Наконец подали поезд. Заняв место у окна, Ларин открыл купленную у метро газету. Вскоре состав тронулся и минут через двадцать уже катил по заснеженным загородным просторам. За окном лежал бесконечный зимний пейзаж. Ларин отложил газету и смотрел вдаль. Потянулись минуты и часы ожидания. Иногда Ларин выходил в тамбур покурить...
Доехав до станции Печоры, капитан вышел на платформу и направился на автобусный вокзал. Через час он был возле монастыря. А еще спустя двадцать минут Ларин беседовал с настоятелем отцом Феофаном. Они разговаривали в просторном кабинете монаха. Отец Феофан в клобуке и подряснике сидел напротив Ларина, перебирая четки.
Ларин достал из сумки фотографию Владимира Васильева и протянул ее настоятелю.
— Отец Феофан,— сказал он,— мы разыскиваем этого человека. В миру его звали Владимир Васильев.
— Он совершил что-то противозаконное? — спросил настоятель.
— Нет,— ответил Ларин.— Несколько лет назад он пропал без вести.
Отец Феофан задумался.
— А зачем вам нужен этот человек? — спросил он.— Ведь прошло столько времени...
— Из-за его картин были совершены два убийства. Одно из них — его бывшей жены. Он мог бы помочь нам в их расследовании.
— Этот человек принял постриг под именем отца Никодима,— сказал, вздыхая, настоятель,— живет у нас уже два года. Живописует иконы. Пойдемте, я вас к нему провожу.
Отец Феофан провел Ларина в монастырскую мастерскую. Они вошли в просторное светлое помещение. Там были запахи красок и дерева. По стенам висели иконы. Возле окна за мольбертом сидел человек в рясе. Перед ним стояла начатая икона. Он работал. Когда Феофан и Ларин вошли, художник встал и едва заметно поклонился в сторону вошедших.
— Вот, Никодим,— сказал настоятель,— из Петербурга следователь приехал. Хочет с тобой поговорить.
— Зачем же я ему понадобился? — негромко спросил инок.
— Он сам все расскажет.
Отец Феофан вышел из мастерской и закрыл за собой дверь.
Художник вновь сел за мольберт и как ни в чем не бывало продолжил работу. Ларин пбдошел к нему.
— Меня зовут Ларин Андрей Васильевич, — сказал он,— я занимаюсь расследованием убийства вашей бывшей жены.
Кисть в руке художника замерла. Он отложил ее в сторону и посмотрел на капитана.
— Когда это случилось? — спросил монах.
— Неделю назад. Она неожиданно вернулась домой, когда вашу квартиру грабили. Из квартиры были похищены только ваши картины.
Художник перекрестился.
— Господи! — воскликнул он.— Кому же они понадобились?
— Видите ли, Владимир...
— Я уже давно не Владимир,— прервал Ларина монах,— я Никодим.
— Хорошо, Никодим. Месяц назад на аукционе в Нью-Йорке две ваши картины были проданы за пятьдесят тысяч долларов. Видимо, кто-то решил собрать остальные. Из-за них уже совершено два убийства. Кроме вашей бывшей жены, убит продавец картин Виктор Белый...
Пока Ларин говорил, Никодим внимательно и как будто оценивающе рассматривал его.
— Плохо, когда у людей нет Бога в сердце,— задумчиво произнес он.— Зло начинает править миром.
— Мы делаем все, что можем. Ищем преступников.
— Искать нужно не преступников,— сказал Никодим, вновь беря в руку кисть,— искать нужно Бога. Я давно это понял, и вы когда-нибудь поймете. Я по вашим глазам, Андрей Васильевич, вижу — для Бога вы человек не потерянный. Но вам нужен хороший наставник. Я могу поговорить с отцом Феофаном. В нашей обители найдется для вас место.
Тон речи Никодима постепенно становился менторским и убаюкивающим. Ларин был удивлен таким поворотом разговора.
— Что вы говорите! — воскликнул капитан.
Никодим по-своему воспринял реплику Ларина.
— Да,— сказал он негромко,— но перед тем, как принять постриг, нужно пройти испытательный срок. Не каждый может с этим справиться. Но вы сможете.
Монах оторвался от работы и, не мигая, посмотрел в глаза Ларину.
— Я подумаю над этим,— сказал Ларин.— Но сначала мне нужно найти преступников.
— Чем же я могу вам помочь?
— Нам для операции нужно несколько ваших работ.
— Извините, Андрей Васильевич, я не могу выносить иконы за пределы обители.
Ларин задумался. Он оглянулся по сторонам, внимательно осматривая стены мастерской. Кроме икон на них не было ничего.
— А нет ли у вас случайно работ на мирские темы? — спросил Ларин.
— Знаете, есть. Я еще не до конца победил в себе мирское. Иногда рука сама тянется к холсту.
Никодим встал, подошел к углу комнаты и откуда-то вынул небольшой пыльный рулон. Он развернул его и показал Ларину несколько полотен со своими работами.
— Могу я их взять ненадолго? — спросил Ларин.
— Ради Бога.
Никодим свернул картины в рулон и протянул их капитану. Затем он вновь сел за мольберт и взял в руку кисть.
— Спасибо,— сказал Ларин.— Не буду вас больше отрывать от работы.
Никодим, казалось, вновь был полностью поглощен иконой, которую писал.
— Не за что,— ответил он Ларину, не отрываясь от мольберта.— И подумайте над тем, что я вам сказал...
Ларин вышел из мастерской монастырского художника и монаха отца Никодима, неся под мышкой рулон картин «покойного» питерского художника Владимира Васильева. Из монастыря он не спеша пошагал к автобусной остановке.
11
Десятого февраля в галерее «Петрополь» открылась выставка «Малоизвестная живопись Петербурга». Перед входом в галерею стоял раздвижной стенд, на котором были перечислены имена художников, представленных на выставке. Среди прочих был упомянут и Владимир Васильев. В зале, вставленные в рамы, висели картины Васильева, которые Ларин вывез из монастыря.
Сам Ларин сидел за столиком администратора. В галерее также находились Дукалис и Волков. Под видом посетителей они бродили от картины к картине.
В день открытия было много народу. Пришли художники, журналисты. Приехали представители телевидения. Оперативники тщательно вглядывались в лица посетителей, но никого, похожего на Мокеева и Старова, не увидели. То же самое повторилось и на завтра. А на третий день публики в галерее почти не было. Волков уныло сидел на старинном диване в одном из залов, листая каталог выставки. Дукалис курил в служебном помещении. Ларин читал газету, сидя за столиком администратора.
Вдруг в зал вошли сразу трое посетителей. Это были две женщины, шедшие под руку друг с другом, и вслед за ними один мужчина. Женщины стали рассматривать статуэтки в центре зала, а мужчина пошел вдоль стен, вглядываясь в картины. Ларин оторвался от книги, посмотрел на мужчину и сразу узнал в нем Старова. Тот нервно перебирал пальцами рук, идя от одной картины к другой.
В этот момент в зал из служебного помещения вошел Дукалис. Он встретился взглядом с Лариным и сразу все понял. Чтобы как-то занять себя, Дукалис подошел к статуэткам, рядом с которыми стояли женщины, и тоже стал их внимательно рас сматривать. Вдруг одна из женщин оторвалась от скульптур, взглянула на Дукалиса и вскрикнула от удивления.
— Толя, привет! — женщина радостно посмотрела на старшего лейтенанта.
— Привет... Танюша,— Дукалис с трудом, но все-таки вспомнил имя своей давней знакомой, с которой не виделся уже много лет.
— Наташа, познакомься,— обратилась Танюша к подруге,— это мой старый друг.
— Анатолий,— робко представился Дукалис.
— Наташа,— сказала Наташа.
— Ты что здесь делаешь? — продолжала трещать Танюша.— Ты же говорил, что терпеть не можешь живопись.
— Разве я мог такое говорить? — «удивился» Дукалис— Я люблю живопись. Я и сам художник.
— Ты художник? — не унималась Танюша.— А как же Юридический?
— Это уже давно в прошлом, — махнул рукой Дукалис...
Пока Дукалис разговаривал со своей знакомой, Старов успел пройти оба зала и увидеть в них то, что его интересовало. Он подошел к столику, за которым сидел Ларин.
— Добрый день,— обратился Старов к капитану.