Благодарю вас. Спокойной ночи, господин Калинке.

Кстати, фрау Пфанрот, на выходные я собираюсь за город. Как вы думаете, погода будет хорошая?

Так ведь это вы у нас ясновидящий, — только и ответила мать. Машинка снова зажужжала, дверь закрылась.

Петер зубами вцепился в подушку, чтобы громко не расхохотаться. Но разбудили его не надолго. Когда мимо дома прогрохотал очередной поезд, он уже спал, и на сей раз очень крепко.

Возможно, все было бы по-другому, если бы этой ночью в мире произошло бы что-нибудь сенсационное, например, женщина родила бы сразу пятерых детей, кто-нибудь впервые покорил бы вершину Эвереста или у министра иностранных Дел крупной державы случился бы приступ аппендицита. Но ничего такого не произошло.

Эта ночь, как на грех, буквально тонула в скуке. Даже правительство нигде не свергли. Казалось, все революционеры мира сговорились именно этой ночью хорошенько выспаться вместе со своими бомбами.

Не удивительно, что утренним газетам не осталось ничего другого, как вынести на первые полосы крупные заголовки о вчерашнем ограблении банка и заполнить этой информацией первые колонки. Ограбление было выжато как лимон. "Нападение на банк среди бела дня!" "Гангстеры под видом киноактеров украли сотни тысяч марок!" "Самое дерзкое ограбление банка за последние годы!" Между длиннющими статьями были опубликованы фотографии, в том числе директора банка и шефа "Глобаль-фильма". И, конечно, снимки с места ограбления, причем если на них был запечатлен комиссар Лукас, на него указывали специальные белые стрелки, а имя его не раз мелькало в статьях.

К сожалению, газетчики написали о происшествии в ироничных тонах. Разумеется, они осуждали бандитов. Но в то же время признавали, что дерзость этого преступления превосходит все, что было совершено до сих пор. И полиции не оставалось ничего, как только проглотить эту горькую пилюлю.

"Где же были хваленые блюстители порядка? — вопрошала "Моргенпост" и тут же отвечала — Со всей свойственной им предупредительностью они, организовав надежное оцепление, позаботились о том, чтобы ничто не помешало ограблению банка. Троекратное ура, ура, ура!" "…А наша милейшая полиция стояла у места происшествия и с интересом наблюдала, не пошевелив и пальцем!"— издевалась "8-часовая газета".

Главным объектом нападок был, конечно, директор Международного торгово-кредитного банка. И тут всех переплюнула газета "Эхо". Она поместила огромное, на две колонки, фото любезно улыбающегося Дегенхардта с подписью внизу:

"Пожалуйте, господа, не стесняйтесь! Сейф в углу слева!"

В переполненных вагонах подземки и автобусах, в которых служащие и рабочие ехали в свои конторы и на заводы, редко можно было услышать столько смеха, как в это утро. Люди обменивались газетами, как коллекционными марками, читали друг другу вслух самые смешные места и показывали опубликованные фотографии. Многие бухгалтеры, секретарши, портовые рабочие так развеселились, что даже проехали свои станции.

— Ну, просто потрясно! — Шериф от возбуждения переминался с ноги на ногу, словно у него замерзли ноги. Он испытывал невероятное, редкостное удовольствие.

Он одолжил в соседнем киоске все утренние газеты и теперь сидел с этой кипой на лестнице между двумя высокими каменными колоннами у входа в здание вокзала. Все щетки и баночки с гуталином были разложены наготове, но пока еще лежали невостребованными, потому что ранним утром никто не рвался чистить обувь. Все спешили на работу — в магазины, конторы, финансовые ведомства.

Вдруг завизжал тормоз. Прямо перед ступеньками лестницы остановился велосипедист— это был, конечно же, Петер Пфанрот.

Привет, Шериф! — сказал он.

Тебе засчитывается опоздание на пять минут, — покачал головой Шериф. Потом он улыбнулся и показал на кипу газет, лежавших перед ним. — Вообще-то этого директора жаль, да и полицию тоже. — Шериф раскрыл "8-часовую газету". — Вот, послушай!

У меня к тебе серьезный разговор, — перебил его Петер.

Мы только и занимаемся, что серьезными разговорами, — буркнул Шериф и сложил газету. — Ну? Я весь внимание! — Эмиль Шлоттербек подпер кулаками подбородок и, выжидательно посмотрев на Петера, перевел взгляд на здание вокзала.

— Дело вот в чем… — начал Петер и рассказал по порядку всю историю: и про объявление в газете, и про отель "Атлантик", и что сказала мать, и что ответил он. Не утаил и того, о чем мечтал вчера вечером, уже лежа в постели. Как-никак Шериф был его компаньон и лучший друг.

В это время господин Шиммельпфенг в пальто и шляпе как раз подходил к двери своего цветочного магазина на крытом перроне. Продавщица вместе с девочкой-ученицей уже ждали его.

Итак, желаете стать профессионалом гостиничного сервиса, да еще в "Атлантике". В этом что-то есть, ваша честь, — сказал Шериф.

Ты считаешь, стоит попробовать?

Никаких сомнений!

Тогда мне придется просить вас, уважаемый коллега, дать мне отпуск на сегодняшний день. — Петер уже садился на велосипед.

Уматывай, — сказал Шериф. — И если дирекция потребует рекомендаций, можешь дать мой номер телефона.

Козявка! — только и успел крикнуть Петер, исчезая среди автомобилей и прохожих на привокзальной площади. Шериф какое-то время смотрел ему вслед. Потом снова взялся за свою "8-часовую газету", собираясь продолжить чтение. Но как-то не читалось. И он стал смотреть, что происходит на перроне.

Там господин Шиммельпфенг украшал свою витрину. Каждое утро он занимался этим самолично. Вот и сейчас он выдвигал на видное место вазу с ландышами.

Шериф сидел на своем ящике со щетками и гуталином. Вообще-то хорошо, что он остался один. Когда ему хотелось в чем-то разобраться и придать стройность своим мыслям, он предпочитал одиночество. То, что рано или поздно им с Петером придется расстаться, Шериф предчувствовал и раньше и очень этого боялся. Петер был на целый год старше, и Шерифу нетрудно было прикинуть, что другу раньше, чем ему самому, придется проститься с ремеслом чистильщика и заняться поисками настоящей профессии.

Конечно, нового компаньона он найдет. Но такого, как Петер Пфанрот, больше не будет. И еще грустнее были мысли о будущем. В мечтах Шериф давно уже выстроил всю будущую жизнь, вернее, даже две жизни: свою и Петера. Шериф с детства хотел стать автомехаником. Это решение было таким же прочным и непоколебимым, как памятник Бисмарку в конце Репербана. Там, как раз около дома, где жил Шериф, была большая автомастерская. И еще до того, как пойти в школу, Шериф вместе с механиками залезал под автомобили и, лежа на спине, разглядывал нагромождение всяких металлических деталей, промасленных приводов и шестерен. Он и теперь заходил туда всякий раз, когда выпадала свободная минутка.

И потому не удивительно, что в ремонтной мастерской держали место ученика для Эмиля Шлоттербека. Но сам он ждал, когда младший брат окончит начальную школу и займет его место чистильщика. Для семьи Шерифа любой приработок был очень существен.

Шериф мечтал, что и Петер, может быть, станет автомехаником. И вот точно так же, как сейчас они вместе чистят обувь, они когда-нибудь вместе будут копаться в двигателях или лежать под автомобилями, ремонтируя их. Они бы работали и учились, как одержимые, пока на них не обратил бы внимание какой-нибудь большой завод и его важный генеральный директор не сказал бы им: "Именно такие молодые люди нам и нужны!"

В мгновенье ока их назначат спецмеханиками. И, конечно же, приставят к команде гонщиков, потому что машины этого завода участвуют во всех больших автогонках. Вместе с этими машинами Петер и Шериф отправятся с улицы Нюрбургринг до самого Монте-Карло, а оттуда — во все уголки земного шара.

Где-нибудь в Мехико лидирующий гонщик за пять минут до старта позвонит из отеля и скажет, что у него внезапно началась корь и он не сможет участвовать в гонках.