— Есть капелька утешения, — сказал Мерри. — Надеюсь, даже больше, чем капелька: можно сесть и нормально позавтракать. Пошли, Ноба отловим!

Задержались больше, чем на три часа. Боб вернулся с докладом, что ни пони, ни лошади пригоряне ни за что не продадут, есть только одна скотинка у Билла Хвоща, которую он, может быть, согласится уступить.

— Старое изможденное животное, — сказал Боб, — но он за него втридорога запросит — или я не знаю Хвоща.

— Билл Хвощ? — переспросил Фродо. — Нет ли тут подвоха? Мы этого пони нагрузим, а он со всей поклажей убежит к нему во двор, или поможет нас выследить, или еще что-нибудь.

— Вполне возможно, — сказал Бродяжник. — Я только не могу поверить, чтобы животное, избавившись от такого хозяина, побежало к нему назад. Думаю, это всего лишь привычка любезного господина Хвоща: извлекать выгоду из чужого несчастья. Главная опасность тут, наверное, в том, что бедная скотина сдохнет по дороге. Но выбора нет. Сколько он просит?

Билл Хвощ потребовал двенадцать серебряных монет — действительно втрое больше, чем в этих местах мог стоить пони. Животное оказалось костлявым, изголодавшимся и унылым, но как будто подыхать пока не собиралось. Баттерс Медовар сам заплатил за него и предложил Мерри за пропавших лошадок еще восемнадцать монет. Человек он был честный и по пригорянским понятиям состоятельный, но потеря тридцати серебряных монет была для него тяжким ударом, и труднее всего он перенес то, что его надул именно Билл Хвощ.

Все же потом он оказался в выигрыше. Увели на самом деле только одного коня. Остальных разогнали, или они сами в ужасе разбежались, а потом их нашли в разных уголках Пригорья. Лошадки Мерриадока убежали все вместе и в конце концов (молодцы, сообразили!) направились за Могильники искать Пончика. Там о них хорошо позаботился Том Бомбадил. Когда до Тома дошли слухи о событиях в Пригорье, он отослал их господину Медовару, который таким образом получил пятерых прекрасных животных практически бесплатно. В Пригорье им, конечно, пришлось работать, но Боб с ними хорошо обращался, и можно считать, что им повезло: они избежали трудного и опасного путешествия, хотя и не попали в Райвендел.

А поначалу, конечно, господин Медовар не знал всего, что случилось, и считал свои денежки безнадежно потерянными. И у него было много других хлопот. Проснулись оставшиеся постояльцы и узнали о нападении на трактир — началась паника. Путешественники с юга, у которых пропало несколько лошадей, громко обвиняли хозяина, пока не выяснилось, что один из их компании тоже пропал в эту ночь — не кто иной, как косоглазый сообщник Билла Хвоща. Подозрение сразу пало на него.

— Если вы якшаетесь с конокрадом и привели его ко мне в дом, — возмущенно говорил Баттерс, — то платите из своего кармана за весь ущерб, и нечего на меня кричать. Идите к Биллу Хвощу и спрашивайте, где ваш красавчик-приятель!

Но оказалось, что ничей он не приятель, и даже никто не мог вспомнить, когда он затесался в компанию.

После завтрака хоббитам пришлось все перепаковать и сложить отдельно запасной провиант, так как они уже не надеялись на короткий путь. Когда же, наконец, вышли, было почти десять часов. К этому времени все Пригорье гудело от волнения. Фокус с исчезновением Фродо, появление Черных Всадников, ограбление конюшен и, наконец, последняя, но не менее удивительная новость: Следопыт Бродяжник присоединился к таинственным хоббитам, — такой сказки хватит на много последующих лет.

Большинство жителей Пригорья и Намостья и даже многие из Залесья и Кривки столпились вдоль дороги поглазеть, как уедут путешественники. Бродяжник передумал и решил выйти из Пригорья по Главному Тракту. Любая попытка пойти сразу по бездорожью привела бы теперь к плачевным результатам: за ними пошла бы половина местных жителей, посмотреть, что они замышляют и не лезут ли в чужие огороды.

Они попрощались с Бобом и Нобом и, рассыпаясь в благодарностях, расстались с толстым Баттерсом.

— Надеюсь, мы еще встретимся в более веселые времена, — сказал Фродо. — Я бы очень хотел погостить у вас спокойно, без всяких хлопот.

И они тронулись в путь с тревогой и тяжестью в сердце, под пристальными взглядами толпы. Много было недружелюбных лиц и неприязненных выкриков. Но Бродяжника пригоряне, похоже, побаивались, и те, на кого он обращал суровый взгляд, тут же замолкали и сникали. Он шел впереди рядом с Фродо, за ними — Мерри с Пипином, а замыкающим — Сэм, который вел в поводу пони: на того навалили столько груза, сколько позволила жалость к несчастному животному, но вид у пони был уже не такой удрученный, он явно радовался перемене в судьбе.

Сэм задумчиво грыз яблоко.

— Сидеть хорошо с трубочкой, а идти — с яблочком, — говорил он. — Но, кажется, скоро не будет ни того, ни другого.

Любопытные выглядывали из дверей и окон и пялились через заборы. Хоббиты их не замечали. Но уже недалеко от Ворот Фродо обратил внимание на последний дом в поселке — ободранный, темный дом за неухоженной изгородью. В одном из его окон мелькнуло желтоватое лицо с узкими косыми глазами — и тут же исчезло.

«Так вот где прячется тот южанин! — подумал хоббит. — Полу-гоблин какой-то».

За оградой торчал другой человек, с презрением глядел на них из-под густых бровей и нахально ухмылялся, не выпуская изо рта короткую черную трубку. Когда они подошли, он перестал курить и плюнул.

— Привет, Долгоногий! — сказал он. — Что так рано? Ишь ты, наконец, друзей нашел!

Бродяжник кивнул головой, но не ответил.

— Доброе утро, мелкота! — крикнул черноволосый хоббитам. — Вы, надеюсь, знаете, с кем связались? Это же Бродяжник Ни-кола-ни-двора! У него и почище прозвища есть, я слыхал. Ночью будьте начеку! А ты, Сэмичек, не обижай моего старенького пони! Тьфу! — он снова сплюнул.

Сэм быстро обернулся.

— А ты, Хвощик, убери с моих глаз свою противную рожу, а то больно будет, — сказал он, и недоеденное яблоко, с быстротой молнии пущенное его рукой, угодило Биллу точно в нос. Тот не успел вовремя пригнуться и теперь из-за изгороди бранился, на чем свет стоит.

— Жаль хорошего яблока, — с прискорбием произнес Сэм и зашагал дальше.

Наконец, поселок остался позади. Детвора и бездельники, увязавшиеся за ними, устали и отстали. Путники еще несколько миль прошли по Тракту, который повернул к востоку, огибая подножие горы. Слева от Тракта на пологих юго-восточных склонах рассыпались дома и хоббичьи норки деревни Намостье; севернее видна была глубокая котловина, и над ней поднимались дымки — наверное, Залесье; Кривка пряталась в деревьях дальше и выше.

Когда гора осталась далеко позади, они свернули на узкую тропинку, ведущую прямо на север.

— Отсюда пойдем скрытно, — сказал Бродяжник.

— Надеюсь, не «напрямик покороче», — сказал Пин, — а то мы раз пошли напрямик через лес, так чуть не пропали.

— Меня с вами не было, — засмеялся Бродяжник. — Если я иду напрямик, то длинна ли, коротка, моя тропа — наверняка!

Он внимательно осмотрел Тракт — никого не было, — и быстро повел хоббитов за собой в заросшую деревьями долину. Не зная местности, они все же догадались, что их проводник собирается сначала идти в сторону Кривки, а потом повернуть вправо и обойти ее с востока, чтобы сразу попасть на Пустошь, отделявшую их от горы Заверть. Таким образом можно было сократить дорогу, потому что Тракт широкой петлей обходил с юга Комариные Топи. Правда, придется часть пути идти по болоту, которое, судя по описанию Бродяжника, было малоприятным…

Ну, а пока дорога была вполне сносной. И даже невзирая на вчерашние ночные переживания, можно было считать этот этап самым хорошим из тех, что прошли. Солнце светило ясно, но не палило. Леса еще не сбросили листву, и долина переливалась яркими осенними красками, выглядела мирно и безопасно. Бродяжник прекрасно знал дорогу, вел уверенно, и хоббиты с благодарностью думали, что без него бы они опять заблудились. Временами он намеренно петлял, чтобы замести следы.