Зато в тот же вечер члену политбюро Демократического фронта освобождения Палестины (ДФОП) Раафату удалось встретиться в Дамаске с Министром иностранных дел Хаддамом. Палестинец стал жаловаться, что Сирия приняла одностороннее решение о прекращении огня.
— Сирия приносит извинения, — прервал его Хаддам, — что она ни с кем не советовалась по этому вопросу, даже с Советским Союзом. Дело в том, что Сирия понесла большие потери, превышающие ее потери в войне 1973 года. Нынешний материальный ущерб — 6 миллиардов долларов. Сирийские ВВС и ПВО испытывают серьезные трудности. С учетом этого мы были вынуждены согласиться на прекращение огня.
При этом министр пояснил, что прекращение огня распространяется на всю территорию Ливана и включает Палестинское движение сопротивления. Если палестинцы будут придерживаться прекращения огня, то и Израиль будет вынужден делать это.
Два следующих дня в Москве прошли в сомнениях: прекращен огонь или нет?
С Ближнего Востока поступала противоречивая информация. Арафат жаловался советскому послу, что израильские войска продолжают наступление на Бейрут, а тем временем Израильское правительство торжественно объявляло о прекращении огня в Ливане. Кому верить?
Сомнения разрешил Андропов:
— Используйте такой дедуктивный метод, — сказал он. — Внимательно анализируйте официальные заявления израильского правительства о его намерениях и делайте вывод, что оно поступит ровно наоборот. Например, если лидеры Израиля говорят о прекращении огня, значит, они будут продолжать военные действия. Если они заявляют, что не намерены брать Бейрут, значит, завтра начнется его штурм. Если утверждают, что не имеют намерений воевать с Сирией, значит нужно ждать нападения на сирийские войска. И так далее.
Как оказалось, Андропов не шутил — в ливанских событиях так оно и происходило.
Правительство Израиля изо дня в день передавало по радио официальные сообщения о прекращении огня, в то время как израильская армия медленно, но неуклонно продвигалась к Бейруту под предлогом «выравнивания позиций» или отражения атак террористов. Таким ползучим методом в течение дня 13 июня израильские войска вошли в восточную, христианскую часть города и по двум направлениям стали обтекать западную, мусульманскую часть Бейрута, где находились лагеря палестинских беженцев Сабра, Барджна и Шатила.
Бегин клялся, что израильские войска стоят на месте, соблюдая прекращение огня, а в это время танки «Меркава» заняли позиции у президентского дворца в Баадбе. К вечеру они были уже в трех километрах от советского посольства, а израильская авиация начала массированную бомбежку ливанской столицы.
Поздно вечером Арафат сказал послу Солдатову:
— Мы окружены и у нас один выход — сражаться до конца. Битва будет кровавой и очень жаль мирное население, которое неизбежно пострадает. Но, к сожалению у нас нет другого выхода. Если мы продержимся дней 7—10, то может быть, арабский мир проснется. Прошу передать мои приветы Л.И. Брежневу и другим советским руководителям.
В тот вечер Арафат принял решение не уходить из Бейрута, как ему советовали, а сражаться до конца и устроить там израильской армии «второй Сталинград». Посол Солдатов стал осторожно зондировать, а не лучше ли все-таки уйти, сохранив костяк Палестинского движения сопротивления. Но маленький Арафат грозно посмотрел на него и ответил:
— Мои телохранители имеют строгое указание застрелить меня, если я отдам приказ уходить из Бейрута!
И совсем поздно вечером пришла шифровка из Триполи: Каддафи решил передать Сирии свои зенитные ракетные комплексы советского производства. Ливийцы просят переправить их в Сирию на советском судне, так как Израиль не посмеет ударить по нему или захватить.
Но тут же встал вопрос: а если посмеют? Что тогда делать? Однако в ЦК и Минобороны склонялись к тому, чтобы дать согласие, и оно, видимо, пошло по каким-то своим каналам.
В общем, с утра 13 июня остро встал вопрос: что конкретно намерен делать Советский Союз в складывающейся ситуации?
Громыко прислал из Нью-Йорка срочную телеграмму, в которой предлагал выступить с Заявлением Советского правительства и еще раз осудить Израиль, который при покровительстве США безнаказанно совершает агрессию, истребляя поголовно палестинское население в Ливане. Это «заявление, — писал советский министр, — должно быть выдержано в твердом тоне, что бы было видно, что говорит крупная держава, для которой Ближний Восток — это район, события в котором не могут не затрагивать интересы ее безопасности».
Но как наказать агрессора, министр не предлагал, оговорившись только, что «постановка вопроса в Совете Безопасности Советским Союзом исключается, поскольку даже Сирия и Ливан к нам не присоединятся, так как их представители дали здесь ясно понять. В этих условиях Совет ничего полезного принять не смог бы, если бы он и был созван».
На очередном совещании у Пономарева решили писать Заявление Советского правительства, как предлагал Громыко, а также направить предупреждение Израилю относительно безопасности и неприкосновенности советских граждан в Ливане.
Не успели в МИДе сесть за эти документы, как мне позвонил начальник Генерального штаба маршал Огарков и попросил вставить в Постановление ЦК пункт об указаниях Министерству обороны придвинуть к территориальным водам Ливана группу кораблей ВМФ СССР — крейсер, эсминец и два сторожевых корабля.
Это в корне меняло ситуацию, особенно в сочетании с транспортировкой ливийских ракет на советском судне. Поэтому я спросил его, не переступим ли мы тем самым ту грань, за которой начнется наше вползание в ближневосточный конфликт, о чем сам он предупреждал на совещании у Пономарева два дня назад.
— Все просчитано, — ответил маршал. — Не беспокойся, — и повесил трубку.
Потом позвонил помощник Генерального секретаря А. М. Александров и поинтересовался: «Что новенького?» — ему предстояло делать международный обзор для Леонида Ильича. Пришлось обратить его внимание на опасный поворот событий в связи с возможным появлением советских кораблей в районе конфликта.
— Подождите пару часиков, — сказал умный помощник, — и пока ничего не пишите на эту тему.
Александров не только прекрасно знал, как идут международные дела, но и как о них надо докладывать Генеральному. Невысокого роста, худенький, с острым, вытянутым, как у лисы, личиком, он всеми своими повадками походил на это животное — умное, хитрое и чертовски осторожное. Но делать политику он умел так же ловко.
И вот результат. Примерно через полтора часа в МИД последовал звонок от Устинова, который потребовал срочно направить в Триполи указание остановить погрузку ливийских ЗРК на наше судно. А вопрос о направлении советских военных кораблей к берегам Ливана отпал сам собой. Военные его больше не поднимали.
Как потом выяснилось, докладывая о международных событиях, Александров красочно описывал беспощадное наступление Израиля против сирийцев и палестинцев в Ливане, а затем как бы мимоходом упомянул, что ливийцы хотят провезти свои ракеты в Сирию на советском торговом судне и наши ведомства хотят дать согласие.
— Они что, с ума сошли? — отреагировал Брежнев, подготовленный именно к такой реакции всем предыдущим докладом своего помощника. — А если его потопят?
Эта реакция Генерального секретаря ЦК КПСС немедленно и без комментариев была доведена по спецтелефону до сведения Андропова, Устинова, Мальцева и Пономарева. После чего и последовал звонок в МИД от Устинова. Вот так вершились дела в Кремле.
Вечером 14 июня по радио и телевидению было передано Заявление Советского правительства, резко осуждавшее продолжающуюся израильскую агрессию и подготовку к штурму Бейрута. Но обстановка на Ближнем Востоке от этого не поменялась. Сирия была на грани поражения, палестинцы в одном шаге от изгнания. А какого-либо четкого образа действий у Москвы не было.