Там муж его и подцепил. Главное, я ведь даже рассказала ему накануне за ужином о происшествии в сумке, но он, естественно, слушал меня вполуха, а уж связать в утренней суете мой вчерашний рассказ с наличием телефона у зеркала – задача, непосильная даже для многих женщин. Я и сама-то хватилась телефона только пару часов спустя, собираясь в магазин за продуктами на неделю. Но, в отличие от мужа, у меня был запасной вариант. Не найдя своего телефона и сообразив, в чем тут дело, я поднялась к нему в кабинет, и – вуаля! – вот он, его телефончик, точно такой же, прямо на письменном столе. Недолго думая, я сунула его в карман джинсов.
У меня мелькнула, конечно, мысль позвонить мужу, рассказать о подмене и даже предложить подвезти ему телефон. Мне, строго говоря, наплевать, я пользуюсь своим мобильным весьма условно и вожу его с собой больше на всякий случай, потому что все равно почти никогда не слышу, как он звонит у меня в сумке, но мужу могут быть нужны какие-то номера, записанные в память мобильника, да мало ли что еще. Там много функций, в этом телефоне. Между нами говоря, я считаю это идиотством – записывать всю нужную информацию в телефон. Вот ты его забыл, или там намочил – и что? Остался без грана информации. Я сама записываю все в книжку или, если ее не оказывается под рукой, – на листочек. Ну и что, что у меня в сумке вечно скапливается куча этих листочков? Зато когда надо – любой телефон находится на ура. И потом, я иногда перетряхиваю свою сумку. Вот как вчера. Правда, часть листочков намокла, но, значит, они и вовсе не были нужными.
Немного подумав, я не стала звонить мужу. Если спохватится – сам позвонит. Может, и вообще обойдется. А то я из лучших побуждений позвоню, а он опять начнет ворчать, какой глупостью было покупать одинаковые аппараты, и почему вечно все не на месте, и для чего... Нет уж. В конце концов, я тоже человек и могу перепутать. И не заметить. И вообще.
Я снова спустилась в прихожую, стала обуваться, и тут телефон внезапно противно завибрировал без всякого звука у меня в кармане. То есть я сначала даже не поняла, что это телефон, и прямо подскочила от неожиданности. Мало приятного, когда что-то под тобой начинает мелко дрожать с неестественной частотой. Ну да, вы угадали, я не сторонник и вибраторов тоже, сейчас все с ума посходили с этими вибраторами, а я так всегда была уверена, что есть вещи, где лучше обходиться без бытовых электроприборов, своими, так сказать, силами, и чем натуральнее – тем лучше.
Придя в себя и сообразив, в чем дело, я вытащила телефон. К тому времени он перестал трястись, потому что это был, собственно, не звонок, а простая смс-ка. Забыв с испугу, что телефон не мой, я ее прочла.
«Morning, sweet banny» – «С добрым утром, сладкий зайчек!» Вот прямо так, на чистом английском языке, да еще с ошибкой. Забавно. Кто это, интересно, со мной здоровается с утра пораньше? Да еще так по-дурацки? Неужели муж, обнаружив свою телефонную ошибку, таким образом издевается? Нет, номер отправителя совсем незнакомый...
И тут до меня дошло! Это же не мне! И не муж! Это, наоборот, ему. Это он – зайчик! Нет, зайчек! Сладкий! Черт!
Телефон, который я все еще сжимала в руке, словно в подтверждение моей догадки, затрясся опять.
«Почему молчишь? Твоя пусси на тебя обидится». Вот буквально, слово в слово. Это ж надо! Гадость какая. Я б скорей умерла, чем такое написала. Да еще мужу. Да и он тоже, как мне казалось, был вполне разумным человеком, не способным на такое отвечать. Может, все-таки какая-то ошибка?
Я еще раз посмотрела на номер. Нет, незнакомый. Мобильный. Местный. В каком-то ступоре я нажала клавишу «ответить».
Гудок, еще гудок – и игривый девичий голос: «Да, котик?»
Я нажала отбой.
Как очевидец и непосредственный участник я могу со всей ответственностью заявить: когда у тебя внезапно солнечным майским днем рушится жизнь – ты воспринимаешь это как катастрофу и, несомненно, испытываешь шок. Вот только что у тебя были любящий муж, прекрасный дом, сын, учащийся в университете, симпатичный счет в банке и, возможно, немного скучное, но обеспеченное и гарантированное будущее, ты собиралась в магазин за продуктами на неделю и переживала из-за пролитых в сумке духов – и внезапно, в одну секунду, ты понимаешь, что ничего этого нет, все только иллюзия и ложь, кругом темно, и вообще неясно, на каком ты свете.
Почему-то я сразу, буквально одним махом, поняла все. Что это не ошибка, что это серьезно, что да – мой муж, в которого я верила, как в каменную стену, то есть настолько верила, что даже никогда не задумывалась ни о малейшей возможности чего-то подобного, несмотря на множество обратных примеров из жизни и литературы, мне изменяет. Как будто с глаз упал глухой занавес, хотя в них при этом, наоборот, почему-то потемнело, все вокруг одним движением перевернулось и закружилось в воздухе, одновременно непостижимым образом встав на свои места. В общем, жизнь рухнула.
Справедливости ради, нужно заметить – жизнь никогда не рушится внезапно. Всегда потом, оглядываясь назад, вспоминаешь множество непонятных случайностей, странных совпадений и прочих неприятных мелочей, каждая из которых сама по себе не значит вроде бы ничего, но все они, взятые вместе, выстраиваются в нерушимую цепь. На одном конце ты, а на другом, как ядро, висит твоя сегодняшняя катастрофа, и все вместе вы летите в тартарары. И ты понимаешь, что легко могла бы, тысячу раз могла хотя бы заметить эту цепь, не говоря уж о том, что, взявшись за любое из звеньев как следует, ее вполне можно было бы разорвать, не дожидаясь конца, но всегда что-то мешало, что-то останавливало, закрывая глаза мягкой лапой, застилая волю. Ведь всегда проще – не заметить и промолчать, не затевая скандала, не задавая вопросов, полагаясь на общее доверие... Всегда проще. Почти всегда.
Меня с моим мужем Колей, или Ником, как все называли его здесь, в Америке, связывали двадцать лет совместной счастливой жизни, из них пятнадцать лет в этой сытой благополучной стране, из них десять – в обеспеченности и достатке, из которых восемь – в достатке сильно выше среднего. У нас была своя прибыльная компьютерная фирма, двухэтажный дом в дорогом пригороде города Бостона с выплаченным кредитом, две машины, каждую из которых мы меняли в среднем раз в три года. Наш сын учился в университете, принадлежащем к десятке лучших в стране. Мы, черт возьми, даже купили совместную, между прочим, могилу на престижном кладбище. Все в жизни было гладко и благостно – и это самое отсутствие проблем нас и погубило.
Мы с Колей очень любили друг друга. Мы поженились по этой безумной любви совсем юными, студентами второго курса Московского физтеха – Колька был самым умным на нашем курсе, а я... На физтехе легко считаться красоткой, там учится слишком мало девушек, но я бы выдержала этот конкурс и в любом другом месте. Тоненькая, рыжая, с кудрями до плеч, с глазами то ли темно-зеленого, то ли светло-кофейного цвета... Я говорила, что они у меня чайные, а Колька называл их отчаянными, что тоже, в общем, было недалеко от истины. Мы поженились вопреки воле всех родителей со всех сторон и жили в общаге на полуптичьих правах, потому что ездить на физтех, находящийся за городом, из Москвы было сложно. Там же, в общаге, мы родили сына, с которым сидели по очереди – один бежал на семинар, другой к коляске. А по ночам корпели вместе над конспектами и проектами, прерываясь на поцелуи и поочередные скачки к детской кроватке...
Потом был отъезд в Америку в самом конце восьмидесятых – очереди в посольство, безумная дорога, снова бесприютные углы, копейки аспирантской стипендии, создание самой первой фирмы буквально отверткой на коленке... Муж придумал и сделал ее с самого начала, объединившись еще с одним нашим бывшим однокурсником. Днем они бегали по интервью, надеясь найти стационарную работу, а по ночам писали свои программы на купленном в кредит старом компьютере, а я заваривала им чай, жарила картошку огромными сковородками и колдовала над очередным супом из топора, зубря попутно английские глаголы...