Франческа подняла глаза, и Уилл, понимая, что ни в коем случае не должен показывать ей, что с ним творится, резко встал. Повернувшись к Франческе спиной, он занял прежнее положение у окна и, сообразив, что она ждет ответа, осторожно сказал:

— Для тебя это имеет значение?

— Нет. Я просто пытаюсь поддержать разговор. Но, согласись, ты об этом подумываешь. Иначе зачем было приглашать к себе девушку вместе с родителями?

Уилл вздохнул. Совладав с собой, он повернулся и посмотрел Франческе в лицо.

— Бабушка мечтает о правнуках. Ты не пожелала исполнить ее желание. Стало быть, дело за мной.

Франческа внезапно побелела как полотно.

— Без этого ты не мог обойтись, да? — сквозь сжатые зубы проговорила она. — Только-только у нас завязалась приятная беседа, как ты своим гнусным замечанием все испортил. — Она отставила стакан, расплескав часть его содержимого, стремительно поднялась и заковыляла к двери. — Если тебе все равно, я поужинаю наверху. Общество собственной персоны меня устраивает куда больше, чем твое.

— Фран…

Прежде чем Франческа открыла дверь, Уилл схватил ее за руку. Как бы ей ни хотелось вырваться, она, вспомнив о больной ноге, осталась стоять на месте. Тело ее, однако, напряглось как струна.

— Прости, — сказал Уилл, невольно подумав, как хрупка эта рука под гладкой тканью. Казалось, надави он чуть сильнее — и она переломится.

— Не стоит извиняться!

Но извиниться стоило, и он это понимал.

— Посидим еще немного, — попросил он, пытаясь смягчить повисшую в воздухе напряженность. — Ты права: я бестактный осел. Тебе и без того худо.

— Тебя это не должно касаться, — сухо бросила Франческа, явно не желая принимать его извинения. — Ты предупредишь миссис Харви или мне сделать это самой?

С губ Уилла невольно сорвалось бранное слово, и, не думая, что делает, он резко повернул Франческу к себе лицом, а потом… обнял и, прижав ее голову к своему плечу, стал одной рукой гладить по затылку.

Она не сопротивлялась, но и никак не отвечала — просто позволила себя обнять. Ее руки бессильно свисали вдоль бедер, спина будто окаменела. Казалось, Уилл сжимает в объятиях живую статую.

— Фран, — повторил он, поглаживая ее шелковистые волосы, — Фран, ты же знаешь, я не хотел причинить тебе боль. Просто мне трудно привыкнуть к тому, что ты здесь, со мной…

— Я не просила, чтобы ты меня оставлял, — пробормотала Франческа; Уилл ощутил влажное тепло ее губ, и его тело напряглось.

— Верно, — выдавил он, стараясь не поддаваться чувствам, вызванным ее близостью. Но эти бедра, к которым прижимались его колени, щекотавший его ноздри сладкий запах ее духов были так знакомы… Губы Уилла коснулись нежной щеки, и он ощутил соленый вкус слез. — О, Фран, — простонал он, — перестань сопротивляться, прошу. Позволь по крайней мере тебя утешить…

— Я не нуждаюсь в твоем утешении, — процедила Франческа сквозь стиснутые зубы и отвернула лицо, будто испугалась, что он собирается ее поцеловать.

Поцеловать? У Уилла похолодело под ложечкой. Ему нестерпимо хотелось хорошенько ее встряхнуть, а потом швырнуть на диван и… с безумной страстью заняться с ней любовью. Но вслух он произнес лишь, скрывая свои чувства за резкостью тона:

— Ты сама не знаешь, чего хочешь! История с этим типом сделала тебя сверх меры чувствительной. Слова тебе не скажи! Я, конечно, болван и готов это признать, но… нельзя, чтобы это встало между нами. — Говоря так, Уилл подумал, что незащищенность Франчески сводит его с ума, и попытался представить, как повела бы себя бабушка, увидев его в эту минуту. Рози, наверно, хватил бы удар…

— Между нами? — Голос Франчески дрогнул; внезапно подняв руки, она положила ладони ему на грудь. — Между нами, Уилл? — еще раз повторила она, глядя на него полными слез глазами. — Может быть, я что-то забыла? «Нас» не существует! Есть только ты и я, каждый в отдельности, — и целая куча лжи и обмана!

Уилл крепко сжал ее плечи.

— Ты не права, — коротко сказал он, понимая, что заходит слишком далеко — гораздо дальше, чем ему хотелось бы. Но, черт возьми, в смятении чувств она была так привлекательна, так соблазнительна… эти огромные глаза, эти слезинки, дрожащие на ресницах, эти мягкие влажные губы…

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Уилл нагнулся и нашел губы Франчески своими. Язык властно протиснулся между ее зубов.

Горячая волна захлестнула его мозг, страсть затуманила разум. Будь он в состоянии рассуждать, ничего подобного не случилось бы, но его охватило настоящее безумие. Франческа, не ожидавшая поцелуя, в первую секунду никак не ответила на его порыв — просто замерла. Уилл продолжал сжимать ее в объятиях, чувствуя, как ослабевает ее сопротивление. Губы Франчески дрогнули, она готова была ответить на поцелуй. Ее пальцы скользнули под расстегнувшуюся рубашку, ногти впились в горячее тело. Но Уилл не ощутил боли — только блаженство.

Прошлое мгновенно вспыхнуло в памяти. Они идеально подходили друг другу. Им было так хорошо вместе. Всегда! Руки Уилла сами приподняли юбку, пальцы скользнули вверх по крутым ягодицам, оттянули резинку трусиков — Уилл вспомнил, что она никогда не носила колготок, — большой палец нащупал нежную, влажную плоть между ногами.

От сладкого, крепкого запаха духов у Уилла перехватило дыхание, из груди вырвался стон. Желание было непреодолимым, мучительно сильным: никогда никого он так не хотел. Он вспомнил, какое испытывал наслаждение, когда Франческа была готова принять его в свое лоно, а затем эту волшебную пульсацию. Ее оргазм доводил его до безумия еще до того, как он сам начинал содрогаться в ее объятиях; и сейчас, вопреки слабеющим предупреждениям разума, ему нестерпимо хотелось снова испытать это чувство.

Кровь бешено стучала в висках, туманя сознание. Он уже ни о чем не мог думать. Вероятность опасных последствий его не смущала: будущего просто не существовало.

Но внезапно Франческа, будто отрезвленная напором его страсти, со сдавленным стоном отпрянула. Крепко обхватив себя руками, словно из опасения, что вот-вот распадется на части, она недоуменно затрясла головой.

— Зачем? — хриплым голосом спросила она. — Зачем тебе это?

«Потому что я не могу с собой совладать. Потому что я все еще хочу тебя. Потому что единственное, о чем я могу думать, — это как горячо и сладко в тебе и как мне хочется туда проникнуть…»

— А как ты думаешь? — вслух сказал Уилл, заставляя себя отступить от края пропасти, куда его влекла собственная слабость. Увидев же нескрываемое презрение в глазах Франчески, он ужаснулся тому, что едва не произошло. О Господи, он чуть не поддался плотскому желанию, грозящему разрушить душевный покой, который с таким трудом обрел в последнее время. Да, он хотел ее, однако не настолько же…

— Я не знаю. Но… но как ты мог?

— А почему бы нет? — Уилл постарался как можно небрежнее пожать плечами. — Извини. Я думал, ты нуждаешься в утешении.

— В утешении? Это — утешение?

— Ты все еще очень привлекательна. — Уиллу отчаянно захотелось выпить. — И не смотри на меня так, Фран. Ничего страшного не произошло. Помнишь? Мы ведь были мужем и женой. Я просто тебя поцеловал, вот и все. Не нужно делать из мухи слона.

— Уилл, ты меня так поцеловал! Ты… трогал меня.

— Ну и что? — Он перешел в наступление, — Не отрицаю. И не говори, что не знаешь, как сладко бы нам было, если бы… если бы это случилось.

— Ты имеешь в виду секс?

— Я имею в виду близость, — сказал он, преодолевая спазм в горле. — Фран…

— И у тебя бы получилось? — недоверчиво спросила она.

Он подавил стон.

— Да. Уверен.

— Уверен?

— Конечно.

— Почему?

— Почему? — О Боже, как ему хочется выпить! — А почему нет? Мы так долго были вместе, Фран. Естественно, когда я снова тебя увидел, во мне проснулись прежние…

— Чувства?

— Воспоминания, — сухо сказал он. — Налить тебе еще виски? Пожалуй, нам обоим не мешает выпить.

— Мне не надо.