— Знаете, мисс Годфри, — добродушно произнес инспектор, — все это понятно, а как же насчет миссис Констебль? Что именно случилось с ней?

Роза сидела не шевелясь.

— Потом... Она просто исчезла. Она стояла там как статуя, как я уже сказала. Потом я увидела, как она взмахнула руками и с криком упала вниз... Исчезла. Я слышала глухой стук... О, я никогда в жизни этого не забуду! — Роза дернулась на стуле и непроизвольно ухватилась за мать.

Миссис Годфри, которая сидела неподвижно, сухо погладила ее руку.

Повисло молчание. Затем Молей спросил:

— Кто-нибудь еще видел что-нибудь? Или слышал?

— Нет, — ответил Корт. — Я хотел сказать, — пробормотал он, — что я ничего не видел.

Никто больше не проронил ни звука. Молей повернулся на каблуках и, не разжимая рта, бросил судье и Эллери:

— Пойдемте, джентльмены.

Разрозненной вереницей они поднялись наверх, каждый занятый своими мыслями. В коридоре, напротив комнаты миссис Констебль, они увидели двоих поджидающих мужчин в униформе; у их ног лежали уже знакомые, зловещего вида носилки. Криво усмехнувшись, Молей открыл дверь, и все последовали за ним.

Коронер только что вернул на место простыню. Распрямившись, он бросил сердитый взгляд на вошедших. На кровати бесформенной грудой возвышалось тело. На простыне были пятна крови.

— Ну как, Блэки? — спросил Молей.

Костлявый коронер подошел к двери и что-то бросил ожидающим снаружи. Они вошли и, опустив носилки на пол, повернулись к кровати. Эллери и судья инстинктивно отвернулись.

Когда они обернулись снова, кровать была уже пустой, тело лежало на носилках, а санитары вытирали пот с бровей. Никто не проронил ни слова, пока не унесли носилки.

— Итак, — сердито начал коронер; на его впалых щеках горели красные пятна. — Черт бы вас побрал, вы что, считаете меня волшебником? Она мертва, и все. Умерла в результате падения. Если хотите знать, сломала спину и, кроме того, слегка повредила голову и ноги. Черт! От ваших пташек меня просто тошнит.

— Что тебя так нервирует? — проворчал Молей. — Ни тебе пулевой раны, ни ножевой — ничего такого ужасного!

— Ну да!

— Это хорошо, — произнес Молей медленно, потирая руки. — Это важно. Все проще простого, джентльмены. Миссис Констебль оказалась перед лицом пропасти — со своей любовной интригой, умирающим мужем и обывательской моралью женщины среднего класса. Она не захотела обратиться к своему муженьку, дабы все тихо уладить, а у нее самой не было ни гроша. Поэтому, как только она узнала от меня, что ее письма и все остальные документы отосланы мне — черт, как нехорошо получилось! — она воспользовалась единственным выходом, который нашла для себя.

— Вы хотите сказать, что она совершила самоубийство? — спросил судья.

— Попали в яблочко, ваша честь.

— Хоть раз, — буркнул коронер, закрывая свой ужасный саквояж, — вы говорите дело. Именно так я и считаю. Нет никаких физических следов насилия.

— Вполне возможно, — согласился судья. — Эмоциональная нестабильность, весь мир рухнул у нее на глазах, критический возраст для женщины... да, да, такое вполне возможно!

— Кроме того, — со странным удовлетворением в голосе произнес Молей, — если Роза говорит правду — а она, несомненно, говорит правду, — то это не могло быть ничем иным, кроме как самоубийством.

— О, вполне могло, — возразил Эллери.

— Что?! — Молей вздрогнул.

— Если вы хотите поспорить, инспектор, то, с теоретической точки зрения, я повторяю: «Да, вполне могло быть».

— Да вы что! Вокруг нее на расстоянии пятнадцати футов не было ни души, когда она прыгнула вниз! В нее не стреляли, и на ней не обнаружено ножевой раны. Так что все ясно. Вот так-то. Написать отчет о таком деле — одно удовольствие! — Но он продолжал наблюдать за Эллери с явным сомнением.

— Удовольствия разнятся. Эта женщина упала на спину?

Коронер подхватил свой саквояж и скорчил страдальческую физиономию.

— Я что, должен отвечать этому парню? — прохныкал он, обращаясь к Молею. — Он только и делает, что задает дурацкие вопросы. Он мне не понравился с самой первой минуты, как только я его увидел.

— Да ладно тебе, Блэки, кончай умничать, — громыхнул инспектор.

— Да, сэр, — колко подтвердил коронер, — именно на спину.

— Вы не следуете естественным образом методу Сократа, — улыбнулся Эллери; затем его улыбка исчезла, и он спросил: — А перед тем, как упасть вниз, она стояла на самом краю, верно? Видимо, так. И чтобы потерять равновесие, ей нужно было совсем немного, я прав? Разумеется, прав.

— К чему ты клонишь, Эллери? — спросил судья.

— Инспектор Молей, мой дорогой Солон, по-видимому, находит самоубийство миссис Констебль очень удобным.

— Что, черт возьми, вы имеете в виду?

— Хотите возложить ответственность на нее, да?

— Послушайте...

— Ну-ну, — протянул Эллери, — я же не говорю, что она не совершала самоубийства. Я просто хотел обратить наше внимание на то, что при имеющихся обстоятельствах миссис Констебль вполне могла быть убитой.

— Как? — взорвался Молей. — Как? Вы не можете без конца вытаскивать кроликов из вашей шляпы! Вы сказали...

— Я только собирался это сказать. О, следуя примитивному методу, наверняка так, но в таких случаях все надо очень тщательно доказывать. Я утверждаю, что с теоретической точки зрения кто-то мог стоять в кустах, невидимый глазу миссис Годфри и нам, и бросить в спину миссис Констебль камень — промахнуться было бы трудно, мишень уж очень большая, если вы вспомните анатомические особенности строения этой женщины.

Они встретили это гробовым молчанием. Коронер глянул на Квина с тоской. Молей грыз ногти. Затем судья проговорил:

— Известно, что Роза не слышала никаких других звуков и не видела убийцы, но ведь она смотрела прямо на миссис Констебль. Разве она не заметила бы камня, попавшего ей в спину?

— Ну да, — оживился Молей, его мрачность мгновенно улетучилась. — Вы правы, судья! Разве она не заметила бы, мистер Квин?

— Вполне могла не заметить, — Эллери пожал плечами, — но тогда может быть лишь одно мнение. Обратите внимание, я не говорю, что так все и было. Я просто хочу вас предостеречь от опасности поспешных выводов.

— Ладно. — Молей вытер лоб огромным носовым платком. — Не думаю, что есть какие-то серьезные возражения против того, что это самоубийство. Это чистой воды демагогия, которая никуда не ведет. Кроме того, у меня в уме только что сложилась полная картина всего случившегося. И вряд ли вам удастся разнести мою теорию в пух и прах, мистер Квин.

— Теорию, которая покрывает все имеющиеся у нас факты? — уточнил Эллери, явно удивленный. — Если это правда, то мне придется принести вам свои извинения, инспектор, поскольку вы, вероятно, увидели то, что ускользнуло от меня. — В его тоне не было и тени сарказма. — Ну что ж, давайте послушаем.

— Вы считаете, что знаете, кто убил Марко? — спросил судья. — Искренне надеюсь, что это так. Вот было бы здорово, и я был бы счастлив убраться отсюда как можно скорее!

— Конечно, знаю, — отозвался инспектор Молей, извлекая из кармана помятую сигару и засовывая ее в рот. — Это миссис Констебль.

Эллери не сводил глаз с инспектора, пока они не покинули спальню, провожая коронера вниз и дальше, к его машине, после чего прошли через патио в залитый лунным светом сад. В патио не оказалось ни души. Судя по квадратным боксерским челюстям, Молей не обладал особыми интеллектуальными способностями; но из своего горького опыта Эллери знал, что никогда нельзя судить о человеке по его внешности или по поверхностному знакомству. Не исключено, что Молей уловил нечто стоящее. Эллери никак не мог избавиться от ощущения, что его собственные догадки об этом деле бесплодны; поэтому он с нетерпением ждал объяснений Молея, который, казалось, намеренно тянул резину.