В общем, осознавал Ли Пенг, он в тупике. Впервые за всю свою богатую на события практику. И избежать катастрофы, похоже, не получалось. Ситуация полностью вышла из-под контроля, и он просто не понимал, за что надо хвататься. Да и можно ли было за что-нибудь ухватиться в принципе? Взять хотя бы конфуз с задержанием объекта на Ленинском… Такого, по словам ответственного за связь с МВД, московская милиция еще не испытывала. Так красиво уйти от ОМОНа не удавалось еще никому. Наверное, представил Ли Пенг, подобного и уголовный розыск Пекина навряд ли припомнит.

Означало ли это, что он вступил в борьбу с кем-то исключительно умным и подготовленным? Безусловно. Но с кем? Ведь такую серьезную школу мог дать только многолетний опыт "горячих точек" или подготовка в спецназе. А ни к одному из этого списка подозреваемый, согласно его биографии, не подходил. И хотя было установлено, что у него имелись связи в ФСО, проработка этого вопроса тоже не дала результата. Человек будто канул. Без улик, без намека, без единого шанса взять след. Так же внезапно, как и появился. А может, подумал Ли Пенг, все это чары иконы, ее нежелание сдаться, быть захваченной в плен? Может, это и правда она, и поэтому он просто не в состоянии, не в силах что-либо сделать? Начальник Первого особого отдела почувствовал, что вспотел.

Нет, невозможно. В это поверить он просто не мог. Уж если ему удалось уничтожить руками талибов гигантские статуи Будды, как может ему не даваться какой-то божественный лик? Пусть даже неоднократно спасший Россию? Нет, замотал головой китаец, этого просто не может быть. По одной и довольно банальной причине. Потому что не может, и все. Никогда. Ведь это всего лишь икона.

Он убеждал себя, что не верит, но внутри понимал, что никаких объективных причин для провала не существует, и с каждой минутой его душу все сильнее охватывало чувство полнейшей безысходности и абсолютной бесполезности борьбы с этим покровителем русских. Ли Пенг в отчаянии зарыл лицо в ладони.

Нет сомнений, что он силен и готов ко всему. К поражению. К фатальной ошибке. К невозможности исполнить задуманное по независящим от него форс-мажорным обстоятельствам. Он даже готов к собственной смерти на благо Родины. Но оказаться обманутым деревяшкой… Такого он точно не пожелал бы врагу. И такого ему ни за что не простят в Пекине. Несмотря на былые успехи. Несмотря на высшие государственные награды и дружбу с Генеральным секретарем. Несмотря ни на что. Все эти достижения вместе взятые никогда не перевесят одного краха с иконой. Позавчера он разговаривал с поддержавшим его проект человеком из Политбюро, и тот вполне прозрачно намекнул на недовольство.

— Засуетились, крысы, — вполголоса, но не по злобе произнес Ли Пенг, поднимая голову.

Партийные бонзы правы, и он понимал их прекрасно. Мало того, что он лично провалил годами готовившуюся одну из самых секретных в истории отдела операций и нанес непоправимый ущерб репутации службы, он ставил под удар само существование и будущее своей страны. Ведь если реликвия останется в России, правительство и партия надолго позабудут о любых планах экспансии, и Третий Рим возродится. А этого допустить нельзя. Но что же делать?

Он вновь кинул взгляд на дисплей — мобильный по-прежнему молчал, не подавая признаков жизни. Новый обладатель иконы звонить ему явно не собирался, а просьба оставить свой телефон и оскорбления были лишь усыпляющим бдительность тонким психологическим трюком. Он просто меня развел, догадался Ли Пенг, отдав на откуп эмоциям и лишив тем самым малейшей способности думать. И я, как последний болван, купился, хотя по большому счету мог все в лесу изменить. Постараться уговорить. Пойти на любые условия. Заплатить любую сумму. Сделать все, чего бы тот ни потребовал. Эх, вздохнул Ли Пенг, вернуться бы прошлое…

Сейчас он был готов буквально пожертвовать всем, отдать свою жизнь, даже жизнь своих близких и детей, лишь бы вновь оказаться в том джипе с собачником. Но невозможное — невозможно. Может даже, потрогал Ли Пенг пистолет, этот день станет для него последним. Смыть позор можно лишь собственной кровью.

В дверь постучали. Кто это? Он посмотрел на часы. Без минуты двенадцать. А, они. Явились, как приказал. На совещание.

— Заходите, открыто! — крикнул Ли Пенг и нахмурил брови: говорить своим подчиненным ему было нечего.

В проеме появились фигуры.

— Товарищ секретарь, спецгруппа в полном составе по Вашему приказанию прибыла, — козырнув, выпалил старший.

Ли Пенг молча кивнул, приглашая войти. Трое мужчин и две женщины перешагнули порог. Он указал им на стулья.

— Товарищи, — обведя всех безразличным взглядом, тяжело начал начальник Первого особого отдела, когда вошедшие расселись. — По независящим от вас обстоятельствам и не по вашей вине я принял решение отменить проведение операции в России. К сожалению, до сих пор мы не располагаем никакой информацией о местоположении преступника или груза, и дальнейшее ваше пребывание в этой стране признано мной нецелесообразным. Вы отлично поработали, я объявляю вам всем благодарность. Завтра вы улетите в Пекин. О дальнейших своих действиях вы узнаете в отделе. Спасибо за понимание. Это все. Вы свободны.

Ликвидаторы переглянулись. Такого Ли Пенга им видеть еще не доводилось. Где тот энергичный и волевой человек, которого они знали еще вчера? Теперь его уже не было. Вместо него перед ними сидел утомленный сгорбленный старик, потерявший всякий интерес к жизни. И хотя голос его был по-прежнему тверд, в нем не чувствовалось уже былой убежденности. Казалось, он механически произнес заученный текст, не пытаясь вникнуть в суть сказанного.

— Товарищ секретарь, разрешите… — поднялся старший группы.

Ли Пенг молча кивнул.

— Может, имеет смысл еще подождать? Мы готовы.

— Нет, товарищи, решение принято. Нет смысла ждать ливня в пустыне. Езжайте, я останусь здесь еще на несколько дней.

С этими словами Ли Пенг поднялся и протянул для пожатия руку.

— Гао бе 1! Желаю удачи!

Старший подошел и крепко сжал сухую жилистую ладонь. Ли Пенг посмотрел в ответ так, как будто прощался с ним навсегда. Женщины загрустили. Лицо их некогда всесильного начальника осунулось, глаза были тусклы, губы почти побелели. Без сомнений, он был надломлен, воля покинула его, и они чувствовали, что, может, видят его живым и целым в последний раз. Кто-то попытался было предложить выпить, но Ли Пенг, замотав головой, вновь опустился в кресло. Взгляд его был устремлен в пустоту. Он явно желал одиночества.

Ликвидаторы козырнули и вышли. Начальник Первого особого отдела включил телевизор и прибавил звук. Теперь он хотел кое-что написать для семьи. Но не про то, кому из детей достанется дача или потрепанный джип. Он должен был поделиться сокровенным.

Ли Пенг вытащил из принтера лист бумаги и от руки написал: "Моей любимой супруге и дорогим сыновьям". ____________________________________________________1. Прощайте (кит.)

Потом, подумав с секунду, скомкал лист и бросил в урну. Нет, надо все же начать с сыновей, решил он, им продолжать его дело. "Моим дорогим сыновьям и любимой супруге". Вот, так будет лучше. Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и уже готов был нарисовать очередной иероглиф, как вдруг раздался звонок.

Ручка вывалилась из рук, а сам Ли Пенг побелел. По этому аппарату он мог ждать только одного звонка, но, может, слух его на нервной почве обманывает. Он продолжал, не шелохнувшись, сидеть, чтобы убедиться, что это не галлюцинация, но телефон упрямо повторил свой зов и во второй, и в третий раз. Начальник Первого особого отдела схватил сотовый и посмотрел на дисплей. Номер не определялся. Он включил в аппарате диктофон и, нажав на кнопку селектора, приказал немедленно определить координаты звонившего. И только потом нажал кнопку вызова.

— Алло, я слушаю, — по-русски, чуть дрожа, произнес он, делая паузы.

От возбуждения сердце рвалось из груди, но он понимал, что должен продержать говорившего как можно дольше на линии.