Глава 15

В итоге, окончательно придавив бурлящую злость, всё же вернулся в свою комнату.

Уснуть я не мог довольно долго.

Во-первых, в голове крутились мысли, правильно ли я поступаю, взявшись за перевод книги. До сих пор оставалось множество сомнений даже при том, что я уже согласился.

Во-вторых, в груди кипела ярость из-за того, что я недавно, можно сказать, стал свидетелем изнасилования, но при этом ничего не сделал, решив, что не стоит привлекать к себе дополнительного внимания — мне его и так многовато будет.

Чтобы хоть как-то отвлечься, стал практиковаться в контроле маны. Занятие было любопытным, ведь это новая и неизвестная мне ранее вещь, которая хоть и с трудом, но подчинялась моей воле.

Я двигал ману в теле, притягивая её к рукам, ногам, голове, то «сжимая» в груди, то, наоборот, через разные части тела высвобождая наружу. Сначала было проблематично, потому что восприятию маны и работе с ней не соответствуют никакие органы чувств, мышцы или что-то ещё. Воздействие происходило на уровне подсознания. Эта магическая субстанция — мана — была достаточно загадочной, а то, с помощью чего я её чувствовал, или тем более то, с помощью чего двигал, — вообще тайна за семью печатями. Решил позже расспросить Амалию об этом процессе подробнее.

Тренировка оказалась довольно тяжёлой из-за необходимости поддержания высокой концентрации и сопутствующего психологического напряжения. Через два часа изнурительных занятий я всё-таки уснул.

Утром вновь проснулся от того, что мне принесли завтрак.

Аппетита особо не было, поэтому, лишь слегка перекусив, пошёл на улицу дожидаться нашего сопровождающего, заодно и голову проветрить от всех вечерних мыслей, которые вернулись с пробуждением.

К моему удивлению, на улице уже была Лера, сидевшая на скамейке, и Лекс, который, как обычно, стоял у деревьев и грыз кислую хурму. Видимо, сильно понравился засранцу этот фрукт.

Глядя на него, я снова разозлился, вспомнив увиденную вчера сцену.

Решил сообщить о произошедшем Лере, но как только присел рядом с ней, девушка бросила на меня не очень хороший взгляд, а затем молча встала и пересела на другую скамейку.

«Да и чёрт со всеми вами».

Настроение стало ещё более паршивым.

Нас наконец забрали и отвели на полигон. На тренировочной площадке сегодня вместо Гюстава всем командовал тот закованный в стальные латы огромный мужик, который вчера привёз книгу. Солдаты выглядели очень напряжёнными рядом с ним и были счастливы получить хоть какой-то приказ, лишь бы свалить подальше.

Нас сразу отправили в арсенал, где я взял свою амуницию. Как только мы вышли оттуда, здоровяк упёрся в нашу сторону взглядом, потом что-то спросил у солдата, стоявшего рядом, и последний ткнул пальцем в меня.

«Хм? Что на этот раз?»

Мужик в латах широкими шагами пошёл в мою сторону. Остановившись на расстоянии двух метров от меня, он заговорил громким басом:

— Так это ты довёл моего заместителя до состояния, что та написала рапорт о переводе?

«Значит, он командир отряда? Да уж, опять проблемы на мою голову. Теперь он мне будет любить мозги за свою Аманду или, вообще, решит отомстить».

Глядя здоровяку в глаза, пожал плечами.

— Ха-ха-ха… — мужик разразился громогласным хохотом, потом сделал ещё шаг навстречу и хлопнул меня по плечу. — Молодец!

«А?»

— Сколько времени я пытался избавиться от этой психованной суки, ты не представляешь! Я не мог уволить Аманду, потому что её поставили сверху, а довести её никак не получалось. Она выполняла все, даже самые мерзкие приказы, при этом ни на что не жалуясь и не прося увольнения. Все нервы истрепала. А тут что? Приезжаю, а меня вместо осточертевшего заместителя ждёт такой приятный сюрприз. Ха-ха-ха!

«А?»

— Ладно, не нервничай. С меня бутылка хорошего рома! — всё так же громко сказал здоровяк. — Это малая цена за такой подарок, который ты мне преподнёс.

Он снова хлопнул меня по плечу, причём так, что я чуть не присел.

— Хорошо, а теперь… Меня зовут Грох Струбер! — рявкнул командир, снимая свой массивный шлем, из-под которого рассыпались неаккуратные пряди чёрных волос. — Теперь, молокососы, с этого дня и до своего отъезда я буду заниматься вашими тренировками, — слова, которые говорил этот громила, несли в себе заметное давление и проникали глубоко в сознание. — И либо вы станете настоящими воинами, либо пожалеете. А теперь…

Договорить Гроху не удалось, потому что в этот момент на полигон буквально влетел епископ Арнольд.

От одного вида этого старикана стало страшно. Жути было больше, чем от Гроха Струбера, стоящего рядом со мной, или от Гюстава, когда он разозлился из-за Аманды. Волосы старого эльфа торчали во все стороны, глаза его, красные от напряжения, буквально вылезали из орбит, ряса на нем неопрятно скомкалась и была усеяна множеством пятен. Видимо, епископ шлёпнулся в грязь по дороге сюда. Его медальон с символом веры перевернулся и висел за спиной, взгляд был безумным, а дыхание сбитым и тяжёлым.

— Мне нужно поговорить с этим молодым человеком! — громко сказал епископ, хватая меня за рукав и оттаскивая в сторону.

Я не понимал, что происходит, но идти со стариком точно никуда не хотел: тот сейчас был явно неадекватен.

— Вообще-то, у нас тут тренировка, — как-то неуверенно вступился Грох, с непониманием глядя на Арнольда.

— ВООБЩЕ-ТО, ТЕБЯ НИКТО НЕ СПРАШИВАЕТ, ТУПАЯ ТВОЯ БАШКА! — наорал на вояку эльф.

Командир отряда от такого обращения обалдел. Даже пару шагов назад сделал, приподняв руку, думая, стоит ему защищаться от возможного нападения или нет. Взгляд Струбера был растерянным. Мне стало не по себе ещё больше. Арнольд был не просто неадекватен, он находился в состоянии аффекта и одним своим одичавшим видом пугал до икоты. Я совершенно точно не хотел с ним никуда отходить.

Тут епископ прервался, повернулся в сторону, сделал пару глубоких вдохов, после чего перевёл взгляд на меня, схватил за грудки, притянул к себе и, глядя в лицо, прошипел:

— Это правда? То, что сказала минуту назад леди Седер, правда? Ты действительно можешь... прочесть это?

«Ах, вот в чём дело! Твою мать, ты что творишь, старый чёрт?! Я чуть не обгадился с перепуга!».

Медленно кивнул и попытался сделать серьёзное выражение лица, но сложно выглядеть серьёзным, когда прямо в эту секунду ты с трудом сдерживаешь резко нахлынувший реактивный метеоризм.

***

Переговоры по процессу перевода шли долго. На них присутствовали Арнольд, Амалия, Лир и Гюстав.

Меня расспрашивали, как же так вышло, что я могу прочесть трактат архимага Оскара. В принципе, скрывать именно эту информацию смысла не было, поэтому объяснил, что книга написана на моём родном языке. Потом меня спросили, может ли быть так, что мои земляки тоже смогут это перевести.

Вопрос вызвал улыбку. Иностранцы не очень-то жалуют нас, русских, особенно в последнее время. А большинство граждан США, в принципе, считают себя исключительной нацией, поэтому твёрдо уверены, что все должны учить их английский, а им самим изучать другие языки точно не положено, поэтому Лексус и Джон отпадали с вероятностью девяносто пять процентов. Был призрачный шанс, что Мириям или Валерия могли когда-то изучать русский, но я в подобном очень сомневался, поэтому с девяностопроцентной вероятностью был уверен, что это не так. Ну, разумеется, кроме слов «водка», «матрёшка», «балалайка» — это каждый дебил на Земле забавы ради выучил, зачастую даже не зная, что они означают.

В общем, местным свои размышления я не озвучил и просто убедил руководство храма, что остальные четверо точно моим родным языком не владеют.

Единственной, кто говорил по-русски, была Алина, погибшая при призыве. Опять же, указав на этот факт, я пытался внимательно проследить за реакцией окружающих меня людей, ответственных за смерть девушки по причине собственной криворукости, но реакция полностью отсутствовала — им было плевать. Возможно, у Амалии проскользнула какая-то эмоция от гибели некоторых призванных, но это было что-то вроде разочарования от упущенной выгоды, очередного источника интересной информации. Ну, или потерянного вложения, но только не расстройство из-за смерти человека. Короче, наплевательское отношение к чужим жизням явно было присуще всем присутствующим.

Если честно, я и сам не лучше людей, сидевших напротив. А возможно, даже хуже, потому что они более прямы и честны в своём безразличии к чужим жизням, а я что-то накручиваю. Та же Алина была для меня никем, и не скажу, что сильно за неё переживал бы, будь она сейчас жива, или что расстроился потому, что люди погибли прямо у меня на глазах. Просто это было впервые, когда я увидел трупы, да ещё и в таком виде.

Но ведь и раньше чужое горе не так уж и трогало меня. Когда читаешь новости, что из-за теракта погибли люди, или кто-то пострадал в ДТП, или умер от болезни, или попал в плен на войне, или остался инвалидом в результате несчастного случая… В общем, чужое горе воспринималось как нечто далёкое, не связанное с тобой. Потому подобные трагические события оказываются лишь информацией, которая никак не трогает за живое.

Да и все люди такие: пишут в социальных сетях о чьём-то горе или обсуждают какие-то очередные негативные новости, кого-то осуждают, кого-то поддерживают, но на самом деле абсолютному большинству это безразлично, ведь напрямую их не касается. Новости о войне, голоде, чьих-то зверствах ежедневно читают три-четыре миллиарда человек на Земле, и почему-то не помню я трёх-четырёх миллиардов сочувствующих, делающих хоть что-то, чтобы всё изменить — каждый вместо этого живёт своей жизнью, выстраивая собственную зону комфорта. А те, кто ходит с лозунгами «Остановите войну» или «Прекратите страдания», в девяноста девяти случаях из ста пытаются либо пропиариться, либо заработать.