана.
— Бери своего Снежка! Не бойся!
Я осторожно взял Снежка на руки. Он мяукнул и потёрся головой о мою щёку. Бедный пленник ломбарда узнал меня…
— Ступай скорей домой! — сказал почти шёпотом Хранид.
Молча он пошёл к воротам. А я шагал за ним с котом на руках, растерянный и счастливый.
Открыв щеколду, Хранид пропустил меня вперёд и повторил:
— Ступай скорей домой!
— Спасибо, Кронид Иванович! — сдавленным голосом сказал я, и слёзы закапали на белую шёрстку Снежка.
Лицо Хранида было опять сурово и неподвижно, как на портрете.
Калитка закрылась.
Едва я свернул за первый угол, как передо мной, будто из-под земли, появился Сёмка. Всё это время он прятался под деревянными мостками, настланными в этом месте очень высоко. Молча он побежал рядом со мной, с удивлением глядя на Снежка.
— Отдал? И в полицию не заявит? — наконец решился спросить он.
Я кивнул головой. Под моей ладонью билось сердце Снежка.
— А я под мостками рубль нашёл! Закатился туда, должно быть! — Сёмка разжал кулак, и я увидел серебряный рубль.
— Не фальшивый! На зуб пробовал. Ты, Лёша, завтра разменяй на мелкие и в копилку положи, — сказал Сёмка.