— И меня, — смеюсь я.

— Особенно тебя, — произносит она, проходя по комнате и натягивая на себя одежду быстрее, чем я когда-либо видел. — Я становлюсь невежливой, когда дело доходит то торта. В этом случае каждый сам за себя.

— Учту.

Час спустя Кейт подтверждает свои слова. Она угрожает ткнуть меня вилкой, когда я пытаюсь дотянуться до второго кусочка торта, который Кейт прозвала «почти такой же удивительный, как секс», хотя по её выражению лица могу предположить, что, не будь меня в комнате, она бы сказала кондитеру, будто он лучше секса. Для меня всё это так размыто, этот парад сладостей с названиями типа «Глазированная сахарная мечта с двойным тёмным шоколадом», или «Глазированный малиновый восторг полудня», или «Баварский карамельный торт с заварным кремом», или «Сладкое розовое шампанское».

Ага, всё верно. Я Колтер Стерлинг, обсуждающий плюсы и минусы торта «Сладкое розовое шампанское» для моей свадьбы.

Я провожу всю вторую половину дня, обсуждая то, какая глазированная ваниль более ванильная из трёх предыдущих ванилей, и поедая торты, названные в честь алкогольных напитков. И не очень хороших алкогольных напитков, к тому же заметно отсутствие выпечки, ароматизированной скотчем или ирландским портером «Guinness».

Когда я предлагаю пивную тематику свадебного торта, Кейт смотрит на меня убийственным взглядом:

— Никакого торта со вкусом пива на свадьбе.

— И пошутить нельзя, — отвечаю я покорно.

И эти слова снова приносят мне тот же взгляд.

Я успокаиваю её тем, что передаю следующий кусочек торта.

ГЛАВА 3.

КЕЙТ.

— Свадьба уже через две недели! — визжит Бейли. — Ты взволнована?

Мягкое бордовое кресло из бархата в магазине для новобрачных поглощает меня, и я, скрестив ноги, откидываюсь назад, издавая стон, явно выдающий во мне не-леди.

— Это неимоверно сексуальный звук, Кейт. Что-то между морским львом и гориллой в течке, — смеётся Либби, фотографируя меня на камеру.

— Нужно ли мне спрашивать, откуда тебе известно, как кричит горилла в течке, Либби? — спрашивает Бейли.

Обычно я угрожаю Либби физической расправой и попыткой вырвать фотоаппарат из её рук, но сейчас моя энергия на нуле, а ноги ужасно болят из-за того, что я обошла приблизительно тысячу магазинов в холодном Бостоне с двумя моими лучшими подругами. Они ищут мне бельё для медового месяца, которое бы подошло для моего нынешнего положения.

Ну, тысяча — это, конечно, преувеличение. Возможно, их было два. Но нижнее бельё для беременных? Знаете, это было больше похоже на тысячу.

И нет, на планете не найдётся подходящего для меня в таком положении белья. В последнем магазине я решила, что на меня сейчас могло бы налезть — особенно после дня с тортиками — только лишь муу-муу (прим.: одежда гавайского происхождения свободного покроя, свисающая с плеч).

Оптимальный вариант, да? Колтер уже видел меня голой, и ему, кажется, нравится. Я имею в виду моё тело.

Кроме того, наше свадебное путешествие мы проведём в мини-отеле в Вермонте, и в любом случае это же зимний Вермонт. Супермягкий слип (прим.: женское и мужское нательное нижнее бельё типа комбинезона с пришитыми носками) — это невероятно сексуальный наряд для медового месяца, правда?

Либби фыркает:

— Горилла в течке? Я абсолютно уверена — Бейли издаёт такой звук, когда храпит.

— Что? — возмущается та, игриво шлёпая Либби по руке. — Я, вообще-то, не храплю!

— Нет, милая, не храпишь, — отвечает Либби и, обернувшись ко мне, лишь беззвучно шевелит губами: — Да, она определённо храпит, — затем опускается на колено, наводит на меня объектив и снова фотографирует.

Схватив одну из декоративных подушек, я бросаю её в подругу, но она успевает уклониться, и та задевает только её плечо.

— Либби, я тебя убью, — угрожаю ей без особого энтузиазма.

Она опять щёлкает кнопкой, и я склоняюсь к тому, что мне, возможно, придётся ударить её чем-то потвёрже подушки за мои фотки здесь, где я в своём платье-колокол для беременных сгорбилась в этом кресле.

— Ох, ты же меня любишь, — говорит она, снова делая снимок для эффекта.

Я кривлюсь, даже если Либби и права. Несмотря на её одержимость камерой, я обожаю обеих подруг. За последний год, после нашего с Колтером переезда в Бостон, они стали мне близкими друзьями. Либби — фантастический фотограф с художественной галереей в Нью-Гемпшире, а теперь и другой в Бостоне. Я знала её ещё в Академии Брайтон, хотя и не очень хорошо. Когда два года назад Колтер и я переехали в Бостон, мы с Либби сразу же связались друг с другом, забыв нашу общую историю в Брайтоне. Она умная и весёлая, а её девушка Бейли добрая и лёгкая на подъём.

— Оставь её в покое, — просит Бейли. — Ты не видишь, что бедняжка измучена?

— Да, детка, — соглашаюсь я, откидываясь назад и закрывая глаза. — Сжалься надо мной.

— Угомонись, — шутит Либби. — Даже в твоём положении нет оправдания срывам.

— Она такой командир, — говорит Бейли. — Подожди, пока сама не забеременеешь, вот тогда я погоняю тебя по магазинам в разгар зимы.

— Кто сказал, что я когда-либо буду иметь ребёнка? — спрашивает Либби, и её голос полон ужаса.

Я снова слышу щелчок камеры, но даже не пытаюсь открыть глаза, чтобы увидеть, как она делает ещё более унизительные фотографии.

— Если продолжишь снимать меня, похожую на выброшенного на берег кита, клянусь всем святым, ты не жилец и никогда не сможешь родить ребёнка, Либби, — угрожаю я.

— Она серьёзно, Либбс, — предупреждает Бейли.

— Не волнуйся, — парирует Либби, направляя камеру на неё. — Я буду фотографировать другую сексуальную будущую мамочку.

— О, нет, — стонет подруга. — Даже не думай об этом. Кейт, скажи ей, что я не создана быть беременной. Вся эта утренняя тошнота, фу.

— Не забывай про изжогу, — напоминаю я, открывая глаза.

Либби сидит рядом с Бейли, их ноги лениво переплетены, а камера направлена на них двоих, и хихикая, она делает селфи.

— И изжога, — повторяет Бейли и, оттолкнув камеру прочь, смеётся. — Прекрати фоткать, Либбс. И не думай, будто я не поняла, что ты в своей голове уже мысленно отметила день, когда попросишь меня о ребёнке.

— Нет, это тот день, когда мы увидим Кейт в великолепном свадебном платье, — отвечает Либби. — Кстати говоря, где наш консультант по выбору платья? И наше шампанское?

— Не трави мне душу, — говорю я.

— И газированный сок для тебя, — добавляет Бейли, а затем стонет. — Боже, это звучит ужасно. Мы ведь тоже должны отказаться от шампанского в знак поддержки.

— Вы можете пить столько шампанского, сколько хот… — сильный удар изнутри живота заставляет меня издать «уфф» и выпрямиться в кресле.

— Оно пнулось? — визжит Либби. — Мы можем это почувствовать? Не люблю применять к ребёнку слово «оно», ты же знаешь. Словно это что-то вроде пришельца. Хотя, думаю, фактически он является чужеродной формой жизни, растущей внутри тебя и питающейся тобой, — они обе накрывают своими руками мой живот, при этом охая и ахая, когда малыш пинается снова.

— Ты же знаешь, мы хотим, чтобы пол стал сюрпризом, — напоминаю я.

— Кто вообще не узнаёт его заранее? — спрашивает Бейли. — Что ты собираешься делать с комнатой?

— В ней всё будет нейтральным, — отвечаю я. — Кроме того, малютка не будет осознавать, какого цвета его спальня.

— Ну, малыш-лайм сегодня очень активный, — подмечает Либби.

Ещё в первом триместре моей беременности Либби прочла статью в интернете, где показывались размеры малыша на протяжении развития в утробе матери на примере различных субчиков: лайма, лимона, апельсина, грейпфрута, арбуза и так далее. Поэтому они стали называть ребёнка соответственно каждой фруктовой неделе.

— Ребёнок, несомненно, больше не лайм, — откликаюсь я, кладя руки на свой живот.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: