Значительно позже они пришли снова. Дожди теперь шли постоянно, и становилось всё холоднее. Вокруг кружились небольшие клочья тумана, поднимавшегося от реки. Мы смотрели, как люди спускаются по склону холма от Паллахакси; над их головами клубился пар. Прежде чем оказаться в радиусе действия наших пушек, они рассеялись, занимая позиции среди полей, канав и болот, но от их двух пушек всё ещё шёл пар, и парлы легко могли определить их местонахождение и ответить серией выстрелов на каждое одиночное ядро со стороны Паллахакси. Один раз они попытались взять приступом ограждение под прикрытием короткой ночи, но были отброшены при свете спиртовых ракет. Я долго не подходил к той стороне комплекса, опасаясь, что узнаю среди трупов знакомое тело.

Большую часть времени я проводил, бродя по комплексу, глядя по сторонам и надеясь увидеть Кареглазку, но люди из города теперь показывались редко и, вероятно, не позволяли ей приближаться к ограде. Я внимательно изучил пушки и прочее снаряжение, которое было на заводе, и убедился, что значительная его часть действительно была астонского происхождения. Я спрашивал об этом отца и Зелдон-Троуна, но они были не слишком разговорчивы. Вероятно, Стронгарм оказался прав: каким-то невероятным образом Парламент Эрто заключил некий пакт с Астой. Может быть, подумал я, война закончилась.

Несмотря на то, что вокруг постоянно упоминали членов Парламента и Регента, я никого из них не видел, кроме Зелдон-Троуна. Я начал сомневаться в самом их присутствии здесь, и росло ощущение того, что каким-то образом мы оказались в собственном маленьком замкнутом мирке, лишённом всякого смысла, состоявшем лишь из военных, охранников, моих родителей, Троуна, Липтела и административного персонала с семьями. Я не переставал спрашивать себя: что мы здесь делаем? С кем и зачем мы сражаемся?

Никто не мог мне этого сказать; все были слишком заняты и слишком раздражены, пока однажды после долгого затишья Зелдон-Троун не пригласил меня к себе в кабинет.

– Насколько я понял, Хорлокс-Местлер незадолго до своей смерти дал тебе представление о нашей солнечной системе, Дроув, – доброжелательно начал он, когда я сел и уставился на него. – Надеюсь, ты не станешь возражать, если я продолжу с того места, где он остановился. Очень важно, чтобы ты об этом знал. Это может многое тебе объяснить и может помочь тебе понять нашу роль здесь, на заводе. Тебе придётся жить с нами, и будет легче, если ты перестанешь нас ненавидеть. Возможно, ты даже сможешь нам помочь.

– Угу.

– Итак. – Он достал карандаш и нарисовал чертёж, похожий на тот, который изобразил Местлер, но поменьше, оставив большое пространство чистой бумаги. – Ты уже знаком с движением нашей планеты по эллиптической орбите вокруг солнца Фу. Это доказанный факт, хотя ещё не так давно считалось, что Фу вращается вокруг нас по двойной спирали. – Он усмехнулся. – Я до сих пор считаю эту концепцию весьма интересной.

Однако… В последние годы наши астрономы проделали большую теоретическую работу, и, хотя они смогли объяснить естественный характер орбиты, два фактора привели их в замешательство.

Во-первых, было бы логично предполагать, что наша планета когда-то была частью Фу, которая откололась или оторвалась. Но если это так – тогда почему она вращается вокруг оси, расположенной под прямым углом к плоскости её движения по орбите? Логично было бы, если бы она вращалась в той же самой плоскости, или очень близкой к ней. И, во-вторых, в её орбите были обнаружены необъяснимые отклонения.

Он сделал паузу и отхлебнул из кружки, задумчиво глядя на меня.

– Тебе не кажется это интересным, Дроув? Должно казаться. Это заинтересовало наших астрономов, и в результате возникли новые гипотезы.

Первая гипотеза предполагала, что когда-то в далёком прошлом между нашей планетой и солнцем Фу не было никакой связи. Мы не были частью нашего солнца. Мы появились откуда-то издалека, блуждая сквозь космос, и были им захвачены.

Вторая гипотеза вскоре подтвердилась. Отклонения в нашей орбите были вызваны гигантской планетой Ракс.

А с изобретением телескопа эти две гипотезы стали одним фактом.

Оказалось, что Ракс вращается вокруг оси, лежащей в той же плоскости, что и наша. Ракс и мы были когда-то частью одной и той же системы – фактически мы могли быть даже частью самого Ракса, а солнце Фу появилось извне…

Он замолчал, давая мне переварить услышанное. Наконец, я заметил:

– Вы хотите сказать, что все эти сказки о Великом Локсе Фу, вырывающем нас из когтей ледяного дьявола Ракса – правда? Что Фу притянул нас к себе с орбиты вокруг Ракса? – Я был разочарован; это выглядело так, будто моя мать оказалась права.

– Это правда, но это ещё не все. Видишь ли, этот процесс двусторонний… И теперь пришло время, когда Ракс должен притянуть нас обратно.

Наступила долгая тишина, и я вздрогнул, несмотря на то, что в комнате было тепло, вздрогнул, представляя себе холодный Ракс в небе и крохотную точку Фу среди звёзд. Вечная тьма, вечный холод. Это был конец света.

Действительно, конец света!

– Сколько лет? – прошептал я. – Сколько пройдёт лет, прежде чем мы снова увидим Фу?

– Не очень много – относительно, конечно.

– Он поколебался. – По расчётам – сорок. У нас есть продовольствие, топливо – даже несмотря на то, что мы потеряли весь груз спирта на «Изабель». Впервые нам предстоит стать… продолжателями цивилизации.

– Но что будет с остальными? – Собственно, я думал только о Кареглазке. Моей Кареглазке, умирающей страшной смертью от холода, пока все парлы, включая меня, будут сидеть под землёй в тепле и уюте. – Значит, война с Астой – лишь большой обман? – Мой голос дрожал.

– Нет, – спокойно сказал он, – война настоящая: она действительно началась, и, пока шла, стали известны некоторые астрономические факты, почти случайно были сделаны определённые расчёты. И тогда двум противоборствующим сторонам показалось более удобным позволить войне продолжаться, вот и все.

– Во имя Фу, уж конечно! – я снова начал терять самообладание. – Это позволяет вам принимать меры безопасности вроде превращения этого места в крепость, отгороженную от собственного народа, пока астонцы и эртонцы уничтожают друг друга. А мой отец… Он знал об этом, знал всё время… И у вас не возникло никаких мыслей о людях, которые погибли в вашей фальшивой войне, которые гибнут до сих пор?

– Они в любом случае погибнут. Они хоть будут счастливы, погибая за что-то… Послушай, Дроув, я понимаю твои чувства, – рассудительно сказал он. – Я рассказываю тебе все это, потому что мне кажется, ты единственный, кто в состоянии убедить Стронгарма прислушаться к голосу разума. Я хочу, чтобы он увёл своих людей. Даже ты должен понимать, что они ничего не добьются, напав на нас.

– Чтоб вас заморозило, Троун, – прохрипел я. – Чем больше парлов они заберут с собой на тот свет, тем более я буду счастлив. И они тоже: как вы сами сказали, лучше погибать за что-то.

– Ты не понимаешь, Дроув. Все это уже не имеет никакого смысла.

– А что случилось с маленьким Сквинтом, с Сильверджеком? Надо полагать, вы их убили? Он вздохнул.

– Я хочу, чтобы ты понял: ты один из нас, один из победителей, нравится тебе это или нет. Сквинт и Сильверджек, каждый по-своему, угрожали нашим планам, раскрыв суть наших действий, и потому их необходимо было убрать. Меня в то время здесь не было, но будь я на месте ХорлоксМестлера, я бы предпринял те же шаги. Вся операция могла пойти насмарку, если бы широкая публика слишком рано раскрыла наши цели. То же касается комплекса убежищ на астонском побережье.

– Ну ясно, – горько сказал я. – У астонцев все точно так же.

Полагаю, вы обменивались припасами во время комендантского часа.

Интересно, кстати, кто сейчас живёт у них в убежище – рядовые астонцы или их Правительство?

– Не говори глупости, Алика-Дроув, – устало сказал он. – Если не хочешь помочь, тогда просто убирайся с глаз долой, ладно?