– Ты утонул во лжи. Ложь и ничего больше, – смирившись со сказанным, сказал Белослав.

– Прими это как должное. Ты не Глава Московии. Помощи от Конфедерации не будет. За свои преступления ты предстанешь перед судом, – Святослав стал ходить по комнате, рассматривая предметы.

– И кто же будет меня судить? Ты? Разве преступник может судить преступника?

– Нет, тебя будут судить в Конфедерации. Суд будет международным, чтобы ни у кого не возникло подозрений в его предвзятости.

– Не боишься, что я сдам тебя? Твоих шакалов? И правда все равно вскроется, – угрожающе произнес Белослав.

– Мне уже будет глубоко наплевать. Я буду далеко на тот момент. Что будет твориться здесь, я узнаю только по заголовкам интернет – новостей.

– Ты просто хотел запустить мясорубку. Это единственная твоя цель. Не сохранить Московию, не развить государство. Ничего тебе было не нужно, – Белослава затрясло, когда он произносил эти слова.

– Завтра рано утром тебя передадут под юрисдикцию Крыма, – сказал после паузы Новгородцев,– будь готов к этому.

– Что ты сделаешь с моей семьей? – перешел на крик Солнцев.

– Хммм,– улыбнулся Святослав,– для Владимира я подготовил интересную смерть. Я дам тебе на нее посмотреть. Твою жену найдет наша разведка. Но официально она повесится, – Святослав вновь перешел на шепот, – ты проиграл. Ты не политик. Ты слабый человек.

Святослав развернулся и направился к двери, как почувствовал сильный удар кулаком в спину. Белослав был в ярости и бил Новгородцева со всей силой. Он кричал ругательства и наносил удары один за одним: по лицу, в грудь, по животу. Святослав, не ожидавший этого, вначале в смятении защищался руками, а затем нанес удар по челюсти Солнцева. Белослав упал плашмя на пол и громко зарыдал.

– Махать кулаками надо было раньше. Сейчас поздно, – услышал он голос Святослава, который громко хлопнул дверью.

***

Олеся стояла обнаженной перед ванной с горячей водой. Она опустила в нее пальчики руки, создавая волны. Ее тело было грязным, издавало неприятный запах, но Олеся не торопилась погрузиться в теплую воду.

Когда вновь открылась дверь камеры, Олеся комком забилась в угол. Она боялась каждого движения, шороха, боялась, что закроется дверь и ее в который раз изнасилуют. Для охраны она стала куском мяса, с которым можно позабавиться.

Но вместо этого мужчина в форме подал ей руку и предложил подняться. Олеся посмотрела в его лицо и увидела светлые голубые глаза. Они излучали теплоту. Она забылась и машинально протянула руку.

Мужчина проводил ее из камеры в коридор, поднялся с ней на несколько этажей вверх и открыл большую дверь, сделанную из дерева. Олеся прищурила глаза, потому что комната была пропитана теплым желтым светом, который лился из хрустальной люстры, висящей над головой. Комната была обставлена добротной мебелью, была просторной и пахла дорогим парфюмом.

– Эта комната в вашем распоряжении, – произнес мужчина и указал на дверь в другом конце,– там вы сможете принять ванну. В шкафу несколько комплектов одежды, выбирайте. Завтра утром Вы будете переданы под юрисдикцию Конфедерации.

Эти слова Олеся восприняла равнодушно, будто с ней говорили о чем-то будничном. Она только заметно улыбнулась и прошла к окну. На улице было темно, а за окном простирались поля, иногда сменяющиеся на разрушенные постройки.

– У Вас есть сигарета, – прохрипела Олеся. Она не знала, как себя вести. Все чувства в ней были перемешены, это был коктейль непонятного состояния, когда ты живешь на автомате.

Мужчина удивился вопросу, полез в карман своего пиджака и достал пачку сигарет и зажигалку.

– Я положу на стол, думаю, что одной будет мало. Только не выкурите всю пачку, Вам станет дурно, – мужчина подошел к Олесе, чтобы видеть ее лицо, – через часа два к Вам подойдет доктор, чтобы проверить общее состояние. Приблизительно в это же время принесут ужин. У Вас будут какие-то пожелания к нему?

Олеся посмотрела на мужчину, остановила свой взгляд на его глазах и отвергалась к окну.

– Я не хочу есть, – тихо произнесла она.

– Тогда я закажу на свое усмотрение.

И сейчас Олеся погрузилась в ванну, выкуривая сигарету за сигаретой. Запах табака впитывался во влажные волосы. Она плела из них косички, затем расплетала. Олеся потеряла счет времени, единственным мерилом стала вода, которая достаточно охладела. Олеся ступила на кафельный пол, завернулась в белоснежное полотенце и вышла в комнату из ванны.

Как только Олеся вошла, она увидела мужчину, стоящего у окна. Мутный ум напомнил, что это мог быть доктор, однако халата на нем не было. Как только он обернулся, Олеся задрожала. Перед ней стоял Святослав Новгородцев. Он молча и неторопливо подошел к ней, покрутился, посмотрел с ног до головы и улыбнулся.

– Святослав Новгородцев, – протянул он руку.

– Олеся!

– Как Вы себя чувствуете? Все ли хорошо? Я приношу извинения, что Вы попали в такую передрягу, что оказались в тюрьме. Сами понимаете, мы приняли радикальные меры, чтобы обезопасить мирных жителей. Сейчас мы готовы признать ошибку и передать Вас Конфедерации, как и было запрошено.

– Почему Конфедерация сделала это? – Олеся съежилась перед Новгородцевым.

– Я не могу Вам сказать. Я полагал, что Вы знаете ответ на этот вопрос?

– Нет, я не в курсе. Для меня это удивление, – Олеся говорила очень тихо, поэтому Святослав приближался к ней ближе.

– Может, Вы знаете какой-нибудь секрет, и в камерах вас неправильно пытали? – Новгородцев говорил совершенно металлическим голосом.

– Нет, секретов нет. Все, что я могла рассказать, я рассказала.

– А ты хорошенькая, – Новгородцев загнал Олесю в угол, откуда она не могла выбраться. Он провел рукой по ее лицу, по открытым частям тела, приблизился вплотную и вдохнул аромат волос.

– Не люблю курящих девушек, – Святослав свел скулы и медленным шагом отошел, – ты непохожа на агента спецслужб. Таких я чую за версту. Здесь что-то другое. И меня это чертовски интригует. Может ты – интересный собеседник? И каким-то образом очаровала гея Конина? – Новгородцев направился к двери, – надевайте платье. Мы поужинаем вместе. Жду Вас в течение десяти минут. Не стоит краситься. Я люблю природную красоту женщин. А у вас ее достаточно.

Олеся была напугана таким разговором и расположением к ней. Она подошла к шкафу, открыла его. В нем висело около десяти платьев разных цветов и фасонов. Олеся передвигала вешалки одну за другой, пока не остановилась на зеленом платье с закрытой спиной и длинными рукавами. На кровати лежало несколько комплектов нижнего белья, из которых Олеся выбрала бежевый.

Она быстро сбросила с себя полотенце, надела белье и облачилась в платье. За долгий период пребывания в заключении Олеся почувствовала себя женщиной. Красивой, молодой, стройной. Это говорило зеркало, в которое она смотрелась. Только глаза выдавили ее состояние: усталость, безразличие, апатия. Она прошла в ванну, где взяла фен, чтобы просушить волосы. Теплая струя воздуха разглаживала волосы, придавая объем.

Олеся вновь посмотрела на себя в зеркало. Она смотрела долго и не отрываясь, пока не заболели глаза. Она смотрела и не понимала, кого видит перед собой. Перед ней стояла женщина. Которую сломали. У которой отобрали ее жизнь. Которую превратили в пешку. Она смотрела, а слезы катились по ее щеке. Она не знала, где окажется завтра, доживет ли эту ночь. В голове возникали миллионы вопросов, на которые хотелось ответить. А не получалось.