Одевшись, уже своими силами я доковылял до кровати и с облегчением уселся.

В соответствии с окружающим антуражем, я подумал, что набивкой в местных матрацах будет сено, но наполнитель оказался на удивление мягким и воздушным. Возможно, в качестве наполнителя использовался пух, но развязывать мешок и заглядывать в него я не стал, хоть и терзало любопытство.

Сидя на кровати, я внимательно наблюдал за дальнейшими действиями рабынь. Сначала подумал, что девочки позовут кого-то на помощь, так как утащить такую здоровую кадку с водой у них физически не получится, но ошибся. Они стали вычерпывать содержимое кадки ведром и выливать воду у стены на противоположной стороне от кровати. Посмотрев внимательнее, я понял, что в полу есть неглубокий десятисантиметровый жёлоб, а в нижнем углу стены, на которой располагалось окно, не было одного кирпичика, вернее, камня. Вода, вылитая в жёлоб, просто вытекала наружу.

«Хм, продуманно».

После всех манипуляций девочки вдвоём наклонили кадку, вылили остатки воды в местную «канализацию» и покатили уже пустую ёмкость из камеры.

Встав с кровати, я попытался выйти вслед за рабынями. Боль в теле опустилась до терпимого уровня, поэтому стоило пройтись и осмотреться.

– Вам нельзя наружу, – одна из девочек повернулась ко мне и перегородила дверной проём, выставив свою тонкую ручку и дав понять, что выходить из камеры мне запретили. А то, что это именно камера, я даже не сомневался, глядя на металлическую решётку в окне.

Потом она указала пальцем на пустое ведро в углу, оставшееся после уборки, и произнесла:

– Ночной горшок.

Спорить не стал. Лишь проследил взглядом, как передо мной закрыли дверь.

«Ну всё. Я вновь заперт в своей одиночке…»

Так как заняться было всё равно нечем, прямо в одежде улёгся на кровать и уставился в потолок.

«Хм, а матрац действительно довольно мягкий и упругий».

Крутя головой и снова осматривая комнату, я остановился на ведре.

«Ну, прелестно. А ведь придётся всю ночь дышать собственным дерьмом… Э-э, а раньше ведро тоже как ночной горшок использовалось? А то я так-то мылся из него».

Мои депрессивные мысли прервал щелчок в замке и открывшаяся следом дверь. Одна из рабынь занесла поднос с расставленными на нём тарелками. Девочка молча подошла к столу, поставила на него поднос и удалилась из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.

Приблизившись к столу, я увидел на подносе миску с горячей похлёбкой, нечто, напоминающее овощное рагу с небольшим количеством мяса, огромный кусок серого хлеба и глиняный графин с каким-то напитком. Кроме этого, на подносе была пустая глиняная кружка, видимо, для этого самого напитка и деревянная ложка.

От запаха еды желудок заурчал с громкостью корабельной сирены, напомнив, что не работал по своему прямому назначению уже несколько дней минимум. Раздумывать я не стал, а сразу жадно набросился на принесённый обед.

Еда была… съедобной. Не отвратительной, не вкусной, а именно съедобной. По-другому это описать нельзя. Без грамма соли или каких-либо специй, да и сами ингредиенты богатым вкусом не отличались. Напитком оказался компот, сваренный из каких-то кислых фруктов без добавления сахара.

Сначала я думал, что тут будут пить разбавленное вино вместо воды, как древние греки, или что-то в таком духе, но напитком оказался именно компот.

Пообедав, я, не раздеваясь, завалился на кровать и стал прокручивать в голове всё, что со мной произошло. Тут я кое-что вспомнил.

«Как тот дед говорил? „Статус!“»