– Я, пожалуй, соглашусь с вами, что знать это не мог никто. Но вы просто облегчили злоумышленнику задачу.

– Пусть так, – проговорил я. – Но вы должны признать, что угонщики и автомобильные воры каждый день отпирают замки машин, а ключи самолета точно такого же рода. Человек, сумевший изготовить и подложить в самолет бомбу, вероятно, смог бы открыть маленький простой замок.

– Возможно, – вздохнул он и повторил: – Но вы облегчили ему задачу.

Проклятый майор Тайдермен, мрачно подумал я. Тупой, беззаботный старый осел. Кольнула мысль: мне следовало настоять, что я пойду с ним или сам принесу газету, но ведь мне так не хотелось оставлять Нэнси одну.

– Оставим вопрос с замками... Кто имел возможность подойти к самолету?

– Любой. – Я пожал плечами. – Пересечь скаковую дорожку, – и все.

– Самолет был припаркован напротив трибун и, я уверен, на виду у сотен зрителей.

– Да. Фактически в ста ярдах. Но все же с трибун трудно разглядеть, что делает человек возле самолета. Предположим, кто-то ходит вокруг и заглядывает в окна, но вы же знаете, так делают многие.

– А вы никого не заметили?

– Нет, – покачал я годовой. – В течение дня я несколько раз подходил к самолету. Правда, я не ждал неприятностей, и особенно не приглядывался.

– Хм. – Он с минуту подумал. – Насколько я знаю, рядом стояли два самолета компании “Полиплейн”.

– Да.

– Надо будет поговорить с пилотами. Возможно, они что-то заметили.

Я промолчал. Ни с того ни с сего глаза у него стали жесткими и мрачными.

– Они были дружелюбны? – спросил он.

– Пилоты? Не особенно.

– То есть враждебны? – Он осуждающе посмотрел на меня. – Вы же не глухой. Не может человек, работающий в “Дерридаун”, не знать, что эта компания и “Полиплейн” в любой момент готовы выцарапать друг другу глаза.

– Плевать мне на их вражду, – вздохнул я.

– У вас слюны не хватит, когда они начнут писать на вас доносы.

– Доносы? На меня? За что? Не понимаю, о чем вы говорите.

– Если вы нарушите правила хотя бы на один дюйм, то еще колеса самолета не остановятся, а “Полиплейн” уже пришлет нам донос. – Он саркастически улыбнулся. – Они идут на все, чтобы выдавить “Дерридаун” из бизнеса. На большую часть их доносов мы не обращаем внимания – злобные выдумки. Но, если летчик действительно нарушил инструкции и у “Полиплейн” есть свидетели, мы начинаем расследование.

– Очень мило.

– Авиации никогда не понадобится специальная полиция, чтобы расследовать нарушения. Каждый занят тем, чтобы настрочить донос на коллегу. Иногда это вызывает у нас смех.

– Или слезы.

– Слезы тоже. – Он сухо кивнул. – В авиации нет вечной дружбы. Коллеги, которых человек считает своими друзьями, первыми отказываются от знакомства с ним, едва только мелькнет неприятность. В авиации, чтобы предать, даже не ждут, пока прокричит петух. – В его голосе ясно слышалась горечь. Но его огорчало несовершенство мира, а не личная обида.

– Вы не одобряете такое положение.

– Нет. Так нам работать, конечно, легче. Но мне меньше и меньше нравится смотреть, как люди, спасая себя, толкают в пропасть других. Это унижает их. Они становятся мелкими.

– Но они не всегда виноваты в нежелании оказаться втянутыми в историю. Законы авиации такие жестокие, такие непрощающие...

– Когда вы попали под следствие, друзья в “Интерпорт” окружили вас заботой и поддержали?

Я вспомнил долгие недели одиночества.

– Они ждали, чем кончится дело.

– Боялись запачкаться, – кивнул он.

– Это было так давно, – сказал я.

– Но человек никогда не забывает, что был отвергнут. Это травма.

– В “Интерпорт” не отвергали меня. Они не уволили меня, и я проработал там еще год, пока компания не лопнула. И, – добавил я, – я не имел никакого отношения к их разорению.

– О, я знаю. – Он тихо засмеялся. – Мои хозяева в правительстве устроили это и выдавили их из дела.

Меня не удивили его слова. История авиации выложена трупами разорившихся авиакомпаний. Угроза банкротства, будто орел-стервятник, нависает над владельцами, и еще раньше, чем фирма отдаст концы, разрывает ее на части. “Бритиш игл”, “Хэндли пейдж”, “Бигл” – список погибших бесконечен. “Интерпорт” – одна из крупнейших компаний, “Дерридаун”, которая еще держится на плаву, – одна из мельчайших, но проблемы те же самые. Неизбежные огромные расходы. Ненадежные, непостоянные доходы. Пишите сумму прописью.

– Есть еще одно место, где могла быть подложена бомба. – Я замолчал.

– Назовите его.

– Здесь.

* * *

Высокий следователь и его молчаливый коллега с зеленым карандашом и блокнотом спустились в ангар, чтобы задать вопросы старому Джо.

Харли вызвал меня к себе в кабинет.

– Они закончили?

– Они пошли спросить у Джо, не подложил ли он бомбу в “Чероки”.

– Нелепо. – Харли был раздражен, впрочем, это его постоянное состояние.

– Или не подложил ли Ларри?

– Ларри?

– В то утро он улетел в Турцию, – напомнил я. – Не оставил ли он нам кое-что в наследство?

– Нет. – Ответ быстрый, резкий и страстный.

– Почему он ушел?

– Так захотел. – Харли сердито посмотрел на меня, не скрывай неприязни. – Вы говорите, будто следственная комиссия.

– Простите, – примирительно сказал я. – Наверно, их тон заразителен.

Кабинет Харли напоминал о временах, когда фирма процветала. Пол был покрыт ковром, краска на стенах еще сохранила следы молодости, дорогой удобный стол не грозил занозами. Мягкие голубые шторы окаймляли большое окно, выходившее на летное поле, а несколько хороших фотографий самолетов в рамках украшали стены. Когда приходили клиенты, им разрешалось сидеть в почти новом легком кресле. Команда занимала деревянные стулья с прямой спинкой.

Сам Харли был владельцем, управляющим, главным инструктором полетов, бухгалтером и мойщиком окон. Его штат состоял из одного квалифицированного механика, давно перевалившего пенсионный возраст, одного парня, время от времени помогавшего механику, одного летчика на полной ставке (меня) и одного летчика, которого Харли вызывал в случае необходимости, потому что тот милях в двадцати от аэродрома “Дерридаун” учил желающих летать.