Немного погодя я включаю телефон, телевизор. Жара и духота с новой силой наваливаются на меня, и я курю одну за другой, пока пепельница не наполняется до краев. К счастью, холодильник работает, и я могу пить водку со льдом. Маленькая, но все же радость. Откинувшись на спинку дивана, я окидываю взглядом обстановку своего жилища.

Позвольте мне описать тот райский уголок, который подыскали для меня Скотчи и Темный. Нет, не то чтобы я был неблагодарной скотиной — ведь они дали мне работу, нашли жилье! С другой стороны, свое содержание я отрабатываю с лихвой. В конце концов, я у них чуть не единственный, у кого в мозгах больше одной извилины. Впрочем, ладно… Сами они, конечно, живут в одном из лучших районов Бронкса, в конце Первой линии, но мне они заявили, будто там нет свободных квартир. Представляете? Так, во всяком случае, сказал Скотчи, а я был настолько наивен, что ему поверил. Нынешняя моя квартирка обходится примерно в пятьсот баксов ежемесячно, и эти деньги, само собой, вычитаются из моего жалованья. Как и стоимость мебели, которую, как впоследствии признался Скотчи, он приобрел на уличной распродаже буквально за гроши.

В моей квартире только одна спальня. Вонь из туалета шибает в нос, стоит только войти в прихожую. Рядом — ванная комната, где стоит ванна на низеньких ножках. Под ванной — свой особый мир с собственной флорой и фауной, которую затруднился бы описать сам Дэвид Аттенборо со всеми ресурсами Би-би-си за спиной. Далее идут коридор и кухня, в которой не то что кошке — мышке негде повернуться. Газовая плита с постоянно гаснущей контрольной лампочкой. На всем — многолетние отложения засохшей жирной грязи. В стенах и за плинтусами глубокие щели.

В гостиной стоит телевизор, подключенный к бесплатным кабельным каналам, и внушительных размеров диван с мохнатой обивкой тошнотворно-желтого цвета.

В спальне поместились футоновый матрасик на полу, шифоньер, стол и стул.

Дневной свет в квартиру почти не попадает. Пыльные окна гостиной глядят в крошечный внутренний дворик, окна спальни выходят на задворки многоэтажных зданий на 122-й улице. Если вылезти на площадку пожарной лестницы (что я часто проделываю), сесть на стул и смотреть вверх, то сквозь бреши в кронах лиственниц можно видеть кусочек неба и — время от времени — пролетающий самолет. Пожарная лестница насквозь проржавела, она скрипит и раскачивается при каждом шаге; если в доме будет пожар, все мы неминуемо погибнем, и все же в моей квартире это самое приятное место.

Серьезная проблема — тараканы. Я вселился сюда в прошлом декабре и с тех пор веду с ними партизанскую войну. Привыкнуть к их существованию мне так и не удалось. Я так и не достиг известного в практике дзен невозмутимого спокойствия, которое позволило бы мне делить с этими тварями духовное и физическое пространство. В Ирландии тараканов нет. В Ирландии вообще нет подобных тварей. Очень редко бывает, что в дом проберется полевая мышь или залетят в окно пчела, жук или божья коровка. Но никаких тараканов и прочей мерзости…

Впрочем, в последнее время я начал испытывать к тараканам нечто вроде уважения. Я по-прежнему терпеть их не могу и в то же время — уважаю. Я обезглавливал их, травил, ошпаривал кипятком, сжигал, снова травил, и все же они каким-то образом ухитрялись выжить. Как-то раз я уронил на одного крупного таракана литровую бутылку кока-колы, но негодяй уцелел. В другой раз я высыпал на таракана с полфунта борной кислоты, накрыл кастрюлькой и придавил сверху кирпичом. Сразу после этого я на неделю улетел во Флориду, куда мы все ездили на похороны брата мистера Даффи. Когда я вернулся и снял кастрюльку, этот мерзавец преспокойно почистил усики и уполз в дырку в стене. На моем личном счету этот таракан должен был стать примерно двухсотым, но, как выяснилось, зарубку на цевье своего верного «винчестера» я сделать поспешил. Этот случай стал мне хорошим уроком. Летчикам королевских ВВС времен Битвы за Британию тоже разрешалось записывать на свой счет очередную победу, только если они видели, как самолет противника ткнулся в землю.

От тараканов буквально не было житья. Они ползали по мне ночью. Они шуршали в стенах. Мои ловушки служили им чем-то вроде бесплатных закусочных. Время от времени тараканы отращивали крылышки и принимались летать. Я жаловался Ратко, но он в ответ только смеялся и водил меня показывать свою квартиру в подвальном этаже, которая, пожалуй, была еще хуже.

Зато…

Зато у меня была пожарная лестница.

Я закуриваю еще одну сигарету и выбираюсь на ржавую решетчатую площадку. Вдали перекликаются полицейские сирены. Лают собаки. Где-то ссорятся или просто громко разговаривают. Я курю. Сижу на стуле, втягиваю дым, задерживаю в легких… Задерживаю. Выдыхаю. И вместе с дымом выбрасываю из головы все мелкие заботы и проблемы. Ну их…

Я живу на углу 123-й и Амстердам-авеню в одном квартале от охраняемой территории, принадлежащей Колумбийскому университету. В университете прилегающий район предпочитают называть Морнингсайдскими холмами, чтобы не пугать родителей, многие из которых упали бы в обморок, узнав, что писать своим чадам им придется в хренов Гарлем. Но, как его ни назови, Гарлем остается Гарлемом. Правда, квартал к северу от университета по-своему неплох, но и он не лишен недостатков, свойственных всем проектам, которые финансировало правительство. Что касается кварталов, расположенных восточнее, то это действительно ад. Дома здесь обветшали и буквально разваливаются на куски, к тому же большинство из них облюбовали любители крэка. После наступления темноты парк Морнингсайд становится по-настоящему опасным, да и кварталы, протянувшиеся до 125-й улицы, немногим лучше. Там даже я не мог чувствовать себя спокойно — слишком уж я выделялся на общем не белом фоне. Правда, на всякий случай я выучил несколько испанских слов в надежде, что в критических обстоятельствах мне удастся сойти за доминиканца, но особенно рассчитывать на это не приходилось — моя белая как бумага ирландская кожа выдала бы меня с головой.

Я бросаю бычок и лезу через окно обратно в спальню. Кондиционера в квартире нет, а вентилятор только гоняет по комнатам горячий воздух. Мне хочется освежиться, и я иду на кухню, чтобы достать из холодильника банку пива «Милуоки». Худшего пива я просто не знаю. Его готовят из пророщенной кукурузы, что нормальному человеку даже в голову не придет. Единственное его достоинство — низкая цена, а если включить холодильник на полную мощность, чтобы пиво заморозилось, отвратительный вкус почти не чувствуется.