Но проклятая крышка сдвинулась. Скрипя ржавыми петлями, она снова откинулась к стене. Коршун выпрыгнул наружу, на сравнительно свежий воздух узкой улицы, в последний момент не забыв приземлиться на неповрежденную ногу.

Он быстро огляделся. Вокруг — ни души. Юноша глубоко вздохнул и резко выдыхнул, очищая легкие от остатков вони, и поднял глаза к небу. В обрамленной зданиями темноте светились звезды, пробивавшиеся через плавающую в воздухе муть.

И еще там была луна, почти полная. Идеальная ночь для магических ритуалов, как вычитал Коршун в книге Лэнгланд. Ему нужно найти какое-то открытое место, поближе к нетронутой природе, но где отыскать такое в самом сердце городских джунглей? К счастью, он вспомнил, что совсем рядом есть нечто похожее. Стараясь, по возможности, щадить поврежденную лодыжку, он захромал прочь.

Небольшой парк был одним из нескольких, окружающих массивное здание католического монастыря. Над всем этим районом высилась гигантская усеченная пирамида с тысячами серебряно-зеленых зеркальных окон; пирамида подавляла своей массивностью.

Днем парки, окружавшие этот монолит, — крошечные пятачки с деревьями и тщательно подстриженной травой, — были зонами безопасности. За ними наблюдали охранники монастыря, одетые во все черное, — это были аскеты, которые жили в монастыре и любили прогулки в местах, напоминающих живую природу. Но по ночам охранники уходили из парка, а появлялись там ночные обитатели Сиэтла.

Парк, выбранный Коршуном, располагался близ южного входа в монастырь. Он был размером всего с городской квартал. Не так уж много, но среди деревьев в центре парка можно было на мгновение забыть, что находишься в самом центре города. Коршун опустился на влажную землю и взглянул на луну, плывущую, как корабль призраков, среди разбросанных по небу облаков.

Держа перед собой руки ладонями вниз, как будто грея их у воображаемого костра, Коршун тихо запел. Слова песни были из той же книги Лэнгланд, слова на языке прибрежного племени сейлиш. Хотя он не знал этого языка, в книге была приведена английская транскрипция, и сейчас они пришли ему на ум. Коршун лишь следил за произношением, а мелодию придумывал сам. «Может быть, для тотемов мелодия не так уж и важна, — подумал он. — Важно лишь то, что в моем сердце, в моей душе».

Он тихо запел:

Он закрыл глаза, мысленно повторил слова песни. Пусть мелодия унесет его боль и воспоминания о погоне. Пусть мысли его станут безмятежными, как поверхность горного озера в тихую погоду.

Коршун не знал, как долго он пел песню. Когда он остановился, горло пересохло, и голос охрип. Колени не гнулись и ныли, в лодыжке пульсировала боль. Он открыл глаза.

Ничего не изменилось. Он все еще был в небольшом парке, а не в стране тотемов. Он не услышал зова духов. Он был не шаманом, а всего лишь юнцом, пытающимся выжить в сердце городских джунглей.

Коршун посмотрел на небо. Луна скрылась за тучами, начал моросить слабый дождик. Юноша вздохнул.

Он поднялся на ноги, встряхнул руками, восстанавливая кровообращение, прихрамывая вышел из парка и растворился в ночи.

12 ноября 2053 года, 20.55

«Это место никогда не меняется», — подумала Слай. «Армадилло» — маленький темный бар в центре Пуаллуп,[5] заполненный, как правило, юнцами. Слай огляделась. Как обычно, они с хозяйкой бара, Терезой Смеланд, работавшей сегодня за стойкой, были здесь самыми старшими — старше всех лет на десять или больше, если иметь в виду Смеланд.

Смеланд поймала взгляд Слай. Хозяйка «Армадилло» — привлекательная брюнетка лет под сорок — была одета сегодня в простой комбинезон цвета хаки. Свет от ламп отражался в трех хромированных соединительных гнездах, введенных в висок женщины.

Слай улыбнулась и приветливо кивнула. Они со Смеланд были приятельницами. Возможно, не очень близкими, но все же больше, чем просто знакомыми. Одно время они дружили, но это было прежде… «Все это осталось в том „прежде“, — строго сказала себе Слай, подавляя воспоминания. Прежде их с Терезой связывало одно, сейчас их связывает другое.

Слай подняла руку и, щелкнув пальцами, указала на маленькую кабинку в глубине бара. Улучив минутку, Смеланд остановится у кабинки, принесет любимый напиток Слай и перекинется с ней парой слов.

Направляясь в кабинку, Слай смотрела по сторонам. „Армадилло“ мало чем отличался от любой другой дыры с выпивкой в Пуаллуп или где-либо еще в мегаполисе. Низкий потолок, изрядно потертый пол из керамической плитки. Маленькие столики и банкетки накрыты старыми скатертями из красного плюша, впитывающего пролитые напитки. Музыкальный фон составлял классический ангст-рок, доносящийся из динамиков, — что-то из „Джетблэк“, как показалось Слай. Были тут и два тридеоэкрана старого образца, но чаще всего завсегдатаи их игнорировали.

Похоже, они были моложе посетителей других таких же окрестных баров. И пили они не так много, словно беседа привлекала их сильнее, чем стремление забыться с помощью алкоголя. Возможно, этим бар выделялся среди прочих питейных заведений, но не настолько, чтобы „Армадилло“ кому-то крепко запомнился.

Слай вслушивалась в окружающий ее многоголосый гул. Вот что сделало „Армадилло“ тем, чем он был, вот почему он стал для нее любимым местом времяпрепровождения. В других барах завсегдатаи хвастались своими победами — сексуальными и прочими, добытыми прошлой ночью, трепались о спорте, о политике, пытаясь высказать все, что было у них на уме в данный момент. Конечно, что-то подобное было и в „Армадилло“. Но в основном разговоры шли о бизнесе. О весьма особом роде бизнеса.

„Армадилло“ был одним из самых любимых баров декеров в мегаполисе Сиэтла. Здесь у каждого, включая Слай, было введено в череп по крайней мере одно соединительное гнездо, а у некоторых их было четыре или пять. (Слай подумывала, что это показуха. Неужели кто-то действительно способен поддерживать одновременно столько каналов данных?) Здесь повсюду виднелись прочные дорожные кейсы „энвил“ с кибердеками: лежащие на столах, прислоненные к ножкам стульев, зажатые между колен. Многие из постоянных и случайных посетителей „Армадилло“ — консольные „жокеи“, ковбои Матрицы, сокрушители битов — называли их своей операционной базой.

На мгновение Слай позволила себе погрузиться в воспоминания. Кажется, не так давно она сидела в другом таком же баре. Не в „Армадилло“, но в почти таком же, „Ново Тенгу“ в токийском районе Акихабара. Слай вспоминала серьезные беседы, иногда подпитываемые саке, но гораздо чаще увлеченностью предметом разговора — о тайнах Матрицы и философии киберпространства.

Даже сейчас, после того как ее „отключили“ больше чем на пять лет, она все еще с наслаждением слушала разговоры декеров. Многие из них велись на очень приземленном профессиональном уровне: методы борьбы с последними поколениями льда, новые приемы эксплуатации старого оборудования, новые способы „выкручивать“ кибердек так, что он начинал работать на пределе своих возможностей. Прогресс в бизнесе — с точки зрения аппаратуры и программ, а также в вопросах основополагающей теории — был невероятен. Все продвинулось настолько, что большая часть бесед вокруг могла бы вестись и на языке эльфов — так мало Слай удавалось понять в них.

Но здесь решались те же вечные философские проблемы, что и в Акихабара. Призраки в Матрице, их разреженные и странные формы, которые, казалось, никак не связаны с декерами или с нормальными функциями компьютерных систем. Что они такое? Представители искусственного интеллекта AI? Но ведь утверждалось, что еще никому не удалось создать его. Или это мутации компьютерных вирусов, которые „поумнели“ в результате некоего электронного аналога биологической эволюции? А может, это души декеров, погибших в Матрице?