— Вы очень мерзкий человек, — выдал Гигант. Олега это не останавливало. Я знал, связываясь с ним, что он поднимет бунт на корабле, но верил в лучшее. Черный день настал сегодня.

— Тебя это не тронет, Вадим, ты прав. А вот его порвет. Куда бы он не шел устраиваться на работу, о нем будут ползти такие слухи, — Олег покачал головой. — Он до этого сидел в уголочке, а это совсем уничтожит его.

Я испуганно посмотрел на Илью. Он тяжело дышал. Не ясно, что он ощущал: страх или ненависть.

— А что, если я пошлю тебя? Ты же знаешь, что я могу огородить кого угодно от напасти общества. Денег хватит парочке людей заткнуть рты.

— А я не договорил, — он вывалил из портфеля бумаги. — Здесь все о том, как ты даешь взятки. И не важно, что они проходили через меня, на всех документах твоя подпись. Пошлешь меня сейчас — сядешь и потянешь за собой этот шкаф и тетушку.

— Спрашиваю еще раз: что тебе нужно?

— Для начала — убери говорящий предмет мебели с моих глаз. А дальше договоримся.

— Я не…

— Я уйду сам, — наконец сказал Илья. Он схватил бумагу, ручку с моего стола и сел писать заявление. Илья был очень сообразительным.

Третья нитка прошла через голову и вся моя тушка повисла на руке Олега.

Я погнался за ним. Все давно ушли домой. Голова лопалась. Беседы с Олегом были долгими, мучительными. Он ставил много условий, вплоть до перевода фирмы. Я пытался искать уловки, но на тяжелую голову ничего не думалось. Больше всего мне было стыдно за то, что я подставил Илью, втянув это невинное существо в свой грязный мир.

— Подожди! — я остановил его на лестнице. Облака сошли с неба и я думал, что завтра будет солнце — единственный просвет в моей жизни.

Гигант остановился, держа в руках небольшую коробку с вещами. Ему было двадцать, мне — тридцать пять. Он был хорошим, я — дураком.

— Не переживай, я все налажу. Сегодня приеду домой поздно, поешь без меня, ладно?

— Я приеду к вам, чтобы собрать вещи, — он отвечал холодно, как в наш первый день знакомства.

— Что? — никого не было. Звезды стали свидетелями нашего разрыва. — Ты хочешь на время переехать к себе?

— Навсегда. Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были проблемы. Нам нужно перестать видеться. Все нормально.

Ветер бушевал, но мне было холодно не от него. Я искал слова, карточки, тузы в рукаве. Я искал хоть что-то, чтобы задержать его и переубедить в обратном.

— Все изменится, трудности случаются.

— Вы на своем месте, а я должен быть на своем. Вам не к лицу такой, как я. Людям не понравится, что вы трахаетесь с мужиком, — впервые я услышал от него ругательство. Я хотел его ударить и прочитать нотацию о том, что это мерзко.

— Не смей говорить такие слова! Не ты ли учил меня принимать счастье таким, какое оно есть?

— Я. Но мы с вами понимаем, что мы разные люди. Я изменюсь, а вы — никогда. Вам хорошо там, где вы живете. Не ломайте себя.

Мне казалось, я расплачусь:

— А нахера ты тогда тратил время на меня? Зачем тебе это было нужно?! Ты же ведь знал, что все закончится так. Хотел попробовать? Пожрать безответную любовь? Ты видел, что я не могу в себе разобраться.

— Мне все равно, что вы чувствуете ко мне. Главное, что я знаю другое.

— И что же?

И тут этот мальчишка сказал то, что убило старика:

— Я знаю, что я люблю вас. Этого достаточно для моего счастья.

Это был истерический смешок. Кажется, я правда ревел:

— Ну и дурак же ты. Готов радоваться такой ерунде.

Мне снова хотелось его ударить. Так сильно, чтобы он почувствовал через толстый слой себя, что я чувствую. А потом сказать в ответ, что тоже очень сильно люблю и выпросить в долг немного времени, хоть под проценты.

Но я ничего не мог промямлить, потому что был трусом. Так и стоял с опущенной головой.

— Я могу сказать то, что хотел сказать еще с переезда сюда?

Я кивнул.

— Вы многого достигли, Вадим Александрович. Вы смогли исполнить мечту детства — строить дома. Купили это здание и осчастливили своих рабочих. Вы подарили такому уродцу незабываемый месяц счастья. Пожалуй, лучший в его небольшой жизни. Я хотел вам сказать, что вы — большой человек, Вадим Александрович.

Только звезды были свидетелями произошедшего. Я вдохнул побольше холодного воздуха и вдруг понял, что изменилось сегодня. Мальчишка улыбался. Старик плакал.

-7-

Олег останавливает машину у магазина. У меня так сильно болит голова, что я еле соображаю. Кажется, мне не просто ставили условия, а предварительно затащили в подвал и избили.

— Не корчись. — Он затягивается сигаретой. Меня почему-то тошнит от их запаха. Сегодняшнее серое утро стало для меня новой пыткой. Я долго старался убедить себя, что произошедшее — сон, но у меня ничего не вышло. — И поспи в эти выходные. В суде мне твой труп совершенно не интересен.

Он открывает окно, выкидывая окурок. Гул машин врывается внутрь вместе с холодным ветром. Я ежусь, пытаясь натянуть рукава пуловера на окоченелые пальцы.

— Поешь, совсем бледный.

— Мне твоя забота не уперлась, — наклоняю голову вперед, касаясь лбом коленей. Меня знобит. Лето, что с тобой не так?

— Не кусайся, бесполезно.

Я взъерошиваю волосы, пытаясь собраться с мыслями, прочищаю горло и выпрямляюсь.

— Ты мне поясни, почему бы тебе не перевести фирму на себя?

— Хитрый, — он хмыкает, хлопая рукой по моему колену. — А на ком же она будет держаться? Свалит самый талантливый архитектор, свободный художник, властный Вадим, — он рассыпается в комплиментах. Мои руки медленно сползают с головы на лицо. Пряди падают вниз, преграждая обзор счастливой рожи Олега. — Кто же тогда будет проекты делать? Тебя же не заставишь против воли работать, все развалится к чертям, отразится на моей репутации.

— Чего я тебе сделал-то? — Хлопаю себя по щекам. — Может, я чего в этом «нетрезвом» состоянии не понимаю?

— Ты меня уволил с хорошего места и опозорил перед всеми, — он поворачивается ко мне, наклоняясь и шипя: — Мне хочется, чтобы ты на своей шкуре испытал весь этот кошмар. Хочу, чтобы узнал, как это — лишиться всего в одночасье.

Я не понимал, что стоило мне делать в такой ситуации: смеяться или плакать. Олег выгреб из меня деньги, нервы, силы и, кажется, душу. Душу, которую я вложил в создание всего этого. Я знал, что мерзавец уже устроился работать в подобную организацию. Поэтому признание моей фирмы банкротом — лучший метод борьбы с конкурентами.