— На воротах наклеено объявление о сдаче квартиры, вот я и зашел посмотреть.
— Послушайте, господин Урицкий, — вмешался в разговор жандармский офицер, — что вам известно о сегодняшнем сборище руководителей комитета социал-демократической партии. Кто должен на нем присутствовать? Какие вопросы предполагается решать?
Вот все и стало на свои места. Кроме Захара Вырового, никто не мог сообщить жандармам о придуманном собрании. Из вопросов жандарма можно догадаться, что по адресу, названному провокатором, уже организована засада, которая с треском провалилась. Беспокоило одно: невозможность сообщить товарищам об установленном провокаторе. Но что будет с конференцией Спилки? Хотя похоже, что жандармов не так интересует этот союз, как комитет РСДРП. Судя по тому, как Выровой добивался иомощи Урицкого в привлечении к конференции членов комитета, других подходов к комитету у руководства Спилки нет. И никого из комитета на конференции не будет.
— Не понимаю, о чем речь, — ответил жандарму Урицкий, и теперь уже сам насмешливо посмотрел на него.
— Ну, как знаете. На вашем месте я бы чистосердечно признался и отправился на поиски работы, — сказал жандарм, понимая, что ничего от Урицкого не добьется. Он что-то приказал приставу и вышел из комнаты.
— Придется вас задержать, — сказал пристав.
Под конвоем двух жандармов Урицкого препроводили в участок, который оказался недалеко, буквально за ближайшим углом. Дежуривший в участке городовой был неожиданно вежлив. Он с любопытством приглядывался к прилично одетому господину и, полагая, что тот является «полуарестованным» до выяснения личности, предложил Урицкому снять пальто и подождать в канцелярии.
Сбросив пальто, Моисей расположился на старом, потертом до белизны диване и стал напряженно соображать, что делать с такой уликой, как целлулоидная пластинка с зашифрованными на ней адресами явок в Киеве. Она лежит вместе с часами в верхнем кармане сюртука. Прежде всего нужно попытаться стереть надписи, а затем, если удастся, расстаться и с пластиной.
Улучив момент, когда городовой закопошился в ящике стола, Урицкий смочил слюной пальцы и легко стер надпись. Привалившись к подушке дивана, он определил, что там есть глубокая складка, в которую можно спрятать пластинку. Вынув пластинку вместе с часами, посмотрел время, затем незаметно сунул пластинку в складку дивана.
Ощутив себя окончательно «чистым», он приступил к «беседе» с городовым.
— Однако… я с утра ничего не ел. Не будете ли так любезны справиться, долго ли продлится мое задержание?
— Этого вам не скажут, а насчет обеда могу послать в ближайший ресторан, — любезно ответил городовой. Но выполнить свое обещание не успел. В участок вошел какой-то развязный тип и, попросив Урицкого подняться, стал шарить по всем щелям кожаной обшивки дивана и тут же вытащил спрятанную Урицким пластинку. Положив ее на стол перед городовым, он что-то тому сказал. Городовой, недобро поглядев на Урицкого, подошел и, ни слова не говоря, принялся его обыскивать. Выложив на стол все, что было в карманах задержанного господина, он взялся за пальто и вдруг извлек из него свернутую газету, развернул, и Урицкий с изумлением узнал номер «Социал-демократа».
«А ведь ее не было. Шпик проклятый подсунул», — только успел подумать Урицкий, как в участок вошел жандармский офпцер.
— Вот, обнаружено при обыске, — тряся газетой и захлебываясь в служебном рвении, торжествовал шпик.
— Теперь вы видите, что мы не можем вас так просто отпустить, — сказал офицер Урицкому.
Ночь пришлось провести в участке. Из канцелярии перевели в одиночную камеру, которая в это время пустовала. Спать Урпцкий не мог: мысль о невозможности сообщить товарищам о провокаторе мучила его всю ночь. Мучила неизвестность: кто еще арестован, состоится ли назначенная на завтра конференция?
Когда рассвело, Урицкий встал на нары и заглянул в зарешеченное окно. Маленький дворик. Высокий деревянный забор, За ним обывательский двор, ходят люди, играют ребята. Около забора беспорядочно свалены бревна, если на них взобраться, можно легко перемахнуть через забор…
— Чай пить будете? — прервал размышления о побеге городовой.
Урицкий достал деньги и передал городовому.
— Когда меня выпустят? — спросил он.
— Это нам не известно. Если что надо домашним передать, это можно будет.
— У меня здесь никого нет. А как насчет прогулки?
— Это после завтрака, как положено.
После завтрака Урицкого действительно вывели на прогулку. Надев пальто, он вышел во дворик. Но там его ждали двое городовых. Побег не мог быть осуществлен.
Через 36 часов после задержания Урицкого под конвоем отвезли на пристань и усадили на пароход, следующий в Черкассы, не оставив возможности связаться с товарищами, предупредить о провокаторе, узнать судьбу конференции, ведь она уже могла состояться.
Только когда пароход отвалил от пристани и его колеса ударили по воде, жандармы, стоящие на пристани, одновременно повернулись и зашагали в город. Урицкий, кляня подлую службу провокаторов, решил на первой же остановке сойти и попробовать встречным пароходом вернуться в Киев, но не будучи уверен, что за ним не следит кто-то из филеров, стал внимательно присматриваться к пассажирам. И удача! На носовой палубе уютно расположился человек в форме железнодорожника, в котором Моисей сразу узнал товарища, посещавшего кружок Мельникова.
Тот тоже признал Урицкого и подвинулся, освобождая место рядом с собой на деревянном настиле.
— Куда путь держите? — после крепкого рукопожатия спросил Моисей.
— Да вот наконец собрался навестить стариков в Каневе, два года не видался.
Урицкий огляделся. Никого поблизости не видно. Но ва всякий случай понизив голос до шепота, он сказал:
— Дело чрезвычайной важности. Не могли бы вы на первой остановке отстать от нашего парохода и вернуться в Киев?
— Ну, если надо, что за вопрос…
Другого ответа Моисей и не ждал. Дав товарищу явку в Киеве и задание сообщить, что один из руководителей Спилки — Захар Иванович Выровой — полицейский провокатор, Урицкий поднялся с настила и прогулочным шагом пошел на корму. Он выполнил должное. За кружковцев Мельникова можно ручаться головой. И действительно, на первой же остановке железнодорожник сошел на берег, стал прицениваться на прибрежном рынке к украинским рушникам и, «замешкавшись», опоздал на отваливший от пристани пароход.
Через несколько дней Урицкому сообщили, что конференция Спилки состоялась, как и было намечено, 30 октября в пригороде Киева, на станции Ирпень. Выровой на конференции присутствовал и был очень активен. Несмотря на то что охранное отделение было поставлено в известность, никто арестован не был. Имея точный список всех делегатов, можно арестовывать по одному, что проще. Аресты были произведены, и организация практически разгромлена. Для виду был арестовал провокатор Выровой и заключен в Лукьяновскую тюрьму, где продолжал свою подлую деятельность. Урицкий не оказался в списке подлежащих аресту только потому, что был задержан 29 октября и отпущен через 36 часов без всяких для него последствий.
Получив из Петербурга сведения о том, что над социал-демократической фракцией II Государственной думы, разогнанной правительством в июне седьмого года, должен состояться суд, Урицкий провел на квартире Берты совещание актива Черкасской организации РСДРП а предложил выразить против этого суда резкий протест от имени рабочих и крестьян уезда.
Сразу после совещания Урицкий набросал печатными буквами текст протеста для распространения его среди рабочих и крестьян уезда:
«Самым решительным образом протестуем против суда над социал-демократической фракцией.
Требуем гласного разбирательства возведенных против нее фиктивных обвинений.
Выражаем свою полную солидарность со всей деятельностью фракции».
Конечно, Киевское губернское жандармское управление не могло спокойно терпеть такой активности социал-демократов в Черкасском уезде. Жандармы отлично знали, о ком «хлопотать», кто является «зачинателем беспорядков».