Подростки, промышлявшие торговлей телом, часто встречались на улицах Петрограда. Вот что писала в феврале 1924 г. «Красная газета»: «По Невскому гуляет полуребенок. Шляпа, пальто, высокие ботинки — все как у «настоящей девицы». И даже пудра, размокшая на дожде, так же жалко сползает на подбородок… «Сколько тебе лет? Двенадцать? А не врешь?… Идем!» Покупает просто, как коробка папирос. На одном углу Пушкинской папиросы, на другом «они». Это их биржа. Здесь «котируются» их детские души и покупаются их тела. Здесь же их ловят. «Манька, агент!» Брызгает в разные стороны, спотыкаясь и скользя на непривычно высоких каблуках, придерживая чертовски модные шляпы, теряя перчатки и… клиентов»[130].

Как и до революции, несовершеннолетние весьма равнодушно относились к моральной оценке обществом их занятий. Втянувшись в «ремесло», девочки неохотно расставались с привычным образом жизни. Один из комсомольских активистов 20-х гг. вспоминал: «По субботам и воскресениям… мы ловили несовершеннолетних проституток в садах и пивных Васильевского острова. Часто эти подростки были пьяны, выражались нецензурными словами, активно сопротивлялись»[131]. Доход средней проститутки-подростка в это время составлял от 1 до 5 руб. в день. Деньги — помимо помощи родным или содержания «кота» — шли на новые наряды, на «соблазны» улиц города эпохи НЭПа: походы в «оперетку», в кино, на покупку шоколада, а нередко на алкоголь и наркотики.

Детская проституция — типичное явление и в 30-е гг. И причины ее существования те же, что и в 20-е гг., хотя один из постулатов советской мифологии гласил о полной ликвидации в стране беспризорности. Конечно, на центральных улицах образцового социалистического города, каким был объявлен Ленинград в 1932 г., уже не встречались грязные подростки, одетые и летом в драные кожухи и треухи. Большинство из них, согласно постановлениям ЦИК СССР начала 30-х гт., власти вывезли на ударные стройки, а некоторых еще дальше — в лагеря. И все же этот «неблагополучный» контингент продолжал расти. Только в 1932 г. в Российской Федерации работники уголовного розыска выявили более 18 тыс. беспризорников[132]. В ноябре 1933 г. Президиум Ленсовета заслушал доклад городского отдела народного образования, в котором, в частности, отмечалось: «Положение с детской беспризорностью становится угрожающим. С апреля по октябрь мес. проведено три общегородских обхода, во время которых снято с улицы больше 3000 человек детей… В связи с таким огромным притоком беспризорности, мы получили очень серьезное ухудшение положения детдомов… Центральный карантинный пункт, рассчитанный на 800 человек, в настоящее время имеет 3300 человек детей, что ставит этих ребят в чрезвычайно тяжелые условия… Созданные наспех дополнительные отделения центрального карантинного пункта находятся в таком же угрожающем положении…»[133] В 1934—1935 гг. беспризорность как следствие классового геноцида, массовых репрессий, развернутых советским правительством против своего же народа, еще больше возросла.

Расширилась и база детской проституции, возникла целая сеть притонов бездомных подростков. Один из таких притонов был устроен на чердаке Пушкинских бань (Пушкинская ул., д. 1). Там обитали беспризорные воришки Старуха, Цыганок, Корявый,Рябой, Цыпленок, Малышка, Сынок-Шмурат и несколько ими же растленных девочек 12—13 лет. А вот другой пример такого порядка. На допросе в декабре 1934 г. арестованный за кражи 12-летний беспризорник С. рассказывал: «Помимо того, у нас в доме, номера не знаю, по 6-линии В.О. есть притон, где живут девчонки лет по 18. В одной комнате какое-то общежитие, где живет человек 7. Там мы собираемся, сносим краденое, играем в карты, пьянствуем и остаемся ночевать. Собираемся там иногда человек 50—60. После выпивки с девчонками имеем половые отношения друг у друга на глазах. Иногда одну использует человек по 10, стоит даже очередь. Днем они распродают на рынках краденое. Девчонки все проститутки, ходят постоянно по ресторанам»[134].

Обстановка в притонах нового поколения беспризорников ничем не отличалась от прежних заведений 20-х гг. По-прежнему пересекался с уголовными преступлениями и промысел несовершеннолетних проституток. Так, в 1934 г. в Петроградском районе действовала группа девочек, которой верховодила 14-летняя школьница из рабочей семьи по кличке Толстая Машка. Восемь 13-15-летних подростков промышляли проституцией, но не брезговали и кражами[135].

Торговали собой не только беспризорницы, но и несовершеннолетние работницы ленинградских промышленных предприятий общегородской конференции по борьбе с общественными аномалиями в 1933 г. отмечалось, что немало 16—18-летних девушек фабрики «Скороход», например, «днем работает на фабрике, а вечером в ресторан ходит, чтобы заработать на шелковые чулки и крепдешиновое платье»[136]. Действительно, к началу 30-х гг. в Ленинграде не существовало безработицы. Грандиозные промышленные стройки пятилеток могли, конечно, вовлечь значительную массу людей. Однако условия работы там были очень тяжелыми, в особенности для несформировавшегося женского организма. А ведь куда еще могли пойти работать бывшие сироты, воспитанницы детских домов? Как известно, под влиянием идей всеобщей индустриализации с конца 20-х гг. в системе подготовки трудовых резервов в стране стали доминировать сугубо технические профессии, которые легко давались мужчинам. Девочки, окончившие школы фабрично-заводского ученичества (ФЗУ) и даже получившие место на предприятиях Ленинграда, редко справлялись с производственными заданиями, зарплату получали нищенскую. Вполне естественно, что соблазнялись возможностью «подработать» на улице. Как правило, к этому способу улучшить свое материальное положение их склоняли женщины постарше, уже имевшие опыт торговли собой. Последних также привлекали к ответственности за вовлечение малолетних в проституцию. Однако впоследствии оказывалось, что вина «совратительниц» минимальна; истинной причиной, толкавшей девушек продавать себя, была нужда, которую испытывали многие и в 30-е гг.

Факты проституирования бывших детдомовок, окончивших ФЗУ, приводятся в материалах правоохранительных учреждений и в документах социального обеспечения. Так, в 1933 г. систематической «подработкой» на улицах занимались воспитанницы детских домов Ленинграда, нашедшие приют в общежитии на Красной улице. Приобретенные ими трудовые навыки оказались недостаточными для того, чтобы получить соответствующую работу. Из 17 подростков, проживавших в одной комнате, 12 были безработными и, фактически не имея средств к существованию, прирабатывали проституцией. Сходная ситуация наблюдалась в 1934 г. в общежитии на ул. Желябова (Б. Конюшенной), где поселились «фабзайчата», выпущенные из колонии для трудновоспитуемых.

В начале 1935 г. начальник Ленинградского управления милиции С. Г. Жупахин, подводя итоги деятельности правоохранительных органов по борьбе с половыми преступлениями, в число которых входило и вовлечение несовершеннолетних в проституцию, подчеркивал: «Из… взятых на учет проституток в 1934 году 13,5% являются бывшими воспитанницами детских домов. Причина высокого процента проституток среди этой категории подростков объясняется тем, что детские дома, выпуская последних с недостаточной профессиональной трудовой подготовкой и отсутствием подготовки к самостоятельному существованию, совершенно не интересуются жизнью, бытом и работой своих воспитанников…»[137]