Глава3.Граница.

В три часа после полудня ко мне подошёл Паша.

– Искупаться не хочешь?

– А что, вас отпустили?

– Да, Иваныч разрешил, беги к нему отпрашивайся пока он во дворе.

Я подошёл к Иванычу и изложил ему своё желание, на что он, сделав каменное лицо, ответил:

– Ребята поймите, в любой момент может быть отправка, к тому же у меня приказ, в город не выпускать вас, а если с местными какие трения? Сам понимаешь… оставайся в лагере.

«Вот старый дурак, опять командира включил, и зачем я только у него спрашивал! Оставайся в лагере. Такое ощущение, что я добровольно в тюрьму сдался. Нет, нельзя сдаваться, если старый пень не хочет по-честному, придётся действовать как обычно».

– Иваныч, я из Сибири, про Дон только в книжках читал, а теперь такая возможность появилась, к тому же, я один роли не сыграю.

Лицо Иваныча расплылось в широкой улыбке и он протяжно сказал:

– Иди, коли на Дон-батюшку полюбоваться хочешь.

В нашей компании я был самым младшим и самым неопытным в военном деле. Фокс был небольшого роста, но крепкого телосложения. В его лице читалось зрелость, а также хладнокровность, он был больше похож на предпринимателя, привыкшего к комфорту и к выдержанному виски. Фокс был военным лётчиком в прошлом, сейчас же род его занятий был неизвестен, от Паши я узнал, что у него есть жена и маленький ребёнок.

Вторым был Зевс, выглядел он как человек прошедший горячую точку. На его теле было несколько шрамов, явно от пулевых ранений. В глазах Зевса читался задор, вперемешку с удалью русского богатыря, он по-ребячески смеялся и не мог никак понять, почему Дон такой мутный.

– У нас в Сибири речушки быстрые и холодные, вода в них прозрачная как хрусталь, – кричал он, растираясь полотенцем. В такой реке нет, особого удовольствия купаться.

– Ну да, вы, наверное, в Сибири у себя там с медведями в догонялки играете, – улыбаясь, ответил я.

Зевс пристально посмотрел на меня, и, отвернувшись в сторону, ответил:

– Может, и играем, только вода всё равно мутная.

«Да, с таким собеседником трудновато будет в одной берлоге, какой же особенный они народ – эти сибиряки».

Замыкал наш круг Паша, который работал и жил в Краснодаре, и по моему наблюдению, прожив там несколько лет, теперь говорил с кубанским акцентом.

После неудачной попытки пошутить с Зевсом, я, забросив свои попытки говорить с ними, стал внимательно слушать их рассказы о службе в горячих точках.

Ростов в тот день не жаловал нас погодой, хоть и июльское солнце припекало, но дул очень сильный ветер, после первого же захода, мы отправились обратно в лагерь.

На входе возле ворот нас встретил Док.

– Парни разговор есть.

Фокс и Зевс, демонстративно подняв головы вверх, прошли мимо, показывая тем самым, что они в его подчинении лишь формально, и, не желая слушать его, отправились сидеть на бревно. Док с какой-то растерянностью в глазах подошёл к нам с Пашей и сказал:

– Бродяга попросил оповестить всех, когда будем переходить через границу, скорее всего, пойдём мелкими группами, очень вероятно, что будет обстрел, так что на автобусах могут не повезти. Оружие выдавать не будут, по одному стволу будет только у старших группы, и то не для обороны, а для… – Док запнувшись замолчал, было видно, как он с трудом подбирая слова, пытался выдать нам информацию как можно мягче.

– А для чего? – спросил у него Паша.

– В случае ранения кого-то из группы и невозможности передвигаться самостоятельно, раненого придется… – сделал он паузу. – Чтобы не накрыли всю группу… – Док замолчал, но через мгновенье выдавил из себя: – Ну, сами понимаете…

Последняя фраза далась Доку очень трудно, вероятно он и сам был ошарашен такой директивой.

– Что за бред, – возмутился Паша.

– Кто это тебе сказал, Бродяга? А ему? Наверное, Иваныч передал, командир, б…

После услышанного, сидевший на бревне, Фокс подскочил, и, взяв Пашу за плечо, отвёл его в сторону.

– Братан, главное из этого цирка выбраться, а там уже нормальные пацаны встретят, у меня уже есть пару телефонов.

Паша, подойдя к Доку, тихо сказал ему:

– Нет, они для меня не командиры, так что не обессудь.

Док подошёл ко мне и, видя моё растерянное лицо, попытался сохранить рушившуюся на глазах свою маленькую власть.

– В любом случае командир здесь я, так что приказ есть приказ.

– Как скажешь, – ответил я.

Док был в таком плачевном состоянии, что я бы никогда не простил себе какое-либо нарекание с моей стороны.

Дождавшись пока Фокс уйдёт, я подошёл к Паше и вопросительно взглянул на него.

– Да чепуха все это, не слушай их. Док парень неплохой, просто слушает этих придурков. У нас в Чечне правило было: своих не бросать, хоть мертвого, но вынести, не оставлять… а эти видишь, как выкрутиться решили, своих добивать придумали. Молодцы!

– А у вас там раненые в операциях были? – спросил я.

– Конечно, но у нас в отряде, большую часть составляли чеченцы. У них так заведено: если прогнёшься, будут чмырить тебя всю службу, но если покажешь, что есть в тебе стержень, за своего примут. Тогда будь уверен, раненого не бросят, так что я бы лучше в отряд к чеченцам пошёл, чем не пойми к кому.

После разговора с Доком у меня остался неприятный осадок, мне стало понятно, что находимся мы под командованием дилетантов, и если нас действительно при переходе накроют минами – разбегутся все как тараканы, и бегай потом по бескрайним степям Украины, словно заяц. «Неужели нашу нацию так оболванили за годы правления бездарных руководителей, что люди, занимающиеся военным делом, разучились воевать?».

Решив развеяться от чёрных мыслей, я решил наведаться к Кате, уж всё мне никак не давала покоя её заносчивость. К тому же прикинув, что: «Если отправка здесь через три дня, а, по словам Бродяги, были те, кто находился здесь уже третий день, из её одиночества следовало – с ней никто особо не общался». Может легенда делала своё дело, а может всем было не до этого, все рвались «туда» – за горизонт.

Екатерина передвигалась по лагерю словно привидение. Она, никого не замечала и все делали вид, что тоже её не замечают.

Катя сидела на скамейке под навесом и что-то писала в блокноте. Её огненно-рыжие волосы были туго стянуты в кулёк, ветер пытался заигрывать с её пышным хвостом, но тугая резинка стягивала их и только тоненькие локоны у лба покачивались от ветра.

– А я всегда мечтал стать психологом, – неожиданно для неё, подсев к ней, сказал я.

Катя вздрогнула так, будто её ущипнули, и, увидев мою улыбающуюся физиономию, улыбнулась в ответ.

– Ну, я так понимаю, если ты здесь, значит – твоя мечта не сбылась!

– Почему ты так решила?

– Хорошие психологи добровольцами на войну не ездят, они ждут тех, кто возвращается с боевых действий, чтобы потом на их синдромах зарабатывать деньги.

– Да, с тобой не поспоришь. А сколько ты здесь?

– Две недели уже, – смущённо ответила она.

– И что, кто-нибудь возвращался?

– Я не знаю, мы же только набираем, подсчётом убитых и раненых другие люди занимаются.

– Значит, ты здесь целыми днями здесь сидишь, и блокнот заполняешь? – не унимался я.

– Нет, мы в игры ещё здесь играем с ребятами.

– В какие же игры здесь можно играть? Тем более с Иванычем!

– В мафию, например, – с блеском в глазах ответила она. – Вот сейчас как раз подходит время, поможешь людей собрать?

– С удовольствием! Как коллега коллеге.

Катя улыбнулась и, встав из-за стола, протянула мне листочек и ручку.

– Твоя половина лагеря левая, а моя правая, ну что, пошли? Только тех кто согласится, записывай.

Желающих играть в мафию оказалось немного, наверное, сказывалось долгое пребывание в лагере. С теми, кто согласился, мы сели за обеденный стол. Нас набралось около десяти человек. Напротив меня сидел парень с позывным Моссад, – он был из Израиля. Увидав по телевизору как украинские каратели утюжили артиллерией гражданское население, он отправился на помощь мирному населению. По словам Паши, он говорил, что евреи ему не братья и, будучи вывезенным своими родителями ещё маленьким из Союза, он всегда считал себя русским и мечтал возвратиться на Родину. А после победы над карателями он планирует остаться жить на Донбассе.