— Ну как, Константин Павлович, — спрашивает Варежка, — прохладно стало душе?

— О чём разговор? — отвечает Пинской. — Согреем на юге и тело, и душу.

— Так вы... как бы сказать не обидеть... не хотите смыться?

— Не хочу, Варежка! И пойду на затейные игралки — позвал меня Бородастый.

С этими словами Пинской наградил Варежку бабками и обещал, что ни под каким видом его не подставит. Отправился по приглашению Бородастого.

В переулке, который выходит на макаронную фабрику и выглядит очень провинциально, стоит пригожий домик с палисадником. За высоким забором, за крепкими ставнями в этом домике сходилась братва. Сюда и шёл Пинской.

Пётр Бородастый сидел на цветастых пуховых подушках: они горкой положены на пол. Дядя внушительных размеров, толстозадый, с толстыми ногами и руками. Подбородок по-страшному выперт — напоминает колун: дубовые чурбаны колоть им. Его усеивают прыщи — они мешают бриться, однако Бородастый весьма старательно выбрит. От этого его карточка ещё противнее. Пасть — словно бритвой по коже полоснули: губ нет. Скулы торчат, нос куцый. А гляделки такие, что после них глаза гадюки покажутся приятными.

Бандит провёл ладонью по своему рту и Пинскому:

— Кого я вижу? Какая радость! — протягивает потную руку. Гость пожал с культурным видом.

У окна занавешенного — стол, за ним сидят воры. Другие развалились на полу на ватных одеялах. Варежка виден среди них.

Бородастый говорит Пинскому:

— Завтра утром я тоже качу в Гагру. Погляжу, как отдыхает самый образованный из подпольных советских миллионеров.

На эти слова банда взгоготнула, как на что-то остроумное.

— А сегодня, — говорит главарь, — я даже не обижусь, г-хи, г-хи, если ты обыграешь меня в затейные игралки. Ты их придумал — мы их любим и тебя любим.

Теперь смех раздался не столь громко, но зато с вкрадчивым сипом.

Пинской улыбнулся — воспитанный, щегольски одетый мужчина. Выпил с бандой старки чисто янтарной яркости, запил лимонадом, закусывает. А Бородастый уставил на него лютые гляделки помойного цвета, тянет из стакана гаванский ром и говорит мечтательно:

— Я вижу перрон в лучах рассвета, проводник поднимает флажок не флажок... эту свою палочку обмотанную, не знаю, как её зовут...

— Х...! — подсказал глупый вор по кличке Ревун и заржал очень довольный.

Начитанный вор Прикиндел презрительно скривил на него лицо:

— Её зовут жезл! Сигнальный жезл!

Бородастый сосёт ром, не сводит зенок с Пинского:

— Поднимает... как бы это ни звалось — и поезд трогается и спешит к югу... И едет в спальном вагоне умница, человек именитый... Он думает, какие ждут его радости...

Банда в хаханьки, пьёт и жрёт. Пинской — чёлка набок, бакенбарды, усики — сидит на венском стуле и накладывает ножичком икру на ломтик сыра.

— Он думает... — изображает мечтательность Бородастый, — что его ждут нежные, г-хи, персики, созревающие, г-хи, г-хи, арбузики первой свежести...

— Га-га-га! — веселятся бандиты.

Пинской серьёзно поглядывает на главаря и произносит:

— Я думаю об одном: как показать Петру Бородастому, выдающемуся из воров... крепкую любовь!

Главарю понравилась похвала: он подставил стакан, и в него долили рому. В разгар пирушки Пинской поймал взгляд Варежки. Немного позже Пинскому понадобилось по нужде. Приходит в дощатый нужник, стоящий во дворе. Снаружи к задней стенке прижался Варежка, шепчет в щель:

— Сейчас начнутся игралки — и Бородастому будет самое удовольствие. Он вёл такой разговор, чтобы вы почуяли нехорошее, чтобы вас прошиб страх. Эге, мол, к чему Бородастый клонит? Не хочет ли он меня убить?

Вы станете в страхе думать: выиграть или проиграть? «Выиграю — а он ещё больше обозлится и точно убьёт! Лучше проиграю... А вдруг он наоборот задумал? Выиграет-де — пощажу. Проиграет — убью!»

Как же быть?..

Для кого игралки, а вам — мученье. Бородастый будет наблюдать и балдеть. Он-то знает: вам в любом случае — ужасная смерть.

Рассказал Варежка всё это и шепчет:

— Всё-таки, Константин Павлович, лучше выиграть. Кто выиграл — того братва уважает. Некоторые замолвят за вас слово, и он облегчит вашу участь.

Пинской сидит в нужнике, помалкивает. Варежка за задней стенкой спрашивает в щёлку:

— Чего решили: выиграть или проиграть?

— Я решил, — говорит Пинской, — проиграть и выиграть!

От этих слов Варежка только носом шмурыгнул. А Пинской воротился в дом, и начались затейные игралки. Из комнаты, где гуляли, перешли в другую. Она освещается лампой в мягком абажуре с кистями. Во весь пол ковры, стены в коврах, у стены — широкая кровать. У её изголовья на пол положили горку подушек — для Бородастого. Для Пинского стул поставлен возле кровати в ногах.

Оба сели — и тут входит полуголая шатенка с высокой причёской, покачивается на высоченных каблуках. Это красивейшая из женщин Ася Чайная Роза. На ней только чулки, трусики и лифчик, туфли сверкают чёрным лаком.

Пинской вскочил, воскликнул:

— А-ах! — и сладко целует Асе ручку.

Пиджак скинул — садится на стул в шёлковой пёстрой рубашке с галстуком.

Бородастый повернулся на своих подушках и с грязным смехом полапал девушку. Потом он и Пинской расстегнули ширинки, а она встала между ними и давай бросать гибкое тело в извивы. Поворачиваясь задом то к одному, то к другому, медленно сняла трусики — и у игроков из ширинок выросло по морковине.

Чайная Роза села посередь кровати, полулегла поперёк неё. Правую ножку протянула к Бородастому — стопочкой трогает его рычаг. А левой стопочкой, пальчиками, играет рычагом Пинского.

Один из компании принёс две карты: на первой проколы от иголки образуют шпалу, на другой — ромб. Эти карты смешали с гладкими, без проколов. Бородастому и Пинскому завязали глаза. Сперва одному дали в руки колоду, он перебрал карты и определил кончиками пальцев, на какой наколота шпала, а на какой — ромб. Потом второй точно так же справился с этим.

Передают колоду Чайной Розе. Она полулежит поперёк кровати, красотка без трусиков, ляжки враскид: томит игроков улыбочкой. Одной ножкой поглаживает торчун Пинского, второй — штуку Бородастого. И, убрав ножку, подвигается к Бородастому, белой ручкой треплет и похлопывает стоячий — оголовок потемнел, от туговизны чуть не лопнет. Девушка говорит ласково:

— Будь, детка, прилежным, реши школьную задачку — получишь пирожное эклер...

Держит ствол пальчиками, левой рукой достаёт из колоды карту и к оголовку прикладывает. Даёт залупе карту опробовать. Бородастый сидит на подушках, молчит. Чайная Роза — вторую карту ему на шишку... третью...

— Вот мы узнаем, чувствительный носик у детки?

Воры:

— Ха-ха-ха! — и подхватывают карты, какие побывали на залупе. Пока все они гладкие, без наколок...

Вдруг Бородастый рычит:

— Есть! Р-рромб!

Ася посмотрела карту на свет, передала ворам. Те глядят: верняк! Точками проколов изображён ромб.

В чём игра состоит — чтобы память с кончиков пальцев перешла на кончик стоячего. Он должен почувствовать: к нему прикасается карта с наколкой или без? Если с наколкой, то надо определить — ромб нанесён или шпала?

Игра продолжилась, и скоро Бородастый распознал шпалу.

— У-угр-ры, у-угр-ры! — разевает безгубую пасть: аж слюни летят. — Мой кутак в настроении! — сцапал карты с наколками, то одну, то другую зажимает меж большим и указательным пальцами.

В пальцах у него страшная сила, и, кроме того, они потные. От их давления проколы сглаживаются — самая чуткая залупа войдёт в заблуждение.

Бородастый сунул две карты в колоду, перетасовал — протягивает Пинскому:

— А ну, браток, выкажи себя!

Гляделки свирепые так и щупают человека. Потребует замены карт? Но тот сидит с убитым видом. Странно при этом видеть, как круто торчит палка.

Чайная Роза стала прикладывать карты. Пинской:

— Есть! Шпала... нет, извиняюсь, ромб.

Глядят: на карте — ни шпалы, ни ромба.