– Это действительно астролет! – прошептала Врач.

Штурман покачал головой:

– Заря космического века. Какое же нужно мужество, чтобы на эдакой скорлупке…

– Я сажаю корабль, – предупредил Командир.

Огромная полукруглая гора мягко улеглась на застонавший под ее тяжестью песок. Потом из махины медленно выдулся белый шар. Он покачался на ветру, будто раздумывал, что делать дальше, и вдруг очутился на разбитом астролете. Там он тоже покачался, принимая форму груши, и всосался внутрь.

Незнакомый астролет заволокло молочным туманом. Густой вначале, он постепенно рассеялся и исчез. Вместе с ним исчезла и броня. Будто с корабля содрали кожу. Переборки, трубы, кабели, провода…

Каждый клочок пространства использован максимально. Теснота!

Белый шар неторопливо описывал по кораблю суживающуюся спираль, и стены исчезали за ним.

– Химическое соответствие? – Штурман вопросительно взглянул на Командира.

Это было важно. Анализ молекулярных структур мог подсказать, на какой планете был построен этот потерпевший аварию космический странник. Космонавты обернулись к экрану, но автомат молчал: не смог провести аналогии.

– Он из другой галактики! – воскликнул Штурман.

– Не обязательно, – возразил Командир. – Если его построили давно…

Он не успел закончить фразу, потому что в этот момент Врач испуганно закричала:

– Люди!

Мужчины изумленно обернулись. Им и в голову не приходило, что в искалеченном корабле могли остаться космонавты. С астролетом может случиться все, что угодно, но люди должны быть спасены. Для этого вдоль космических трасс разбросаны маяки, а на кораблях есть блоки спецназначения.

Их тоже было трое. Три крошечных бугорка между искореженным кнопочным пультом и остовами разбитых экранов. Впрочем, погибли космонавты, по всей видимости, не от удара, а от нейтральной атмосферы, ворвавшейся в раны корабля. По крайней мере, на трупах незаметно было следов разрушений. Они просто высохли и казались неумело вырезанными деревянными куклами, засунутыми в нелепо просторные комбинезоны. Коричневая кожа туго обтягивала выступы костей.

– Несчастные! – вздохнула Врач.

Мужчины не ответили – возможно, не слышали. Они думали о том, что ни на одной планете родной Галактики нет таких обитателей – маленьких, с огромным носом и непонятной растительностью на голове.

– Какие уроды! – опять сказала Врач, машинально включившись в зону мыслей своих спутников.

Они снова промолчали. Штурман ждал, что скажет Командир, а тот хмурил брови и бросал недоуменные взгляды на приемные воронки автоматов.

Белый шар осторожно кружил по рубке, задерживаясь над каждым телом. Потом он выбрался наружу и вытянулся в трубу, соединив оба астролета.

– Что ты делаешь? – не выдержал Штурман.

– Это не я, – сказал Командир. – Это корабль. Он переключился на спецпрограмму.

Врач изумилась:

– Разве так бывает, чтобы при живом экипаже…

– Бывает, – отрезал Командир.

Он смотрел, как из белой трубы поплыл сиреневый туман, распадаясь на мириады крохотных комочков. Они опускались на окаменевшую кожу, всасывались внутрь.

– Они шевелятся! – закричала Врач.

– Наполняются, – поправил Командир. – Ты же знаешь, как это делается.

Врач, разумеется, знала, хотя ей самой никогда не приходилось наблюдать оживление погибших. Закрыв глаза, она попыталась представить, как считывается генетический код и могучий мозг корабля стонет от напряжения, перерабатывая миллиарды сигналов и посылая миллиарды команд, согласно которым из окаменевших тканей строятся новые клетки, синтезируются белки, ферменты, вытягиваются огромные цепи дезоксирибонуклеиновых кислот… Нет, невозможно представить даже в грубом приближении эту неимоверно сложную работу. И Врач открыла глаза.

– У них белеет кожа! – воскликнула она, поражаясь, как быстро восстанавливаются разрушенные организмы.

Командир переглянулся со Штурманом.

– Проблема! – пробормотал тот.

– О чем вы? – не поняла Врач, потому что мужчины, как по команде, навели экранирующие поля, не давая зондировать свои мысли.

Командир испытующе глянул на нее.

– Корабль отключился от наших биотоков. Когда дело касается спасения жизни, машина становится автономной, чтобы никакие человеческие эмоции не помешали ей.

– Ты говоришь так, будто жалеешь об этом. Командир уклончиво повел плечом.

– Они покинули родину давно, немыслимо давно. Осколки ушедшего мира в чужой цивилизации, что их ожидает по возвращении? Вспомни, что в свое время проблема релятивизма так и не была решена. Так не человечнее ли…

– Нет! – отрезала Врач. – Не человечнее. Я никогда не дала бы согласие, а в этих вопросах существует право вето. Тем более решать за чужую галактику…

– Если бы! – вздохнул Штурман. – Они из нашей.

– Из нашей?! Но они же не подходят ни под один из шестисот двадцати восьми типов разумных! Этот крохотный рост, такой нос, растительность…

– Ты забыла шестьсот двадцать девятый тип, – сказал Командир. – Правда, люди с тех пор чуть-чуть изменились.

– Люди?! – У нее перехватило дыхание. – Вы уверены?

– Мы ни в чем не уверены. Но корабль не перешел бы на спецпрограмму, если бы дело не касалось обитателей Системы.

– Значит? – побледнев, прошептала Врач.

– Значит, это наши предки. Дети планеты-матери.

Рубка разбитого звездолета внезапно опустела.

– Все! – сказал Командир. – Они у нас. Они живы.

…Сначала проснулась боль. Чуть шевельнулась, тронула мягкими кошачьими лапами кончики пальцев на ногах, отдернула лапы. Потом еще, еще… Лапы делались настойчивее, из мягких подушечек выползали стальные когти. Миллионы когтей, и каждый впивался в тело, раздирая сосуды. Они хрустели, разбухали, открывая путь крови. Весь мир состоял из боли…

Ирина застонала. Не вслух. Губы были еще мертвы. В мерцающем сознании вспыхивали обрывки воспоминаний. Эта боль… Когда-то коммунарам загоняли иголки под ногти. Она еще в детстве читала об этом. А потом, когда выросла и проходила практику на Психее… Убийца-одуванчик! Неужели он опять метнул в нее стрелу? Нет, это было не так больно. Может, опять произошла авария звездолета и снова она со сломанной ногой ползет по коридору, длинному, как беговая дорожка стадиона, чтобы спасти корабль? Нет, все не то. Эта боль другая. От нее желтеют глаза.

Теперь ожили губы, и Ирина закричала. Ей казалось, что кричит она изо всех сил и извивается всем телом, чтобы уползти от этой невозможной боли. На самом деле она тихо стонала и непослушное тело не шевелилось. Рядом стонали ее спутники.

И вдруг боль исчезла. Ушла, оставив после себя лишь какую-то неясную тревогу, подобную той, что долго еще разлита в воздухе после уплывшей грозы. Ирина замерла, сжалась, боясь поверить, что боль не вернется. Боль не возвращалась. Ирина вздохнула и открыла глаза.

– Очнулись, – сказала Врач.

Космонавты все так же полулежали на своих невидимых ложах и наблюдали за тремя шевелящимися фигурками, плавающими над сфероэкраном.

– Думаю, говорить с ними нужно тебе, – сказал Командир. – Ты психолог и лучше нас сумеешь приблизиться к их уровню. А я пока свяжусь с Системой.

– Придется им там поломать головы! – невесело усмехнулся Штурман.

Нет, в это невозможно было поверить. Ирина смотрела на существо, стоящее рядом, огромного роста, почти безносое, с блестящей безволосой головой, и никак не могла собрать мысли. Отчетливее всего было желание зажмуриться и зарыться с головой в мягкую белую ткань, покрывавшую ее. Впрочем, это не поможет. Женщина – а это существо было, несомненно, женщиной – говорила, не раскрывая рта. Она передавала мысли прямо в мозг собеседника.

Ирина беспомощно оглянулась на своих спутников. Ай да бесстрашные космонавты! На Леона лучше не смотреть. Суровый Норман и тот побледнел. Ирине не хотелось думать, какой вид у нее. Ей было не до того. "Очень много времени прошло с тех пор, как вы покинули родину… Очень много времени прошло с тех пор… Очень много…"