-- Правильно, -- встрял Борзеевич. -- Если обозвать встречных вампира слугами, пусть и тайно, они ж обидятся. А если первосвященниками, на чин ниже того, перед кем стоят (в данном случае Царя Салимского, поставленного над Царем Содомским!), то как бы почетно. Нельзя сказать, что Отец Народов совсем ничего не взял у Царя Содомского -- он сам не взял, но взяли свою долю отроки -- Анер, Эшкол и Мамрий. Сие равнозначно тому, что взял. Вампиры у проклятых как бы тоже ничего не берут, но берут все, что те имеют. Царя Содомского проклял, а Мелхиседека облагодетельствовал. И тайно и явно. Все, что потерял Содомский Царь, когда воевал с другими царями, которые заманили его в смоляную яму, было отдано Мелхиседеку в десятой доле. В конечном итоге, все имущество проклятых достается вампиру, и что-то да падает на стол тому вампиру, который стоит над проклятым.

-- И что? Отец Народов победил врагов ближнего, отбил имущество и возвращался, имея его на руках, а тут раз -- два царя! -- и он запросто кого-то обесточивает?!

-- Не факт, но возможно, -- с сомнением покачал головой Борзеевич. -- Не сказано, что он встретился с Лотом, об этом бы непременно упомянули. Он распоряжался его добром, как своим. Царь Содомский, чтобы Отца Народов поприветствовать, вылазит из смоляной ямы. Смоляная яма могла быть и смоляной ямой, и закланием -- Царь Содомский мог сидеть в ней в то время, когда встречал героя, ровно как выбраться из нее и успеть помыться. А Мелхиседек, Царь Салимский, зная Отца Народов, как сподвижника и как воина-истребителя, или как экстрасенса с богатющим опытом, вынес ему хлеб и вино. Хлеб и вино, кстати, тоже могут иметь двоякое значение. Или прямое, или пища для размышлений и услада, которая исходит от вампира. И тогда с одним он разговаривал, как с человеком, которого спасал, а второго, который ему польстил, поднимая его героические будни в глазах человечества, поставил как бы на одну ступень с собой, чтобы слова Мелхидседека имели вес в глазах того самого человечества. Сути это не меняет: кукушка хвалит петуха, за то, что хвалит он кукушку.

-- Ну да, ну да! -- с ироний произнесла Манька. -- Вампирами переставляются не только слова Дьявола... -- Павлик, он же Савл, убеждая народ, что новый закон, придуманный в том числе и им, Павликом, евреям понравится, обращается с призывом назвать христианских Святых Отцов первосвященниками вместо левитов, отделяя не левитам, а им десятую часть, которую те получали по закону обделенного колена. Он паскудно обличает их, настаивая, что он -- новый богочеловек, пастырь верующим христианам, в том числе евреям, хоть и не является коленом, имеет право на подаяние, сравнив себя с Царем Мелхиседеком, который тоже им не был. На десятую часть священники претендовали во все времена. При этом ни за что не отвечали -- ни за дороги, ни за нищету в государстве, ни за воловье положение крепостных... Несколько десятков храмов названы культурным наследием, а само существование государства поставлено им в заслугу. Но при чем тут я и крылья мои?

-- А при том, -- возвестил Дьявол, рассмеявшись над увлекшими спорщиками, -- что именно такие Мелхиседеки штурмуют четвертую гору, желая отмщения. И два дракона бегут сюда не столько убить, сколько поставить на тебя, Маня, лапу, чтобы новые первосвященники оторвались бы на тебе за то, что любить себя заставила и бегать за тобой, любимой, по горам. -- Дьявол выставил вперед руку, в которой оказались весы, а глаза стали враз завязанными черной повязкой. -- Вот весы, на одной чаше вы, которые оставят их с носом.

Манька и Борзеевич вскрикнули. На одной чаше весов и в самом деле сидели они, их уменьшенные копии и о чем-то весело болтали. Борзеевич не удержался и потыкал в себя пальцем. Борзеевич на весах выставил кулак.

-- А на другой -- Святая Церковь, которая с Именем Спасителя на устах обратила двух антихристов и христопродавцев в кусок дерьма. Мелхиседеки так долго бились за крышу над головой, доказывая обратное, а вы стращать их надумали?! Глупо рыкать на льва, если он стоит перед тобой. И если не хотите, чтобы вас растерзал лев, придется лететь!

На второй чаше появились маленькие человечки в сутанах, которые волокли их в костер, так что уменьшенных копий теперь стало по две. Чаша с казнью сразу перевесила и оказалась у ног Дьявола, чаша, на которой сидели они вдвоем, взлетела вверх.

-- Так и будет! -- шмыгнул носом Борзеевич. -- Подумаешь, чудо...

-- Но их же много! Разве ж это чудо?! -- возмутилась Манька. -- Мы ключ нашли, город освободили, дракона завалили -- вот это чудо!

-- Народ по дракону уже скучает! -- съязвил Дьявол, снимая повязку. -- С одним драконом вы бы еще справились, но с двумя -- это вряд ли, -- предупредил он. -- Станешь к одному лицом, второй все равно нападет сзади, -- Дьявол погладил старика по голове. -- Борзеевич тут тебе не помощник, он горит сразу и безо всякой надежды на выздоровление. Только силикатом и жив до сих пор... Глина, если ее обожгли, долго лежит в земле ни живая, ни мертвая. А головы у драконов не простые... Сруби одну, на ее месте две нарастет. До двенадцати. Больше пока им носить не удавалось...

Манька осуждающе покачала головой. Дьявол знал, что с крыльями у нее то и дело возникают проблемы. Опять поставил в невыносимые условия и рад. Выбора нет: хочешь жить -- лети, не хочешь... ну, как хочешь... И сразу стало стыдно: если уж на то пошло, люди из проклятых городов летали на крыльях не хуже Дьявола, а у человека из пятого города даже меча еще не было.

Она примерилась к расстоянию. Далековато...

С горы неслись с такой скоростью, что подивился даже Дьявол, довольный, что ему так легко удалось напугать своих спутников. Он все время был позади Борзеевича, то и дело подхватывая его за шиворот и оказываясь рядом с Манькой. Но когда вдруг стали вырастать расколы и возвышенности, которые в горах были не редкостью, Манька почувствовала, что дело ее дрянь -- теперь Дьявол был впереди, подсказывая куда ступить. Подножия шестой вершины достигли поздно вечером. Было уже темно.

-- Спать! -- приказал Дьявол, кидая свой плащ в снег.

Не зажигали ветку неугасимого полена, не снимали рюкзаки, колчаны и другое оружие. Глотнули живой воды, чтобы восстановила за время сна силы, упали и сразу поплыли в невесомости, полностью отключившись от уставшего и утомленного тела. Сознанием они все еще продолжали бежать. Дьявол никуда не исчез. Он что-то пробубнил себе под нос, и мягкие хлопья мокрого снега повалили сплошной стеной в том месте, где они только что прошли.

Через четыре часа они были готовы, но Дьявол приказал выпить горячего чая на живой воде и не очень плотно перекусить. Еще была ночь, когда начали подъем. Глаза Дьявола освещали ступени, горели камни посоха, и сами ступени слегка светилась, указывая путь.

-- Это зачем? -- спросил Борзеевич, заметив, что белая стена движется за ними.

-- Фору вам решил дать... У них восемнадцать голов, у вас только две.... Немного покувыркаются в сугробах, выиграем часов десять... А то глядишь, заплутают. Параллели и меридианы здесь не то что там, на большой земле, умнее расположились.