Другая особенность византийского поместья, еще резче отличающая его от западноевропейского, — это связь его с государственными формами эксплуатации. Подворное было по существу не чем иным, как модифицированным и переданным в частные руки государственным налогом. Действительно, византийское государство очень часто жаловало знати и монастырям определенную квоту государственных поборов: иногда они должны были выдаваться сборщиками податей из собранных ими сумм, иногда объектом пожалования служили крестьянские налоги с определенного округа или деревни. В X — ХII вв. распостраненным было пожалование арифмоса, т. е. передача сеньору известного числа крестьян с их налогами. В других случаях сеньор получал прению, или право на фиксированную сумму государственного налога, уплачиваемого той или иной группой крестьян.
Поскольку византийское поместье рассматривалось в теории как делегированное (переданное государством), государственная власть сохраняла за собой контроль над сеньориальной эксплуатацией. Государственные чиновники время от времени должны были проверять, соответствует ли количество земли и число крестьян под властью сеньора цифрам, установленным в выданных этому сеньору жалованных грамотах, — «лишние» крестьяне и избыточные земли возращались казне.
Значительное число византийских крестьян подвергалось эксплуатации непосредственно государством: недаром в византийской публицистической литературе податной сборщик, а не сеньор, выступает как наиболее ненавистный враг крестьянина. Государственные формы эксплуатации крестьянства приобретают законченный облик на рубеже IX—X вв.: к этому времени принцип круговой поруки распространяется на податную ответственность, и от соседей начинают требовать уплаты налогов за выморочные и опустевшие участки; соответственно государственным крестьянам запрещают покидать свое «тягло» (речь идет именно о прикреплении к тяглу, так как из крестьянских сыновей лишь для одного было обязательным оставаться в деревне — остальные не считались «приписанными к казне» и их свобода передвижения не ограничивалась), и они — в отличие от частновладельческих париков, пользовавшихся свободой перехода, — становятся крепостными; наконец, оформляются четкие градации государственных крестьян.
Высшей категорией государственных крестьян были стратиоты, разделявшиеся в свою очередь на несколько разрядов в зависимости от характера службы и вооружения. Стратиоты X в. — это воины-крестьяне, обязанные являться в поход со своим оружием и конями и получавшие, помимо некоторых податных льгот, также жалованье и довольствие. За стратиотами наследственно закреплялись особые стратиотские наделы, покупать которые разрешалось лишь людям, готовым нести воинскую службу. Далее следовали экскуссаты, т. е. крестьяне, выполнявшие специальные службы (например, экскуссаты ведомства дрома должны были обслуживать государственную почту), государственные парики, платившие денежный налог, просодиарии, вносившие налог натурой.
Каждая из категорий государственных крестьян была обязана особыми повинностями. Иоанн Зонара осуждает императора Никифора Фоку, при котором податные чиновники заставляли крестьян-«бедняков» обслуживать ведомство дрома: тех, кому следовало отбывать эту повинность, записывали морскими стратиотами, морякоя — пешими воинами, пеших — конными, а конных — катафрактами, т. е. тяжеловооруженными. Тем самым, подводит итог Зонара, они увеличивали бремя каждого.
К XII в., по мере упрочения сеньориальных форм эксплуатации крестьянства, это четкое деление государственных крестьян на строго разграниченные разряды исчезает.
Колоссальной роли византийского государства в присвоении прибавочного продукта крестьян соответствовала и специфическая конструкция понятия собственности в Византии. Византийское право сохраняло римский принцип частной собственности на землю и вытекающей из этого свободы распоряжения. Однако на практике византийская частная собственность оказывалась условной и ограниченной: она действительно регламентировалась римскими нормами, покуда речь шла о ее нормальном функционировании в сфере рыночных отношений, о купле-продаже, аренде или правовой защите против посторонних лиц. Однако эти римские нормы и правовая защита теряли свою силу во взаимоотношениях частного лица и государства. Государство сохраняло не только контроль за частновладельческими землями, но и определенные элементы собственности на них: оно могло без суда, чисто административными мерами конфисковать частновладельческие земли или принудить частных собственников к обмену их владений. Можно спорить о том, из какого юридического принципа вытекает это право — из государственного суверенитета или из представления о верховной собственности императора на все земли в Византии, но нетрудно видеть, что существование этого права отличает византийские поземельные отношения от аграрных правопорядков ранне-средневековой Западной Европы.
В соответствии с этим в Византии распространяется отличная от римских понятий конструкция права собственности на землю, разработанная еще в патристике IV—V вв. Согласно патриотической концепции, частная собственность на землю столь же немыслима, как и частная собственность на воздух и солнечный свет. Воздух, свет и земля принадлежат не людям, а богу, люди лишь взяли землю в пользование. Но так как император, согласно византийским представлениям, был наместником бога на земле, легко было сделать подстановку и объявить верховным собственником земли императора — олицетворенное государство. Действительно, в Византии существовала тенденция признать всю землю подвластной казне: собственность рассматривалась как производное от уплаты налогов, и ее источником объявлялось Исключительно императорское пожалование.
В житии византийского монаха Кирилла Филеота сохранен характерный эпизод: Алексей I беседовал как-то с Кириллом, и монах рассказал государю, что унаследовал от предков маленькую церквушку, а затем создал на ее месте монастырь. Тогда Алексей спросил: «Земля, которая принадлежит монастырю, была церковная, или вы ее приобрели?» Кирилл отвечал, что лишь малую часть монастырского имущества составляют прежние церковные наделы, основная же масса приобретена монахами. Слова Кирилла император резюмировал неожиданным образом: «Видимо, ты хочешь сказать, что земля казенная», — и пожаловал ее монастырю, отменив все права казны на неё.
Итак, простое приобретение земли Кириллом (в результате обмена, дарения, покупки) не создавало еще его собственности: собственность могла возникнуть только как особая милость государя в акте пожалования.
Права государства не исключали других форм собственности: верховные права императора уживались с собственностью частных и юридических лиц. Но если частная собственность феодала на Западе ограничивалась иерархической (ленной) системой, при которой — в теории — все сословие становилось соучастником в собственности, то в Византии этим ограничивающим частную собственность фактором выступает не корпорация феодалов, а государство в лице императора. Господствующий класс конституируется здесь не как замкнутое сословие-корпорация, но как своеобразная акциденция государства, что, однако не делает его неклассом.
Постепенно и в Византии начинают вызревать некоторые элементы иерархической системы собственности. Распространяется пожалование земли частным лицам на срок жизни или на условии несения специальной (в частности, военной) службы. Двойственность крестьянского владения, защищенного обычаем, но бесправного перед сеньором, также нарушала римские нормы собственности.
Города, подобно деревням, подвергались государственной и сеньориальной эксплуатации. В городах были государственные мастерские, и за свободными коллегиями государство установило контроль. Государство взимало торговые пошлины — как с иноземных, так и со своих купцов. Земельные собственники (в том числе монастыри) выступали как владельцы мастерских, лавок, хлебопекарен в городах; им принадлежали земли, на которых собирались ярмарки; в провинциальных центрах они держали в руках политическую власть, используя ее для подчинения местных мастеров.