— Рад с вами познакомиться, Николай Васильевич. Полковник Шульгин, Герман Иванович. Ну что ж, сейчас проявят пленку, и мы посмотрим на вашего знакомого. Давненько мы его разыскиваем...

В ожидании отпечатков Кузнецов и Шульгин беседовали о муренинской коллекции и коллекционерах.

— Я согласен с вами, — говорил Кузнецов, — в этом деле есть и положительные и отрицательные стороны. Положительное, что частные коллекционеры находят такие места, куда не добираются сотрудники музеев. И таким образом некоторые коллекционеры спасают от гибели ценные вещи. Но есть, конечно, и другая сторона, когда дельцы под видом коллекционеров выискивают ценности и тайком перепродают их таким же дельцам либо — еще хуже — за рубеж.

— Вот, вот. С этим и нужно активно бороться. Дельцы эти народу и государству большой ущерб наносят.

— Беда еще в том, что денег у музеев маловато, платят скупо, а спекулянты дают много больше. Некоторые владельцы не знают истинной стоимости вещей и зачастую продают их дешевле. За этим нужен строгий контроль. А то ведь что иногда получается? Бывает, в комиссионных магазинах работают люди, на руку нечистые, они по дешевке приобретают ценные вещи, а затем из-под полы продают их втридорога. Да вот вам пример: недавно наша знакомая, пожилая женщина, отнесла в комиссионный небольшую шкатулочку с эмалями. Мне показать не догадалась, а приемщица в магазине оценила в двадцать рублей. Та не согласилась, а приемщица и говорит: «Мы ее дороже оценить не можем, если хотите, я вам настоящего покупателя домой пришлю». Пришел «покупатель», заплатил восемьдесят рублей — старушка счастлива. А на самом деле шкатулка стоит не меньше шестисот рублей: на ней русские эмали семнадцатого века.

— В милицию заявили?

— Какой прок? Ведь она шкатулку сама отдала, кого винить? Даже в голову не пришло в милицию идти.

— Ну и напрасно. В каком магазине это было?

— На Кленовой улице.

— Возьмем на заметку. Спасибо, что сообщили.

— Да разве мало подобных случаев? Коллекционер коллекционеру рознь. Есть честные, но немало и таких, которые возле этого благородного дела карманы набивают, нездоровый ажиотаж создают. И мы, настоящие собиратели ценностей, от этого страдаем. Вернее, не мы, а государство.

Сухарев принес фотографии.

Вот он, «продавец». Широкое лицо, нагловатые, чуть навыкате глаза, одет щеголевато, на вид лет тридцати семи.

Шульгин подал еще одну фотографию.

— А этот человек вам знаком?

— Уверен, что встречал, но кто это, не знаю. Зато второй был хорошо знаком и полковнику и Сухареву. Это был Эньшин.

Сухарев проводил Кузнецова и сел напротив полковника.

— Вот так-то, Сухарев, видишь — имеет отношение к коллекции Муренина этот Эньшин. Вот как все связано. Боюсь, что коллекцию или по крайней мере большую ее часть они уже переправили за рубеж.

Утро выдалось туманным, но солнце просвечивало сквозь дымку, поблескивая, пока еще слабо, на крестах небольшой церквушки. Из окна гостиницы открывался вид на кремль, и Марта не уставала любоваться панорамой города.

Сейчас она ожидала Ясина, который приехал сюда вместе с ней, чтобы помочь в поисках каких-либо свидетельств существования муренинского ларца. Бурмин, как и обещал, снабдил их письмом, открывавшим доступ к архивным материалам.

Когда Ясин пришел, Марта спросила:

— Так вы не ругаете меня, что я вовлекла вас в эту розыскную авантюру?

— Что вы! Великое вам спасибо за это. Да я без вас, может, так и просуществовал бы, не повидав Пскова.

Все сотрудники музеев и архивов, к которым пришлось обращаться Марте и Ясину, знали о коллекции Муренина. Знали и о том, что перед войной ее искали, но теперь никаких документов, имеющих хоть какое-то отношение к этим делам, обнаружить нигде не удалось. И никто ничего не слышал о муренинском ларце с документами или книгами.

Решив, что продолжать поиск бессмысленно, Марта и Ясин собирались уже вернуться в Москву, но перед отъездом надумали съездить в Изборск и Печоры. И вот сейчас они ждали у гостиницы экскурсовода Ирину Николаевну, которая обещала захватить их туда со своей группой.

День выдался ясный, погожий, с той особой прозрачностью воздуха, безветрием и тишиной, которые бывают перед наступлением осени.

Когда в Изборске экскурсанты отправились побродить вокруг крепости, Марта разговорилась с Ириной Николаевной, и во время поездки они обменивались впечатлениями как добрые старые знакомые. Марта поделилась с Ириной Николаевной своими огорчениями из-за неудачных поисков, рассказав о переписке своей бабушки с Мурениным и о ларце. Ирина Николаевна заинтересовалась этой историей и предложила:

— А знаете что? Ваши поиски надо продолжить. Как же это вам никто не подсказал, что часть случайно уцелевших после войны архивных материалов до сих пор полностью не разобрана и сложена в маленькой Никольской церквушке. Я давно собираюсь пойти туда, посмотреть, что там есть. Вы можете на несколько дней задержаться? Если с гостиницей сложно, то поживите у меня. Я постараюсь вам помочь. Поговорим кое с кем. Вы услышите такие истории... Есть у меня один знакомый. Когда фашисты в сорок первом начали бомбить наш город... — это было 29 июня, — музею на вывоз самых уникальных экспонатов было дано всего шесть часов и один вагон... Представляете? И вот этот человек сам отбирал и упаковывал все. Вывезли сто семьдесят картин, а всего их было три с половиной тысячи. Вывезли также и старинные ювелирные изделия, рукописные книги, часть икон... Некоторые экспонаты закопали во дворе Поганкиных палат, так они там всю войну и пролежали.

Марта и Ясин внимательно слушали. А Ирина Николаевна рассказывала и словно сочиняла детективную историю:

— А что в нашем краю происходило в двадцатые-тридцатые годы! Пограничники вели борьбу с контрабандистами, которые пытались переправлять за рубеж бесценные сокровища из коллекций псковских помещиков. Ведь тогда граница проходила рядом. В тридцать втором пограничники нашли бесценный мраморный горельеф XV века «Мадонна с младенцем и ангелом» знаменитого итальянского скульптора Верроккьо...

Уже несколько дней в Никольской церкви Марта и Ясин с раннего утра допоздна разбирали пожелтевшие, выцветшие листки.

Чего только не встречалось в архивных бумагах! Налоговые списки, документы на передачу земель и прочего имущества монастырям, письма, счета, старинные газеты и журналы, неизвестно почему находящиеся здесь...

Ясину попалась пачка тронутых плесенью старых бумаг. Он осторожно разобрал их и вдруг на одной из них увидел едва различимые слова: «...я, Исидор Львович Муренин...» Ясин поднес листы ближе к настольной лампе, вооружился лупой. Сомнений не было — он нашел завещание Муренина. В нем говорилось, что всю свою коллекцию он желает передать на хранение в Мирожский монастырь, чтобы затем допустить к ним

В той же пачке оказалось письмо Елизаветы Марковны Карелиной, «в девичестве Тереховой», в котором говорилось:

Ясин подозвал Марту:

— Посмотрите-ка, что я нашел! — И протянул ей письмо.

Вечером в гостиничном номере все трое вместе с Ириной Николаевной пытались определить, какое же место должна была помнить Елизавета Марковна. Они, словно на военном совете, склонились над планом усадьбы Муренина.