Когда поднимались из-за стола, пришла старуха-армянка жившая по соседству. Она рассказала, что во время бури унесло в море две подводы, запряженные волами, а в Карантине — будку с часовым солдатом.

Все в ужасе перекрестились.

А Ованес лежал в колыбели у открытого окна и следил еще лишенным мысли взглядом за медленно плывущими облаками.

Маленький Ованес проснулся сегодня раньше обычного. Сквозь закрытые веки он ощутил солнечные лучи, упрямо пробивавшиеся в щели закрытых изнутри ставен. Они и разбудили его.

Ованесу не хочется открывать глаза. Утром так сладко спится! Малыш решил перехитрить солнышке и спрятать лицо в подушку, но при этом, движении он окончательно проснулся и широко открыл глаза.

Тогда ему захотелось поймать солнечные лучи. Они так весело подпрыгивали золотистыми зайчиками по свежевымытому поду и по голубой полотняной скатерти на комоде!

Чтобы лучше разглядеть их игру, а потом поймать, малыш подвинулся на край кроватки и свесил голову. Ему казалось, что лучи пляшут совсем рядом. Он весело рассмеялся и потянулся к солнечным пятнам на полу.

Движение оказалось слишком порывистым, и Ованес свалился с кроватки.

Шум от падения и его внезапно раздавшийся плач разбудили братьев, спавших на большой кровати в другом углу комнаты.

Первым вскочил Гарик, который был старше Ованеса на четыре года и в свои семь лет чувствовал себя покровителем младшего брата.

Ованес быстро умолк и начал смеяться, когда Гарик и Гриша подняли его с пола и понесли в большую кровать.

Лишь по воскресеньям Ованесу и Гарику разрешалось кувыркаться у Гриши в постели и даже забираться в отцовскую кровать.

— Что, сегодня разве воскресенье? — тихо спросил малыш у Гарика.

Гарик рассмеялся и громко ответил:

— Какой же ты забывчивый, Оник! Вчера вечером мама примеряла тебе новую рубашку и сказала…

Вспомнил, вспомнил! — радостно закричал Ованес, хлопая в ладошки. Сегодня я родился, и у нас сегодня мой праздник.

В радостном возбуждении мальчик в одно мгновение соскочил с постели, увлекая за собою Гарика, и начал вместе с ним кружиться по комнате, приговаривая:

— Сегодня мой праздник! Праздник, праздник, праздник!

В эту минуту дверь из соседней комнаты отворилась, и на пороге появилась мать. У нее в руках были только что срезанные цветы.

Мать сегодня надела свое самое лучшее платье, которое она надевала только по большим праздникам. На нем были вышиты такие же яркие, красивые цветы, как те, которые она теперь держала в руках.

Молодая женщина обошла малышей, кружившихся по комнате, и поставила цветы в старинную вазу на комоде — единственную дорогую вещь, уцелевшую в их доме. Потом она открыла ставни и широко распахнула окна.

— Оник, мой милый мальчик, поди сюда!

Ованес кинулся к матери. Она схватила малыша на руки и начала покрывать поцелуями его лицо и кудрявые волосы.

Мать достала из комода голубую рубашечку, сшитую третьего дня, и надела ее на разрумянившегося от радости мальчика.

Ованесу теперь не терпелось взглянуть на себя в зеркало. Громко топоча босыми ножками, он помчался в другую комнату, где на стене висело небольшое овальное зеркало; там он проворно пододвинул стул и быстро вскарабкался на него.

Ованес понравился себе в обновке. Он поворачивался во все стороны, чтобы лучше себя разглядеть. Зеркало отражало блестевшие от счастья детские глаза.

Константин Гайвазовский вернулся домой в полдень. Он постарался раньше закончить все свои дела, чтобы этот день провести в семье.

Его дети играли в это время у ворот в увлекательную игру — морских разбойников.

Братья и их товарищи сегодня впервые приняли Оника в игру, Мальчик сиял от счастья. Он изображал маленького принца, которого старый пират берет в плен и разлучает с матерью.

Изображать красавицу королеву Гарик и Гриша уговорили свою мать.

Маленький Ованес совсем вошел в роль. Когда его разлучали с матерью, у него от обиды и негодования слезы закипели на глазах, и он, глядя в упор на «старого пирата», гордо пригрозил:

— Вот вернется мой папа, он тебя убьет!

И вдруг, как бы продолжая игру, раздался громкий голос:

— Я вернулся, мой сын, и не дам тебя в обиду… Константин Гайвазовский уже с минуту наблюдал за игрой.

Все были настолько увлечены, что не заметили, как он тихо поднимался по склону холма и остановился у ворот с какими-то свертками в руках.

— Папа! — радостно закричал Ованес, бросаясь к отцу.

— Тише, тише! — защищался отец, у которого были заняты обе руки. Но потом он присел на корточки и дал сыну обнять себя за шею. — Ну, Оник, зови всех к нам в дом. Сегодня твой праздник, и ты должен приглашать гостей.

Константин Гайвазовский осторожно освободился из объятий сына и поднялся. Сыновья и их товарищи окружили его, шумно выражая свой восторг таким необычным завершением игры и с нескрываемым любопытством оглядывая его многочисленные кульки.

Когда жена хотела освободить его от покупок, он запротестовал:

— Нет, нет, не трогай. Веди лучше детей в дом.

Все шумно вошли в калитку. Густой виноградник превращал небольшой дворик в уютный зеленый шатер.

Там уже стоял длинный стол, накрытый белоснежной полотняной скатертью, и возле него — две длинные деревянные скамьи.

Когда все уселись, отец положил таинственные свертки рядом с собой и сказал, обращаясь, к жене:

— Ну, мать, ставь на стол все, что бог дослал.

Вскоре на столе появились вкусные армянские блюда: густой маслянистый мацун, голубцы, завернутые в виноградные листья, и разные печенья, таявшие во рту.

Дети с нетерпеливым восторгом смотрели на всю эту невиданную снедь.

Ованес потянулся было ручонкой к посыпанному маком печенью, но отец остановил его:

— Погоди, сынок, не торопись. Раньше посмотри, что здесь. Мальчики затаив дыхание следили за тем, как отец не спеша взял самый большой сверток и начал его разворачивать.

Под плотной бумагой оказался узкий деревянный ящик. Любопытство детей возросло. Мальчики от волнения начали громко сопеть. Мать и та с любопытством склонилась над ящиком.

Ованес стал коленками на скамью и уперся локотками о стол, напряженно вытянув шею и следя за руками отца.

Когда отец снял крышку с ящика, все ахнули: перед ними был небольшой, но настоящий бриг.

Такие военные корабли иногда заходили в Феодосию и стояли на рейде день, другой.

Константин Гайвазовский рассказал, что этот игрушечный бриг вырезал из дерева лучший феодосийский резчик Ваган Арутюнян. Он вынес его для продажи на базар, но, узнав, что сегодня день рождения младшего сына Константина Гайвазовского, старый мастер упросил принять этот подарок для мальчика.

Гайвазовский-отец долго отказывался. Он знал, что за такую тонкую работу нужно дорого заплатить. Но резчик настаивал: полгода назад Константин Гайвазовский помог ему отсудить старый долг у скряги-купца.

Маленький бриг переходил из рук в руки. Мальчики завидовали Ованесу. Малыш сразу вырос в их глазах.

После праздничного обеда дети снова стали весело играть. Ованес от них не отставал.

Отец и Мать наблюдали за резвящимися детьми и счастливо улыбались. Редко могли они доставить своим мальчикам такую радость!

Как будто совсем недавно в зеленом дворике Константина Гайвазовского сели за праздничный стол, а солнце уже повернуло на запад и с моря повеяло легким свежим ветерком.

В эти часы тянет к морю, где так легко, привольно дышится в предвечернее время.

Константин Гайвазовский поднялся из-за стола. Он решил повести сыновей и их друзей в бухту на Карантине — излюбленное место купания феодосийских ребятишек. Но неожиданно за воротами кто-то громко запел под аккомпанемент скрипки.

— Хайдар, Хайдар! — закричали ребята и опрометью побежали на улицу.

За воротами на старом коврике, разостланном на выжженной солнцем траве, сидел странствующий музыкант. Он был в рубище, с открытой темно-красной от загара грудью. Свою скрипку он поставил на левое колено. Это была восточная манера, позволяющая музыканту одновременно играть и петь.