Что же удивительного в том, что Луна не хочет отпускать свою Дочь, свою рабыню?

Но Даниил вырвет ее из плотных удушающих объятий. Он поклялся это сделать так давно, и так много неудач постигло его на этом пути. И за все его ошибки платила Илли. Мужчина не сдастся теперь, когда уже никто не сможет помешать ему. Он был слишком близко к цели, чтобы опустить руки.

И Отец внял его молитвам. На долю секунды, на один короткий миг, он увидел чувства в глазах девушки. Да, это была ненависть. Обжигающая, сбивающая с ног.

Если бы она захотела, вполне могла бы убить его. Но это не имело значения. Если она ненавидит его, значит помнит. В таком случае все, что он делал, имеет смысл.

Илли наверняка считает, что он предал ее, забыл свою клятву. У нее было право думать так. Десять лет огромный срок, чтобы успеть прийти к любому выводу. Но он не предавал.

Разбивая голову день за днем о твердыню Конклава, Даниил понял одну простую истину. Он был глупцом. Самонадеянный юнец, возомнивший себя умнее многих. Не он вырвался из Конклава - они отпустили его. Зачем? Он думал над этим последние десять лет, но так и не нашел ответа. До вечера, когда Арман пришел к нему с этим предложением. Он мешал им тогда. И они дали ему то, что, как казалось парню, он хотел больше всего - ему кинули свободу, словно подачку, а он, глупый слепец, вцепился в нее, мечтая, что сможет подарить ее Иллие. Он поклялся девушке, что освободит ее. Но не смог. Тогда не смог. Теперь его никто не остановит…

Слух Даниила резало, когда она называла его Гэрем или кашим, но Илли имела право на месть. Он заслужил ее презрение. Мужчина знал каждую секунду обряда становления Дочери Луны. Он видел, через что проходили ее сестры. Так как сам, будучи обучаемым, был обязан присутствовать на обряде. Это присутствие было часть его личного обряда посвящения. Сейчас Илли двадцать шесть. Они начали в шестнадцать, когда избавились от него. Даниил не позволял Конклаву даже приблизиться к ней, пока был рядом. Десять лет. Она прошла две трети становления.

Он прошел весь этот путь вместе с ней, пусть девушка и не подозревала об этом.

Это было его наказание, кара, назначенная Даниилом себе самим. И им же приведенная в исполнение.

Теперь он должен успеть до начала третьего этапа. Самого короткого, но и самого разрушительного. Того, через что она уже прошла, вполне хватит на двадцать жизней.

Даниил и сам проходил через нечто подобное когда-то. Как и все дети Матери. Но чем выше было положение, тем серьезнее и скрупулезнее проводился обряд. Мужчина был уверен, что ни один из сильных, неуправляемых и гордых воинов, стоящих внизу, не пережил и толики того, что вытерпела хрупкая и невесомая Дочь Луны. Разве что, этот кашим, стоящий за ее спиной, перенес нечто отдаленно похожее. Если, конечно, этого листера готовили к сопровождению Дочери, а не назначили за неимением другого выбора. Сам Даниил полностью закончил подготовку. Оттого и мечтал сбежать, вырваться, не дать Иллие пройти через нечто, в сотни раз худшее, чем довелось ему. Но мужчина потерпел поражение.

Разговор на холме продолжился, отрывая Даниила от размышлений. Хоть они и определились с защитниками Камня и Дочери Луны, необходимо было решать проблемы насущных военных действий. Мужчина не интересовался гаррунами последние десять лет. Он жил среди людей, и пытался вернуться в род. Даниил никогда не рассматривал гаррунов иначе, как врагов, не смотря на то, что в его сосудах текла и их кровь. Он был сили"ном до мозга костей. Конклав великолепно поработал над этим. Все, кого он когда-либо считал друзьями, все, кого он любил - были в этом народе. А значит, у него не было ни выбора, ни желания менять расу. И теперь его враги охотились за тем, что хотел Даниил - у Конклава появился самый преданный и сильный воин. Килим не мог не знать об этом, когда присылал Армана.

Как же сложно идти по своему пути, не подчиняясь никому. Почти невозможно.

Даниил практически перестал верить в саму вероятность этого.

Мужчина подумал о тех, кто будет вместе с ним выполнять поручение Конклава. Он ничего не знал об Анри, это стоило изменить.

Измиль - это был естественный, хоть и осложняющий ему жизнь, выбор. Не приходилось сомневаться, что Измиль мало поменялся за прошедшие годы. А значит, он был наглым, самоуверенным, и бесконтрольным. Он никогда не рассматривался Конклавом как возможный Оберегающий, или новый советник. На него было трудно опираться. Эта мысль вызвала в Данииле лишь мимолетное огорчение, он справлялся и с худшим.

Колин был полной противоположностью Измиля. Когда-то, Конклав считал, что он сможет стать Оберегающим. И какое-то время Колин и Даниил проходили подготовку вместе. Но тот не выдержал. Он был слишком мягким, Колин сломался на первом же этапе. Но это не мешало им оставаться друзьями. Даниил уважал воина, и, только возможно, завидовал в глубине сердца моральной стойкости последнего. Не всякий выдержал бы подобное падение.

По крайней мере, то, что им всем предстоит, будет интересно…

Селена слушала разговоры советников, и старалась сохранять безмятежность в душе.

Находясь так близко к ней, Килим, определенно, был в состоянии уловить ее чувства. Этого нельзя было допустить. Девушка пыталась внимательно слушать все, что произносилось. Хотела понять, поучаствовать.

Но не могла. Гэрем мешал ей. Ее душу жгло. Она разрывалась от противоборства чувств, и попытки их спрятать. Зависть разъедала ее. Кашим был свободен. Его никто не мог ограничить. Никто не приказывал ему, что он должен делать. Никто не мог наказать за проступок. Как он посмел появиться здесь, после того, как предал ее?! Он обещал эту свободу ей, и не вернулся…

Но каждую минуту ее становления его голос, его сознание было с ней. Удерживало, не давало забыть, кто она, что было до этой вечности подчинения и боли. И тогда в ее душе родилась ненависть. Зачем ей помнить себя, если не будет освобождения?

Лучше бы она забыла свое истинное имя, забыла, как жила ранее, что умела чувствовать, и покорилась. Но он не давал ей.

Наконец-то, этот совет был окончен. Главы полков получили указания о сборе армии.

Послы были направлены к людям, для предложения объединения в новой войне.

Предварительная тактика продумана, и действия просчитаны. Селена могла покинуть Конклав. Девушка спокойно шла между воинами, размышляя об иронии ее судьбы.

Направляясь сюда, она возмущалась наглостью Конклава, навязавшего ей одного охранника. Теперь их было четыре, но Селене не приходило в голову возмущаться.

Каким диким образом в ней осталась еще жажда к жизни? Неужели ее существование приносило хоть какое-то извращенное удовольствие подсознанию девушки? Это было смешно, но, похоже, что именно так и было.

Селена сделал вид, что не заметила как к молчаливому Анри, тенью следовавшему за ней, присоединился Гэрем; как подошел, усмехаясь и склонив золотую голову, Измиль; как поклонился ей, и присоединился к ним Колин. Ей даже удалось сохранять свою невозмутимость, когда за спиной начались тихие приветствия. Но сдержанности Селены хватило ровно до того, как Колин с восторгом в голосе обратился к кашиму:

- Дани…

Нет! Она не хотела этого слышать! Не хотела вспоминать! Почему сейчас? Они почти вышли из пределов внимания Конклава. Ей почти удалось…

Вихрь закружился вокруг их группы, она все же не смогла сдержать гнева и раздражения. Девушка сжалась внутри. Селена привлечет внимание, получит еще один элемент узора. Будь они все прокляты! Молнии заискрились в потоках воздуха, но никто, кроме них пятерых, не увидел этого. Вихрь затянуло пламенем, на какой-то миг их окружила призрачная пылающая воронка, и исчезла, скрывая проявление ее слабости.

Он стал сильнее, гораздо сильнее, чем Селена помнила его. Но зачем кашим сделал это? Не поздно ли выполнять свои обязанности?

Все присутствующие настороженно замерли. Селена позволила себе обернуться и окинуть стоявших за ней взглядом. Килим смотрел на нее. Подозрительно, внимательно, но… неуверенно. Неужели уловка кашима удалась? Неужели Конклав не поймет, что произошло?