Через мгновение дверь открылась. На пороге стояла Амалия, глаза которой были красными и опухшими — она явно долго плакала.
Амалия посмотрела на меня своими красными от слёз глазами.
— Что ты хотел?
Достал свою табличку, на которой уже было написано:
— Ты вчера потребовала объяснений. Вот я и пришёл с повинной.
— Мне уже всё рассказал лорд Гюстав. Я знаю о твоих ночных приключениях с кобольдами и троллем и зачем тебе всё это понадобилось. Кроме того, я сегодня лично занималась исцелением бедной девочки, так что можешь ничего не объяснять.
— Почитать? — написал я.
— Не сегодня, у меня нет настроения. Я хочу побыть одна.
Прокрутив в голове множество мыслей, пришёл к определённому выводу.
«Наверное, меня не сильно накажут. Зная Амалию, думаю, она не очень-то долго будет злиться на меня».
Нагло прошёл в комнату, отодвинув хозяйку от входа, и закрыл за собой дверь.
Глаза баронессы расширились, а на её лице тут же появилось возмущение. Она сразу сорвалась на крик:
— Что ты себе позволяешь? Немедленно выйди вон!
— Нет, — написал я.
— Что значит «нет»?! Я сейчас тебя вышвырну отсюда и доложу об инциденте страже. Ты больше никогда не войдёшь ни в эту комнату, ни в центральное крыло.
Задумался на секунду. Возможно, так и случилось бы, но это не станет большой потерей. Зато поддержание дружеских отношений с баронессой мне приносило явную пользу: аристократка много бубнила, выдавая полезную информацию, кроме того, она не отказывала мне в мелких просьбах. Я, конечно, не считал Амалию своим другом, но необходимо было стать таковым для неё. А дружба предполагает вмешательство и помощь своим друзьям даже тогда, когда они настаивают на обратном. Кроме того, мне было приятно проводить время с красавицей, наблюдать за её детским поведением и за тем, как сияют её глаза, когда я рассказываю ей о моём мире.
«Решено».
— Плевать, — написал я. — Ты — мой единственный друг, и, кажется, у тебя проблемы. Может, я смогу помочь?
— Чем ты можешь мне помочь?
— Учитывая обстоятельства, пока только советом. Сначала расскажи, а там посмотрим.
— Каким советом? Что за совет может дать мне человек, проживший на треть меньше меня, да ещё и только попавший в наше общество?
— Вообще-то, мне тридцать лет, — написал я, и вот тут глаза Амалии округлились. — А учитывая разницу между нашим и вашим обществом, а также мою предыдущую работу, поверь, опыт взаимоотношений у меня будет гораздо богаче твоего.
Баронесса зависла. Было видно, что она о чём-то размышляет. Тем не менее неосознанно она немного повернула корпус тела, освобождая мне проход, значит, может и подсознательно, но всё же захотела впустить меня.
Я бесцеремонно уселся в кресло, жестом приглашая девушку расположиться напротив.
Она опустила голову, постояла у входа несколько секунд, но всё-таки подошла и села.
— Ты мне сказал, что тебе двадцать лет. И выглядишь на двадцать. И в своём статусе Господину Арнольду написал, что тебе двадцать. Ты сейчас зачем врёшь?
Была у Амалии такая черта, как любопытство. Видимо, оно взяло верх, когда я написал свой настоящий возраст, и именно поэтому девушка не выкинула меня из комнаты. Когда баронессе что-то становилось интересно, она вела себя как ребёнок. И вот сейчас, несмотря на то, что ей было плохо, любопытство всё равно победило, заставив по-детски забыть об обиде и переключиться на нечто новое.
— Нет, не вру. Когда нас призвали, мне было двадцать девять лет, а на прошлой неделе был день рождения, и мне исполнилось тридцать. Тем не менее в моём статусе записано двадцать лет, поэтому я просто сообщил всем то, что в нём указано.
— Ничего себе! Такого ещё никогда не происходило. Ни у кого не менялся возраст при призыве, по известным мне записям, — заинтересованно сверкая глазами, сказала Амалия. — Слушай, — продолжила она, — а у остальных так же? Им тоже не по двадцать лет? Сколько им? Они тоже старше?
— Этого я тебе не скажу, это не мой секрет. Вообще, мы договорились не раскрывать свой возраст, так как не знали, во что это выльется. Поэтому я прошу тебя сохранить всё в тайне. Если об этом кому-либо станет известно, я больше ничего и никогда тебе не расскажу.
Лицо Амалии, когда она прочитала длинную надпись на дощечке, стало обиженным, а глаза опустились. Но она кивнула.
— А теперь рассказывай, — написал я. — Что случилось? Почему весёлая жизнерадостная Амалия проливает слёзы?
— АМАЛИЯ?! Да ты совсем обнаглел, мальчишка… То есть… Как ты обращаешься к баронессе?
«Да-да, не соблюдаю субординации и всё такое… Каюсь, грешен».
Стёр всё с доски, оставив лишь одно слово:
— Рассказывай.
Честно говоря, думал, что она и дальше будет уходить от темы, но…
— Сегодня пришло письмо от моего мужа. В письме он…
Дальше девушка начала жаловаться, что после окончания задания в этой башне призыва ей поручено отправиться в замок в горах Корс, не заезжая домой. Вещи Амалии из родового имения мужа уже отправлены туда, где и будут ждать прибытия хозяйки.
Баронесса Седер оказалась шестой женой маркиза. Вообще, Амалия не дворянка по праву рождения — она происходила из рыцарского рода. Её отец служил рыцарем у герцога, и за заслуги ему даровали титул баронета, после чего перевели в другие земли. На новом месте тот продолжил служить дальнему родственнику герцога — маркизу Герфелду Седеру. Отец Амалии смог выгодно продать дочь новому господину, после чего девушка сменила дом, а свежеиспечённый баронет сел в кресло повыше, став каким-то чиновником.
Самому Седеру очень нужен был наследник. Все его пять жён рожали только дочерей, поэтому он взял шестую. Все два года, проведённые в родовом замке маркиза, Амалия чувствовала пренебрежительное отношение со стороны других членов аристократического семейства. Все пять жён маркиза были дворянками с рождения. Первая супруга Седера тоже была маркизой, остальные графинями. Самой Амалии позже титул присвоил муж, но по какой-то причине всего лишь баронессы, а не графини, как этого все ожидали.
Замуж девушку отдали в пятнадцать лет, а примерно через год она забеременела. Дочь Амалия родила в семнадцать лет, прямо в свой день рождения.
После рождения очередной девочки маркиз потерял к Амалии какой-либо интерес. Ребёнка оставили в замке со старшими сёстрами, которых у неё было целых десять, а Амалию через шесть месяцев после родов отправили помогать Церкви Света, ярым сторонником которой был маркиз Седер.
Виделась баронесса с дочерью лишь раз в полгода, когда приезжала домой. Заботу о ребёнке возложили на нянек и служанок, а воспитанием Лианы (так маркиз назвал дочь Амалии) занялись третья и первая жёны.
Баронесса была рада хотя бы раз в полгода видеться с ребёнком. Однако на этот раз целый год заняла церемония нашего призыва, в которой Амалия принимала активное участие, получая свой первый подобный опыт. Кроме того, ей предстояло провести здесь ещё целых полгода, до отправки иномирян, то есть нас, в столицу. И, в довершение всего, сегодня девушка получила от мужа письмо, в котором было написано, что она не сможет вернуться к дочери, потому что сразу должна будет направиться в замок Корс для содействия в подготовке экспансии в соседнее государство.
И худшее в этой новости было то, что никто не знал, сколько времени продлится подготовка к вторжению. Это могло занять как несколько месяцев, так и несколько лет — всё зависело от политической обстановки и финансирования данного мероприятия.
Сейчас Лиане уже одиннадцать лет, и Амалия опасается, что дочь выдадут замуж даже без её участия.
Сама баронесса прекрасно понимала, что её просто отослали куда подальше — лишь бы не попадалась на глаза остальному семейству Седер.
— …я чувствую себя никчёмной уродиной. Почему он не обращает на меня внимание? Я ему не нужна, потому что не смогла родить сына, но ведь и остальные тоже не смогли родить мальчиков. Чем я хуже этих его графинь, которым он позволил остаться в родовом замке?
С последними словами Амалия окончательно разрыдалась, размазывая слёзы и сопли по рукавам мантии.
Не знаю, что на меня в тот момент нашло, однако я решительно подошёл к ней, поднял за плечи и прижал к себе, крепко обняв. Аристократочка некоторое время плакала у меня на груди, а когда начала успокаиваться, я немного отодвинул её и… поцеловал.
Сначала девушка пыталась вырваться, а когда и без того слабое сопротивление прекратилось, я поднял её на руки, как принцессу, и, не разрывая поцелуя, понёс на кровать.
Оказавшись там, на секунду замешкался, думая, как снять с красавицы рясу. Но вопрос решился сам — Амалия стянула с себя одежду. Я тоже не отставал и максимально быстро выбрался из своей одежды.
Положив баронессу на кровать, чуть было не рассмеялся: местное женское нижнее бельё было слишком забавным — на девушке были панталоны. Они были из мягкой ткани и выглядели как мужские семейные трусы, но только с рюшечками и завязками на поясе и бёдрах. Чтобы и впрямь не засмеяться, быстро стянул с Амалии это безобразие и снова нежно прижался к губам, вернувшись к поцелую.
***
Это было одно из самых страстных занятий сексом в моей жизни. Хоть мы не меняли положения, и весь процесс проходил в миссионерской позе, но как это было… М-м-м…
Во-первых, скорее всего, сказывалось действие способности «Обострённое восприятие». Все ощущения от поцелуев, прикосновений и самого секса были просто фантастическими.
Во-вторых, Амалия оказалась очень чувственной и страстной девушкой. То, как она изгибалась подо мной, прижималась, зарывалась руками в волосы, вонзала свои маленькие ноготки в спину и сладко постанывала, доставляло некое эстетическое удовольствие, отправляя шкалу сексуальности и возбуждения в космос.
В самом конце, правда, вышел казус. В самый решающий момент у Амалии, видимо, случился оргазм, и она, обвив меня ногами, так прижала к себе, что я не смог выйти из неё.