Кузню она приметила еще в тот раз, когда с Гневомиром в купальню ходила, и заявилась через несколько дней, понимая, что в доме без нее спокойней будет. Набралась смелости и пошла.

Изба небольшая, вытоптанная площадка, на которой бочки, камни какие-то, железяки, изгородью жидкой обнесена, поперечные жерди по пояс.

Кузнец, лохматый мужик лет 40, а то и больше, здоровенный, крепкий, как глыба железняка, на камень раскаленную докрасна заготовку положил и бил по ней, только звон в ушах стоял. Мышцы бугрились устрашающе, лоснился торс, на груди лишь кожаным передником прикрытый.

Халена перелезла через жерди, подошла, гаркнула, стук перекрывая:

— Здравствуйте!

Ноль. Молчит мужик, по раскаленному куску железа колотит, даже не глянул в ее сторону. Брови кустистые на переносице сведены, нос картошкой, губы поджаты, волосы мокрые по лбу лентой кожаной перехвачены. Расплющил железку и в воду опустил.

— А зачем в воду? — полюбопытничала, не смутившись `радушным' приемом.

Зыркнул на нее синими глазами кузнец насмешливо, рукавицы снял не спеша, на камень кинул:

— А чего, в землю мерекаешь надобно?

— Да нет, — немного растерялась Халена. — Говорят, если железу на ветру дать остыть, оно полегче будет, покрепче и лезвие узорчатое получится.

Кузнец кулачищи в бока упер, уставился подозрительно, губами пожевал и улыбнулся.

— За этим пожаловала?

— Меч хотела заказать, — смущенно улыбнулась Халена. — Если вам не трудно

— А чего? — хмыкнул. — Сроблю.

— Да? — обрадовалась девушка, не ожидала, что просто так получилось и уговаривать не пришлось.

— На ветру что ль калить?

— Ага. Вас как зовут?

— Ну, Варох, а чего?

— А меня Халена, — кивнула. Ухмыльнулся кузнец, головой качнул:

— Ох, и чудна ты, Халена Солнцеяровна! Шальна больно, не забалуешь ли с мечом?

Халена плечами пожала: вроде не для игр прошу, для дела.

— Ладно-ть, к вечору через дён приходь. Справлю. На ветру прокалю, ежели правду баешь, добрый клинок выйдет, опробуем. Ножны-то у Парфения заказала?

— Нет, — растерялась девушка, понятия не имея — кто такой Парфений?

— Мне знать обсказывать? — фыркнул весело мужик. — Ох хитра! Какие делать-то? Узорчаты, аль ровные?

— Без разницы, — притихла Халена, чуть голову в плечи не втянула: чудно, хоть бы слова поперек сказал.

— Ладно-ть, ступай, — махнул кузнец рукой, она и пошла, не спорила, боялась, передумает Варох и придется ей в тереме Устинье помогать, а это — хуже не придумаешь. Ну, никакая из нее хозяйка, ну никакущая!

Она уже через ограду перелазить начала, как голос Вароха за спиной услышала, и так и примерзла на секунду к жерди, оседлав ее.

— Люд честной, Солнцеяровна, через ворота ходит. Вона отворено, чего как крятун распласталася?

Халена вздохнула с сожалением, зарделась от смущения, но к калитке не пошла. Что уж, перелезла почти. Улыбнулась кузнецу, сконфуженно извиняясь, и к воинам на борьбище пошла, в дружники проситься.

Варох засмеялся ей вслед, тряхнув кудрями: вот ведь девка — огонь!

В тот день она многое успела. Упросила Устинью закуток в сенках ей отдать и тут же перетащила туда свое нехитрое имущество. Обосновалась прочно, занавеску приладила, постель на лавку пристроила, уселась довольная и вздохнула: теперь хоть мешаться никому не будет, а то мало помощи от нее нет, так еще и место в светлице занимает, посиделки устроить не дает, 'гостьюшка'!

Нет, никто ее не попрекал ни куском хлеба, ни лавкой, ничем другим, слова грубого не сказал, не охаял и в душу не лез, с расспросами не приставал. И не чурались ее более, что на борьбище, что за столом, что в поле засеянном, что во дворе, как к своей относились, с добром и вниманием. Может, оттого она и перестала настойчиво лазить по переулкам памяти, выискивая блеклые призраки прожитых лет, неясные очертания людей и событий, смирилась, а может и просто надеялась, что вспомнит когда-нибудь все разом.

А тогда отодвинулось это на второй план — поважнее дела намечались.

С Вереей в лес сходила, грибов там да ягод, что шишек — усыпана земля густо. Набрали полные туески. К вечеру кисель Устинья знатный сварила, гридней попотчевала да князя. Косился он на Халену подозрительно, словно боязно ему было, что кисель на корешках тех сварен, кторые гостьюшка в свое время в супец положила, не верил, что обойдется на сей раз без каверзы для здоровья.

`Вот ведь неумеха, сколько натворила, ве, к наверное, помнить будут, `помощница `! — прятала смущенно глаза Халена и сожалела, что поговорить сейчас в князем не сможет, по взглядам настороженным понимала — слушать не станет, а разговор у нее серьезный был, в дружники она метила, на борьбище с мужами ратиться, не в избе на лавке сидеть.

Днем еще пыталась разговор начать да заробела негаданно. Сколько не ходила кругами, на его застывшую, как каменная статуя, фигуру поглядывая, а подойти не решилась. Больно вид у него неприступный был, насупленный, вот и забоялась — сунется, а он ей от ворот поворот, да еще погонит, обсмеет или застыдит. Чего доброго и разгневается, укорит за нерадение в тереме, и не бывать тогда Халене дружницей вовсе, будет до конца жизни горох шелушить да пол скрести. Так и ушла к себе ни с чем, расстроенная собственной нерешительностью.

Меч ей помог. Не клинок — песня! Легкий, острый, с бледно серым узором, вьющимся по лезвию. Рукоять замшей покрыта, в ладони удобно лежит, не скользит. Халена и помыслить не могла, что ей такое чудо сотворят, любовалась работой Вароха, рукоядь ладонью грела, вертела клинком, солнечных зайчиков пуская, и радовалась, как дитя. Цвела довольная улыбка на ее губах.

— Тьфу ты! — сплюнул в сердцах Купала, стоящий рядом с кузнецом. Тот покосился на насупленное лицо десничего и хмыкнул понимающе:

— Ниче! Обвыкнешся. Это по-перву чудно — девка с мечом. Ишь радуется…

— То-то и оно. Где ж это видано, чтоб девица клинку боевому пуще бус радовалась?! Тьфу! Удружили боги, управиться б.

Халена клинком завертела, воздух рассекая, и лукаво на дядьку глянула:

— Не ворчи, дядька Купала, глянь лучше — какой меч у меня!

— Ты, Сонцеяровна, былинку на клинок кинь — обрежет! — гордо заявил Варох.

— Добрый клинок сробил. Да-а, — задумчиво протянул Купала, покручивая усы и зорко поглядывая на узорчатое лезвие, не видал такого до преж, манил он его, что медведя мед.

— А-то! Варох мастер, каких свет не видывал! — развернулась к мужчинам девушка и поклонилась кузнецу в пояс. — Благодарствую! Чем отплатить только не ведаю.

— Аймак береж, боле ничого не надобно, — серьезно ответил мужик и прищурился хитро. — Меч наречь надобно, чтоб не подвел, верой служил — ведомо ль тебе Сонцеяровна?

— Имя придумать, да?

— Ну, — степенно кивнул кузнец. Халена задумалась, погладила лезвие, любуясь вязью рисунка, и вскинула глаза на мужчин, улыбнулась загадочно:

— Громом назову!

— Тьфу, ты! — опять сплюнул недовольный Купала. — Вот суженный-то порадуется! — Где ж это видано-то, чтоб невеста именем жениха боевой клинок нарекала?

— Да пущай! — махнул рукой Варох, лицо лоснилось от довольства — знатный меч получился. Угодил богине-воительнице. — В самый раз будет! — и вытянул из-за спины ножны, в тряпицу завернутые. Специально до поры спрятал, на бочку положил да широкой спиной прикрыл.

— О-о-о! — округлила глаза девушка, шальная от радости: мало меч — чудо, а и ножны под стать! Темно-коричневая кожа была окована, увита чеканными бляшками сверху донизу, образовывая замысловатый рисунок, и казалось, что волны прокатились по ножнам и внезапно застыли. Это ж каким мастером надо быть чтоб такой шедевр сотворить? Гений! У Халены даже глаза загорели, до того необычайно прекрасна была перевязь, и не верилось, что ее она отныне.

— Броню-то заказывать? — хмыкнул кузнец, хитро на обалдевшую девушку посматривая. Та словно нехотя от ножен взгляд оторвала, улыбаясь, зачарованно на кузнеца глянула, с минуту соображала, о чем спросил, не меньше, и отрицательно головой покачала: