Никаких возражений. Телефонный звонок послужил сигналом для смены декораций — Пикус, с русской нелюбезностью отшив Леониду Леонидовну («Адам Янович, дорогой, как там ваши племянницы?»), предложил перейти в другую комнату, где в центре, на большом овальном столе, значилась ваза с фруктами (так принято обозначать с полдюжины яблок, уже присыпанных упоминавшимся виноградом).

Теперь о главном. Им надлежит уехать из Нью-Йорка. Им необходимо какое-то время побыть втроем, он должен к ним приглядеться, фильм — дело очень ответственное, и поэтому, когда дело дойдет до съемок, уже не будет времени что-либо исправлять. Чтобы зрители поверили вам, надо играть как жить. И никогда, никогда наоборот, угрожающе добавил он.

Теперь снова о главном. После выхода мерзкой книги его мерзкого соотечественника о том, как пожилой негодяй похитил и растлил ангелочка женского пола, все вокруг озираются с удвоенным вниманием, что в нашем случае, учитывая ваше четное количество, оправдано только с арифметической точки зрения. Во всех остальных отношениях подобный интерес к нам вредоносен и даже опасен. Вдруг ближайший полицейский окажется книгочеем и фантазером, вдруг он скажет, какие еще фильмы, какие еще репетиции, в тюрьму, в тюрьму его!.. Нет, этот поворот событий следует считать совершенно невозможным, и поэтому, дорогие мои, никаких телячьих нежностей после того, как вы полюбите меня как дядюшку своего, как опекуна и бескорыстного доброго заступника. Тут же следует обговорить все возможные поцелуи, случайные касания руками и тому подобное. Будут ситуации внезапной радости, когда вам, например, что, кстати, есть и в сценарии, будет преподнесена пара велосипедов или один — тандемный красавец. Скромное «merci» в ответ, и ни в коем случае никаких киданий на шею.

Да, не забыли чуть самого главного. Маршрут поездки пока неизвестен, но в его обсуждении совместное творчество исключено и противопоказано, хотя пожелания частных лиц (кивок в их сторону) могут быть учтены без гарантии выполнения.

Он сам, например, любил — если позволите прогулочку по прошлому — крутить перед собою глобус или вычерчивать карандашом на картах маршруты самых необычных и невозможных путешествий.

Господи, да разве знают дети о каких-либо препятствиях в любых перемещениях? Начнем с простого, скажем, таможенников. «Огонь вашего сердца должен быть задекларирован, а затем вам надлежит получить отказ во ввозе его в нашу страну». Или пограничники. Их вечное иноязычие, равнодушная угрюмость их. «Цель вашего визита в нашу страну? Указанная вами причина «каприз» не является весомой для беспрепятственного въезда».

Упомянуть что-нибудь о падающих самолетах или о складывающихся гусеницей поездах? Нет, про это не надо, господин Пикус. Хорошо, про это не буду, буду про другое. Я родился в России, где, может быть, родились вы или гуляли… Она мне снится, и такая безделица, такой пустяк, как обычное сновидение, вдруг в данном случае приобретает щемящий, нежный и безжалостный характер. Так может сниться любимый умерший родственник, которому всю жизнь хотелось сказать что-то важное, но все откладывалось и откладывалось на потом… И вот он умер, и теперь еженощно донимает вас своими появлениями — таращит глаза из своего прохладного небытия да немо раскрывает рот, мол, хоть сейчас-то скажи. Говорю, кричу, прикалываю к одеялу бумагу с той самой несказанной фразой, но он оттуда не слышит, не видит…

— А можно ли попроще и пояснее, господин Пикус?

— Нет, нельзя, а можно посложнее и потуманнее. Я родился в России, но где она и что она теперь? Я не имею в виду политику и всякие темные социальные силы. Я имею в виду ее без себя. Неужели, когда меня нет там теперь, ничего в ней не изменилось? Неужели ничто не заметило моего исчезновения? Помнится, я каждое утро покупал теплые булочки в хлебном магазине, и вот в одно утро я не пришел. Мои булочки бесчувственными пальцами взял другой покупатель, но разве это равнозначная замена? А если, доведись, я снова там окажусь — лишь самого себя я буду искать там, ведь продолжает еще там жить некто, даже не подозревающий, что является точным моим повторением.

— Что-то подобное вы уже нам говорили, господин Пикус, и, признаться, все это нас немножко пугает.

Тем временем кофе, конечно, остыл, а следом и солнце остыло за окнами, посерело, свистанул ветер, словно кто-то рукой кинул прямо в стекло горсть твердых дождевых капель. Зато сразу всем дело нашлось: все забегали, закрывая поплотнее окна, включая свет, разжигая огонь под кофейником, отвечая на телефонный звонок, коим эта несносная Леонида Леонидовна опять напоминала о себе, выбрав предлог самый пустячный, самый глупый, а не хотят ли девочки сходить с ней в zoo.[16] Нет, девочки не хотят, девочки хотят показать Пикусу, как они умеют готовить.

Дальше яичницы дело не пошло, но последняя получилась на славу — яркие и ровные, будто сделанные циркулем, желтки, тоненький ноздреватый поджаренный белок, и вот уже снова кофейник заглядывал в чашки, и вот уже по-снежному хрустел жареный хлеб, и так хорошо было им всем троим!

Потом Пикус ушел в свой кабинет с целью простой и понятной — прямо сегодня же составить план предстоящей поездки, для чего нужно было заглянуть в путеводители, в автомобильные атласы, в расписание самолетов и поездов, так как способ передвижения был еще не определен.

Девочки остались одни. Убедившись, что он не подслушивает их, они тихо обменялись впечатлениями: несомненно, он был сумасшедший, но сумасшествие его, кажется, не представляло особой опасности.

Это подтвердилось спустя час или около того, когда Пикус вышел из своей комнаты с лицом совершенно осмысленным, озадаченным и деловым. Бледное его ухо прижимало карандаш, поры щек были увеличены очками, съехавшими на самый кончик носа.

— Значит, так, — сказал он тоном, будто речь шла о деле уже решенном (что, собственно, так и было), — день отправления назначен на послезавтра. Пункт назначения — Дулут, это в Миннесоте, недалеко от границы с Канадой. Преимущества: лес, много белок и мало людей. Недостаток: отдаленность от нашего нынешнего местопребывания. Мы снимем большой бревенчатый дом на берегу озера, где и продолжим знакомство. От вас ровным счетом ничего не требуется, вы должны сохранить все повадки своего естественного поведения, которые и интересуют меня прежде всего для того, чтобы решить, насколько вы подходите к тем ролям, которые запланированы для вас в будущем фильме. Мы не превратимся в дикарей, так как будем ездить в магазины и рестораны — в первых мы будем что-нибудь есть, во вторых — покупать. И наоборот, во время ненастья мы будем заказывать все по телефону. Эти посыльные порою бывают чрезвычайно забавны. В общем, вам понравится, я уверен.

Не очень было понятно со средством передвижения. Первым приходил на ум автомобиль, несомненное удобство которого заключалось в гарантированном отсутствии кого бы то ни было из посторонних. Из неудобств же Пикусу больше всего не нравилось то, что всю дорогу девочки будут сидеть сзади, не позволяя любоваться собой напрямую. Что ж, придется вылавливать их скользкие отражения из переднего зеркальца. (Господи, как же он устал от зеркал! Все было бы лучше, если к применению самым строжайшим законом допускались лишь бритвенные зеркала, да и то в четко установленные часы.)

Так, теперь самолет. Преимущества: а) скорость; б) замирание под ложечкой во время воздушных ям; в) хороший вид из окна. Были и недостатки, главным из которых являлась какая-нибудь внезапная причина, способная привести к остановке полета в самом неподходящем месте. Вспоминались газетные упоминания о всевозможных катастрофах, например, то, как пилот (рейс 527, Нью-Йорк — Тампа, штат Флорида), всласть назевавшись, вдруг погрузился в самый что ни на есть настоящий сон, незаметненько перешедший в самую что ни на есть настоящую смерть. Или эти несносные птицы, они вечно норовили столкнуться с самолетом во время взлета или посадки, что порою приводило к неприятным, с многосмертельным исходом конфузам.