14 июня в 5 часов утра посла Юхина срочно вызвали в МИД. Министр Хаддам с явными следами бессонной ночи под глазами передал ему очередное послание советскому руководству.

— Обстановка резко осложнилась, — сказал Хаддам, — и руководство Сирии считает необходимым провести неотложные консультации с советским руководством. С этой целью оно просит принять в Москве министра обороны Тласа и министра иностранных дел Хаддама для встреч с Н. А. Тихоновым, Д. Ф. Устиновым и А. А. Громыко.

На этот раз Москва отреагировала оперативно. В тот же день Андропов провел узкое совещание, на котором было принято решение сообщить сирийцам, что мы готовы провести такие консультации, но не в Москве, а в Дамаске и направить туда с этой целью заместителей министров — А. Г. Ковалева и С. Ф. Ахромеева.

— Это даст нам больше времени для маневра, — заключил Андропов.

На следующий день они вылетели в Дамаск. И в тот же вечер советских посланцев прямо с самолета повезли в МИД Сирии. Министр Хаддам сообщил, что Израиль предъявил ультиматум, требуя вывести сирийские войска из Бейрута. Но Сирия ответила на него категорическим отказом. Теперь унизительный ультиматум направлен ООП. От палестинцев требуют сложить оружие, выдать 10 руководителей во главе с Арафатом и организованно выходить сдаваться в плен в назначенных для этого пунктах.

— Создавшаяся ситуация, — подчеркнул Хаддам, — требует немедленного укрепления обороноспособности сирийской армии, направления в Сирию мощных средств ПВО, обеспеченных советскими специалистами, а также современных самолетов с советскими летчиками.

А министр обороны Тлас уточнил:

— Президент Асад просит Советский Союз разместить на территории Сирии советские зенитно-ракетные и авиационные части. Он готов предоставить военно-морскую базу для ВМФ СССР.

Параллельно ставился вопрос о срочных поставках Сирии современных средств ПВО и авиации с советским военным персоналом, который будет «использовать эти средства пока не закончится подготовка соответствующих сирийских кадров». Слово «воевать» при этом не упоминалось, но подразумевалось.

С этими сирийскими предложениями Ковалев и Ахромеев вернулись в Москву. Сами они, естественно, ответа на них дать не могли: слишком серьезным был заход с сирийской стороны, а инструкций, как всегда, не было. Поэтому ограничились традиционным в таких случаях: доложим советскому руководству.

Но и в Москве долго не могли определиться, как поступить. Слишком большими были расхождения в позициях МИДа и Министерства обороны. Нет, воевать за сирийцев никто не собирался. Но для военных весьма привлекательным выглядело создание советских баз. Поэтому они настаивали на принятии сирийского предложения в урезанном виде, ограничив советское участие в военных действиях случаями прямого нападения на эти базы и средства. МИД же был категорически против.

Международный отдел ЦК и новый шеф КГБ В. В. Федорчук склонялись к поддержке позиции военных, а К. У. Черненко и Н. А. Тихонов были скорее на стороне МИДа. Но позиции главных действующих лиц в этой драме были неясны: Андропов таинственно молчал, а Генсек находился в «отключке».

Наконец 19 июня Андропов собрал в ЦК совещание, на котором присутствовали: К.У. Черненко, Д.Ф. Устинов, В.В. Федорчук, В.Ф. Мальцев, А.Г. Ковалев, С.Ф. Ахромеев и некоторые эксперты.[60]

Странная там проходила дискуссия. По взаимному согласию с самого начала было решено отложить обсуждение самого горячего вопроса: создание советских военных баз в Сирии и размещение там ЗРК с советским персоналом. Андропов строго и без шуток так обрисовал ситуацию:

— На Ближнем Востоке действуют разные политические силы и политическую линию надо определять применительно к каждой из них. Толкать ли арабов к сопротивлению или к компромиссу? Толкать на продолжение вооруженной борьбы — значит толкать к их уничтожению.

Надо иметь перспективу политики на Ближнем Востоке. Умыть руки, уйти с Ближнего Востока нам не удастся — слишком многим мы там завязаны. Надо найти проблему, которая заинтересовала бы все арабские страны без исключения. Например, опреснение воды, как у нас на Каспии.

После этого практически без споров пришли к таким немудреным выводам:

1. Не следует подталкивать стороны в ливанском конфликте к продолжению вооруженной борьбы, а в советской печати не надо драматизировать ситуацию, так как это бьет по нашим интересам. Нужно вести дело к компромиссу, сохранению ядра ПДС и ПНС в Ливане.

2. Асаду направить ответ от имени Брежнева, суть которого должна состоять в том, что арабы сами должны больше делать. При этом Черненко произнес такие слова:

— Асад — сложная фигура, и неорганизованность в боевых действиях сирийских войск идет сверху. А единство арабов — вещь иллюзорная.

3. Восполнить потери Сирии и ООП новейшим оружием. При этом уйти от ответа на просьбу сирийцев, чтобы вместе с новыми средствами ПВО и истребительной авиацией направлять советский военный персонал для обслуживания этих вооружений.

4. Подготовить аналитическую записку о положении в Ливане и вокруг него.

Эксперты выходили из кабинета Андропова, пожимая плечами: что писать Асаду? Предложить ему вместо военных баз опреснение Средиземного моря? А начальник Генерального Штаба маршал Огарков, когда ему рассказали о принятом решении, сказал:

— Вся беда в том, что у нас нет политики на Ближнем Востоке. Еще Бисмарк говорил, что любая политика лучше политики колебаний. Ведь что происходит сейчас в Ливане? Если говорить коротко, то наши друзья терпят поражение, а мы сидим сложа руки и все обсуждаем, что делать.

Я не согласен с позицией МИДа активно взять на себя процесс мирного урегулирования этого конфликта и тем самым спасти наших друзей от разгрома. В сложившихся условиях — это проявление слабости и оно едва ли укрепит наши позиции в мире. Но я могу понять вашу логику — это хоть и плохая, но политика.

Что нужно сделать конкретно? Надо создать в Сирии наши базы ВВС и ВМФ, разместить там наши ЗРК для их защиты, иными словами, разместить в Сирии советские войска. Возьмите Южную Корею. Там находятся американские войска и северные корейцы, как бы они ни грозили, не решатся теперь напасть на Юг, так как это грозит им столкновением с американцами лоб в лоб. А ведь израильтяне куда как осторожней, чем корейцы.

Огаркова на этом совещании не было — не позвали. После ввода советских войск в Афганистан, против чего решительно возражал маршал, между ним и министром обороны явно пробежала черная кошка. Оба были самолюбивы и властолюбивы и по натуре своей не способны на компромисс. Да и Андропов стал относиться к начальнику Генштаба сдержанно. В кулуарах ЦК перешептывались, что он называет маршала «наполеончиком». Поэтому при принятии важных решений Огаркова стали отодвигать на задний план.

Тем временем в ливанском конфликте, вопреки мрачным прогнозам наступило недолгое затишье. И продолжалось оно 10 дней — пока премьер-министр Израиля Бегин… находился в США с официальным визитом.

Этот заокеанский визит израильского премьера вызвал тогда немало кривотолков в мире, да и в самом Израиле: зачем Бегин поехал в Америку? К израильской военной акции в Ливане американское общественное мнение относилось негативно, да и в администрации президента США выражали недовольство этой политикой Израиля. Поэтому многие аналитики посчитали, что Бегин совершил ошибку, отправившись в такое время в Америку, — там ему придется оправдываться и идти на уступки. Уже перед отлетом он заявил, что у Израиля «нет намерений оккупировать Бейрут или устанавливать в нем режим военной оккупации». Это заявление он дублировал потом неоднократно.

Но тонкий знаток дипломатических формул и уловок заместитель министра Ковалев, которого «бросили» в те дни на ливанский кризис, так прокомментировал эти высказывания израильского премьера: