— Что ты собираешься делать с японскими деньгами после того, как я их создам?

Мистер Смит посмотрел на непонятливого собеседника соболезнующе.

— Я их поменяю в банке.

— На что?

— На настоящие доллары. Старик замер как вкопанный.

— Гениально, — прошептал он. — Очень нечестно, но гениально.

В этот момент из-за угла вылетел автомобиль с синим фонарем на крыше; заскрежетал тормозами, развернулся, ободрав бока сразу нескольким припаркованным машинам, и перегородил мостовую. Старик и мистер Смит инстинктивно подались назад, но и с тыла, уже прямо по тротуару, несся полицейский мотоциклист, а за ним еще один. Затем примчался второй автомобиль, тоже с истерическим воем и скрежетом. Оттуда посыпались люди, все в штатском. Те, что постарше, были в шляпах. Размахивая оружием, люди подхватили Старика и мистера Смита, потащили их к машине и заставили положить ладони на капот, а сами принялись деловито прощупывать просторные одежды арестованных.

— Что я тебе говорил? — заметил мистер Смит. — Надо менять внешность. Не сейчас, так чуть позже.

— Что такое?! — прикрикнул на него главный из людей в штатском.

— Да, чуть позже, — согласился Старик.

Их рассадили по машинам и отвезли на городскую окраину, к какому-то гигантскому зданию.

— Это что, полицейское управление? — спросил Старик.

— Госпиталь, — ответил старший из фэбээровцев, капитан Гонелла.

— Ах, госпиталь.

— Ведь ты, папаша, совсем чокнутый, — промурлыкал Гонелла. — И твой дружок тоже. Попробуем доказать, что вы ни хрена не соображали, когда печатали денежки. Действовали в состоянии умопомрачения. Дадим вам шанс. Только уговор: мы поможем вам — вы поможете нам. На все вопросы доктора отвечать без утайки. Я тебе не подсказываю, что ему говорить. Просто играй по правилам. Тебя спросили — ты ответил. Ясно? И покороче. Можешь нести любую чушь, тут это в порядке вещей, но не утомляй доктора… Ладно, я не имею права на тебя давить… Только вот еще что. Без этих ваших исчезновений, договорились? У нас в ФБР такие фокусы не проходят. Не знаю, как ты это проделываешь, и не хочу знать. Но с исчезновениями завязал, понятно? Пока все.

Задержанных препроводили к регистрационной стойке, где восседала до смерти перепуганная матрона — не то старшая сестра, не то что-то в этом роде. Мистер Смит и матрона воззрились друг на друга со взаимным ужасом, впрочем, вполне объяснимым. Пластиковая табличка, прицепленная к халату дамы, извещала, что зовут ее Газель Маккабр. Она обшарила Старика и Смита инквизиторским взглядом выпученных глаз противоестественно светлого оттенка — казалось, веки из последних сил удерживают в орбитах два рвущихся на волю вареных яйца. Единственной подвижной деталью на сморщенном, застывшем личике был рот. Он алел незаживающей язвой и непрестанно подергивался, словно мисс Маккабр никак не могла извлечь из дырявого зуба остатки вчерашнего обеда.

— Значит, так! — рявкнула матрона (фельдфебели обоего пола почему-то именно этими словами всегда начинают беседу с нижними чинами). — Кто из вас Смит?

— Он, — кивнул на соседа Старик.

— Отвечайте по одному!

— Я, — сказал Смит.

— Так-то лучше, молодой человек.

— Я не молодой человек, а фамилия выдуманная.

— В полицейском протоколе вы значитесь как Смит, и теперь у вас нет права менять показания. Если не хотели быть Смитом, раньше нужно было думать, пока не попали в компьютер. Отныне и по гроб жизни вы останетесь Смитом. Вероисповедание?

Смит надолго закис в мучительном хохоте, ритмично трясясь всем своим тощим телом.

— Я жду, Смит.

— Католик! — прохрипел весельчак и весь вытянулся, словно собрался позировать Эль Греко.

— Не сметь! — гаркнул Старик.

— По одному, я сказала!

— Это уже чересчур, — волновался Старик. — Да и вообще, зачем вам знать наше вероисповедание?

Мисс Маккабр на миг смежила веки, давая понять, что привыкла иметь дело с идиотами и что такими жалкими приемчиками ее из колеи не выбьешь.

— Это делается вот для чего, — ровным голосом учительницы, читающей диктант, объяснила она. — Если кому-то из вас, граждан преклонного возраста, вздумается во время нахождения в нашем госпитале скончаться, мы должны знать, по какому обряду вас хоронить или же, в случае кремации, куда отправлять прах.

— Мы уже столько веков живем на свете и до сих пор не умерли, — молвил Старик. — С чего это мы станем именно теперь менять свои привычки?

Мисс Маккабр взглянула на капитана Гонеллу, тот красноречиво пожал плечами, и матрона понимающе кивнула.

— Ладно, — обернулась она к Старику. — Пусть ваш приятель отдохнет, а мы пока займемся вами. Вы — мистер Богфри.

— Нет, — холодно ответил Старик.

— Но тут так написано.

— Достаточно скверно уже одно то, что под давлением обстоятельств я вынужден прибегать к изготовлению денег, но эти постоянные издевательства переполняют чашу моего терпения. Меня зовут Бог, коротко и ясно. С большом буквы, если хотите соблюдать вежливость.

Мисс Маккабр иронически приподняла оранжевую бровь.

— Вы думали меня удивить? В настоящий момент у нас на излечении три пациента, каждый из которых считает себя Богом. Держим их поврозь, чтоб не кидались друг на друга.

— Я не считаю, что я Бог. Я просто Бог.

— Остальные тоже так говорят. Мы зовем их Бог-один, Бог-два и Бог-три. Желаете стать Богом-четыре?

— Я — Бог от минус бесконечности до плюс бесконечности! И нет других богов!

— Придется его тоже поместить отдельно, — сообщила мисс Маккабр капитану. — Вызову доктора Кляйнгельда.

Старик посмотрел на капитана, который ответил ему улыбкой.

— В Соединенных Штатах семьсот двенадцать мужчин и четыре женщины, которые считают себя Богом. Статистика ФБР. Разумеется, включая Гуам и Пуэрто-Рико. Так что конкуренция у тебя серьезная.

— А Дьяволов сколько? — заинтересовался мистер Смит.

— Не слыхал о таких.

— Приятно чувствовать свою исключительность, — негромко произнес мистер Смит и приосанился, чем, кажется, немало разозлил Старика.

— Так вот оно что, — фыркнул Гонелла. — Ты, стало быть, Дьявол? Класс! Сатана Смит. Как вашего брата крестят — окунают в огненную купель? Ладно, мисс Маккабр, занесите в карточку основные данные, и я подпишу. Пора двигаться дальше. Дел невпроворот.

— Какие данные?

— Ну напишите: Бог и Сатана. Вот денек выдался. Есть чем гордиться.

— Я уже записала их как мистера Смита и мистера Богфри и ничего менять не собираюсь.

— Пусть так. Все одно — липа.

— Кто заплатит за обслуживание?

— Мы заплатим, — уверил ее капитан. — Если, конечно, вас не устроят фальшивые купюры.

— Шутите?

По завершении этого милого разговора узников отвели в кабинет первичного осмотра, чтобы затем доставить к прославленному психиатру доктору Гробу Кляйнгельду, автору научного труда «Если, Я и Оно», а также популярной брошюры «Все, что вам нужно знать о безумии».

На осмотре обнаружилось, что у Старика нет пульса. Рентгеновский снимок не запечатлел никаких внутренних органов. Как резюмировал заведующий кабинетом доктор Бен-Азиз: «Мы не нашли ни сердца, ни грудной клетки, ни позвоночника, ни вен, ни артерий, но и признаков каких-либо болезней тоже не наблюдается».

Среди прочих выводов комиссии следует отметить описание кожи Старика: по консистенции местами она оказалась «керамической», а местами «резиновой на ощупь и никак не напоминающей человеческий кожный покров». Очевидно, пациент мог изменять консистенцию своей кожи, как ему заблагорассудится.

Мистер Смит озадачил медиков еще больше. Когда его раздели, обнаружилось, что из его обугленных пор вырываются крошечные облачка дыма, и кабинет сразу же пропитался неявным, но пренеприятным запахом серы. При этом кожа пациента на ощупь была холодна как лед.

Попытались измерить температуру — сунули Смиту в рот градусник, однако тот немедленно взорвался, и больной с явным удовольствием всосал ртуть внутрь, словно изысканного вина отведал. Тогда ему поставили градусник под мышку, но стекло опять лопнуло. Теперь вся надежда была на анальное измерение. Пациент охотно перевернулся на кушетке, ибо по натуре был склонен к эксгибиционизму, но и из этого ничего не вышло. Врач сообщил тревожную весть: