В зале герцог застал Борродейла, вышедшего из своей квартиры в задней части дома, и прошествовавшего по залу в сопровождении двоих лакеев. Борродейл спросил, будет ли его светлость обедать дома, и, бросив взгляд на его сапоги, — не желает ли он, чтобы ему подали лошадь.

— Нет, спасибо, — вежливо ответил герцог, — мне ничего не надо. Если придет капитан Белпер, скажите, что вы не знаете, когда я вернусь.

— Очень хорошо, ваша светлость, — поклонился Борродейл, — а когда ожидать вашего возвращения?

Герцог улыбнулся и любезно заметил:

— Но ведь если вы будете знать это, как же вы скажете капитану Белперу, что вы этого не знаете?

Прежде, чем тот смог оправиться от удивления и сообразить, что к чему, герцог ушел.

Первой его целью был Главный почтамт на Ломбард-стрит. Он приехал в наемной карете, что само по себе было приключением: ведь он прежде в них не ездил. Но на почтамте его ждало разочарование: оказывается, почту увозили из Лондона вечером, поэтому ему следовало уезжать сегодня в полдевятого вечера, если воспользоваться их каретой. Дюжий гражданин в котелке сжалился над его неопытностью и направил его на Алгайт Хай-стрит на постоялый двор «Голова сарацина», где была стоянка дилижансов. Когда герцог, поблагодарив, спросил его, как туда добраться, тот развеселился, сказал, что сразу видно новичка и пожелал ему, чтобы его не запачкали пролетающие мимо кабриолеты. «Голова сарацина» оказалась большой, оживленной гостиницей, с двумя галереями вокруг мощеного дворика. Даже в одиннадцать утра, когда большинство карет уже отбыло, в офисе было много людей, желавших заказать места на одну из следующих. Герцогу, когда подошла его очередь, досталось место рядом с козлами в экипаже, отбывавшем в Эдинбург в восемь утра, он должен был прибыть в Бэлдок около полудня. Тогда он заказал номер на одну ночь, отмахнулся от какой-то дамы, пытавшейся всучить ему кресс-салат, отказался от предложения одного мужчины приобрести дверной коврик и отправился на поиски магазина, где можно купить чемодан.

Распорядившись доставить покупку к капитану Вейру, герцог занялся такими мелочами, как покупка мыла, зубного порошка, бритвы. Он отправился в Бедфорд-Хауз, где с удивлением обнаружил, что щетки, расчески и тому подобное стоят очень дешево. В конце концов он сделал столько мелких покупок, что вынужден был отправить и их к своему кузену.

Было около восьми, когда он, после дневных хлопот, достиг Олбени. Проходя Роуп-Уолк, он встретил знакомого, совершавшего вечернюю прогулку, который с любопытством взглянул на его сапоги и сказал:

— Только что прибыли из деревни, герцог? Не знал, что вы в городе. Собираетесь в гости к кузену? Он дома, я видел, как он вошел в дом всего час назад.

— Я ужинаю у него, — ответил герцог.

— Ну, надеюсь, увидимся в «Уайте» завтра. Герцог что-то пробурчал в знак согласия и пошел дальше. Когда он пришел к капитану Вейру, кузен грубо спросил его, не собирается ли он превратить его жилище в склад.

Герцог улыбнулся:

— О, у меня и в мыслях не было ничего подобного! Просто ты и представить себе не можешь, как я был занят!

— Но, Адольф, разве дело дошло до того, что ты сам теперь будешь доставлять свое белье от прачки? — спросил Гидеон, показывая на огромный узел на полу.

— Значит, Фрэнсис смог все это притащить? Молодец! — кивнул герцог, снимая верхнюю одежду. — Гидеон, я решил сбежать!

— Замечательно! — одобрил кузен. — Расскажи мне все!

Герцог прошел с ним в гостиную и сказал:

— Нет, лучше не надо, если ты не возражаешь.

— Тогда ничего не рассказывай, — произнес Гидеон, протягивая ему стакан хереса. — Поверь мне, Адольф, я не собираюсь чинить тебе ни малейших препятствий.

Герцог подумал, что не может быть в этом до конца уверен. Старший кузен готов будет помочь ему в его трудных предприятиях, но стоит мистеру Ливерседжу начать его шантажировать, как тот без сомнения создаст на пути герцога не одно препятствие. Он снова улыбнулся и начал пить херес. Гидеон, знавший эту милую, невинную улыбку, осуждающе сказал:

— Адольф, ты замышляешь что-то нехорошее.

— О, нет, — ответил Джилли, — я просто очень устал быть собой и хочу воспользоваться твоим советом: попробовать побыть просто мистером Дэшем. Быть Герцогом Сейлом страшно утомительно.

— Как? Разве я давал тебе такой совет? За это отец потребует моей головы на блюде.

— Вчера вечером. Я уже попробовал начать новую жизнь. Человек, которого я встретил в Сити, назвал меня новичком. Думаю, он прав: я совсем зеленый. Ну, ничего, научусь, Я ведь уезжаю.

— Так я и думал. В этом несчастном узле — твои пожитки?

— Да, и чего мне стоило вынести их так, чтобы Нитлбед не заметил! Может быть, он будет искать меня здесь. Пожалуйста, скажи ему, что со мной все нормально, чтобы он не поднимал паники.

— Положись на меня, Адольф, я, если не сделаю точно так, как ты желаешь, то по крайней мере запутаю твою свиту. Они ничего не узнают.

— Бедный Нитлбед, — сказал герцог. — Боюсь, он будет в отчаянии. Сегодня утром я поступил с ним несправедливо. Плохо волновать его, но я так больше не могу! Они обращаются со мной как с ребенком или идиотом. Я шагу не могу ступить, чтобы они не побежали вызывать карету или предлагать мне перчатки, или не спрашивали, когда я вернусь. Да, я знаю, что ты скажешь, но я не могу! Я пытался, но черт возьми, сколько можно вспоминать, как Борродейл давал мне леденцы, когда я был в немилости, или как добрый Чигвел сказал моему дяде, что это он разбил окно в красной гостиной, и как Нитлбед ухаживал за мной, когда я болел, и так далее!

Гидеон криво улыбнулся и сказал:

— Ясно, у тебя не хватает духу объявить им всем, что ты мужчина и сам себе хозяин, и ты решил показать им это, так?

— Наверное. Я так не думал, но, должно быть, ., что так оно и есть. Я очень хочу стать свободным! Если бы не представился случай, я бы продолжал переживать, но пальцем бы не пошевелил, чтобы помочь себе. Гидеон, я, должно быть, похож на живую вяленую рыбу!

— Да. Но неужели эта серая рутина смогла дать тебе возможность приключения, Адольф? Вот уж не предполагал!

— Небольшое приключение! — рассмеялся герцог. — Мне предстоит кое-что сделать самому, не знаю, что из этого получится, но попытаться надо. Раз в жизни посмотрю, что это значит — не быть герцогом с суетливыми слугами, поддакивающими каждому слову, подхалимами, в поклонах достающими землю носом: «да, ваша светлость», «нет, ваша светлость»! Думаешь, это для меня плохо кончится?

— Нет, малыш, я думаю, ты хорошо понимаешь дело и сможешь справиться. Другое дело — понравится ли тебе, когда никто тебе не служит. — Он усмехнулся. — Но тебе это не повредит: слишком долго с тобой нянчились. Надеюсь, приключение окажется волнующим, и ты убьешь множество великанов и драконов. Хотел бы я посмотреть на это.

— Ну, нет, этого не жди, — ответил герцог, качая головой. — Тебе покажется, что я медлю с великанами и драконами, ты выйдешь из терпения и, отодвинув меня в сторону, сам начнешь убивать чудовищ. Подозреваю, что если ты будешь рядом, мне самому делать уже ничего не придется. Я все время спрашивал бы, что мне делать дальше, ведь так оно всегда и бывало, а от привычек нелегко отделаться! А ты очень категоричный и властный малый, Гидеон.

— Что ж. Когда вернешься, ты заткнешь меня за пояс!

— Очень возможно, — ответил Джилли, ставя пустой стакан. Вошел Рэгби и поставил блюда на стол. Гидеон отослал его. Герцог сел за стол.

— Как мило. Дядя говорил, что можно научиться всему, было бы желание! Я могу подковывать лошадей. Да, он всегда желал, чтобы я стал более самостоятельным. Но как разозлился бы он, если бы узнал, что я затеял! Я трясусь, как бланманже, при одной мысли об этом.

— Наблюдая за тобой, — сухо заметил кузен, — могу тебе заметить, что ты вовсе не трясешься перед моим отцом!

— Ну, конечно нет, он ведь сделал мне много доброго. Но я не люблю, когда он сердится на меня, у меня от ругани болит голова. Я хочу тогда ускользнуть, стать незаметным, и обычно мне это удается.