На следующий день Нэнси собиралась сама везти Колина в Хейдок. Они арендовали маленький четырехместный самолет в сто сорок лошадиных сил, одну из модификаций “Чероки”. Нэнси всегда брала эту машину в своем клубе для учебных полетов и для практики. Мы детально проработали с ней план полета. Я рассказал о правилах и сложностях, которые могут встретиться в контрольной зоне Манчестера с очень оживленным воздушным движением. Прогноз погоды обещал до вечера ясное небо. Радар поможет ей, если она собьется с пути, а я буду лететь следом и помогать ей по радио.

– Харли пришел бы в ужас, увидев, как вы помогаете ей, – усмехнулся Колин, слушая мои напутствия. – “Пусть эти идиоты наберутся страха, – сказал бы он вам. – Тогда они будут летать на нашем самолете и забудут эту глупость – “сделай сам”.

– Угу, – согласился я, – Ведь и Харли хочет, чтобы вы были в безопасности, не забывайте.

– Он что, велел вам помогать нам?

– По правде говоря, нет.

– Я так и думал.

На самом деле Харли сердито ворчал:

– Не хочу, чтобы они взяли в привычку такие полеты. Убедите Колина Росса, что она совсем неопытна, и что эксперименты в воздухе опасны.

Колина не нужно было убеждать: он и сам знал. Но он хотел порадовать Нэнси. Она села за штурвал с сияющими глазами, будто ребенок, которому дали любимое лакомство.

Наш “Чероки-шесть” был нанят тренером, не знавшим всех сплетен. Он договорился по отдельности с Энни Вилларс и Кенни Бейстом, что они разделят с ним эту поездку. Когда этот тренер и крупный шумный владелец лошади, которую тот тренировал, вместе с жокеем, работающим с ней, собрались возле самолета, воздух налился ядом.

Джервис Китч, тренер, кипел от негодования.

– Откуда я мог знать, – обиженно жаловался он мне, – что они не выносят друг друга?

– Вы не могли знать, – успокаивал я его.

– Они только позвонили и спросили, нет ли свободного места. Энни – вчера, Бейст – позавчера. Я сказал, что есть. Откуда я мог знать?..

– Вы не могли знать.

Громкоголосый владелец, который явно оплатил счет, спросил, какого черта говорить об этом? Главное, что они внесут свою долю стоимости полета. Хамские манеры выдавали его принадлежность к тому сорту людей, которые полагают, что, если они купили услуги, то, значит, купили и душу человека. Тренер Китч выпустил пар и притих. Маленький жокей, сопровождавший их, все время испуганно молчал. Владелец, чье имя, как я узнал из программы скачек, было Эмброуз, тоном приказа заявил мне, что пора двигаться, потому что он нанимал меня не затем, чтобы целый день стоять в Кембридже.

Энни Вилларс смущенно заметила, что капитан на самолете – все равно что капитан корабля.

– Чушь, – возразил Эмброуз. – На такой маленькой машине он всего лишь шофер. Я его нанял? Нанял. Для чего? Чтобы он перевозил меня с места на место. – Он сам себе кивнул. – Значит, шофер, и все. – Его тон не оставлял никаких сомнений, что он знает, чего стоят шоферы.

Я вздохнул и взобрался на место. Лучше не обращать на него внимания, ведь я не в первый раз в жизни сталкивался с такими людьми, Но все равно, это будет не самое веселое путешествие.

Скорость “Чероки-шесть” – пятьдесят миль в час, намного больше, чем у самолета Нэнси, и я обогнал ее еще во время взлета. Но я слышал, как она по радио запрашивает информацию для полета. Она тоже могла слышать меня. Поэтому создавалось впечатление, будто мы летим вместе. Меня радовало, что она все делает правильно.

Мы приземлились в Хейдоке на несколько минут раньше, чем она. Пассажиры быстро вышли, и мне удалось посмотреть, как она садится. Она легко, словно перышко, коснулась травы, вызвав одобрение зрителей. Неплохо для любителя, налетавшего девяносто четыре часа. Но рейс для нее был нелегким, и нельзя, чтобы она потеряла осторожность.

Нэнси затормозила довольно далеко от меня, и, заперев “Чероки”, я пошел сказать ей, что она сломает в следующий раз шасси, если так тяжело стукнется о землю.

Она скорчила рожицу, возбужденная и довольная.

– Это было здорово. Просто великолепно. В Ливерпуле дежурные у радара так любезны. Они объяснили, как облетать контрольную зону, и пообещали не отпускать, пока я не увижу ипподром. И не отпускали.

Колина распирало от гордости за сестру, но он ласково подкалывал ее:

– Хорошо, что мы прилетели в Хейдок, но ведь еще надо вернуться домой.

– Возвращаться домой всегда легче, – уверенно заявила Нэнси, – и вокруг Кембриджа нет таких строгих правил облета контрольных зон, как здесь.

Мы нырнули под ограждение и вместе пошли по скаковой дорожке к паддоку. Всю дорогу Нэнси взбудораженно болтала, будто приняла возбуждающее. Колин подмигнул мне, я подмигнул ему. Ничто так не опьяняет, как большой успех.

Мы расстались с Колином возле весовой и пошли выпить кофе.

– Представляете, всего четыре недели назад мы здесь познакомились! – воскликнула Нэнси. – Всего четыре недели, а у меня такое впечатление, будто я знаю вас половину своей жизни.

– Надеюсь, вы будете знать меня и другую половину жизни.

– Что вы сказали?

– Ничего... Сандвич с индейкой нормальный?

– M-м, очень вкусно. – Она неуверенно посмотрела на меня. – Что вы имели в виду?

– Да так, ничего! Одна из тех общих фраз, которые обычно говорят люди.

– О-о!

Нэнси откусила большой кусок сандвича. “У нее красивые ровные зубы, а ты дурак”, – подумал я. Дурак, который увлекается, дурак, которому она все больше нравится. У меня в душе одни развалины, мне нечего предложить ей, а у нее целый мир на выбор, у нее, у сестры Колина Росса. Если я айсберг, как сказала Хони, то мне лучше и оставаться айсбергом. Когда лед тает, получается такая лужища!

– Раковина опять захлопнулась, – заметила Нэнси, разглядывая меня.

– Нет, нет.

– Да, да. С вами так бывает. Иногда. Вы кажетесь спокойным и общительным, и вдруг внутри что-то щелк – и вы улетаете в стратосферу. Куда-то, где очень холодно. – Она поежилась. – Мороз.

Я допил кофе и позволил стратосфере выполнить свою задачу. Тающие края благополучно замерзли.

– Чантер сегодня тоже здесь? – спросил я.