— Когда я подошел, внутри был только один, вот этот, — пролепетал О'Хаггерти.

— Я так и понял. — Капитан взглянул на Смита: — А ты где был?

— Здесь. Где же еще?

— Врет! — вскричал О'Хаггерти. — Он всего пара секунд как появился, шеф!

— В каком смысле «появился»? В дверь вошел?

— Нет. Просто взял и появился. Материализовался.

— Мате-риа-лизовался? — медленно повторил Экхардт, глядя на своего подчиненного, как на полоумного. — А ты-то что в камере делаешь?

— Зашел, чтобы посмотреть, как можно отсюда выбраться.

— Ну и?..

— У меня не получилось. Не возьму в толк, как Смит это проделал.

— А может, он этого и не делал? Может, он все время был тут.

— Вот и я говорю, — подтвердил Смит.

— А тебя никто не спрашивает, — прикрикнул на него капитан, — так что сделай милость, заткнись.

— Не могу смириться с такой наглой ложью, — не выдержал Старик. Мистер Смит сочувственно зацокал.

— Нет, в самом деле. Я же объяснил вашему представителю, что мистер Смит ненадолго вышел.

— Это каким же манером? — сурово поинтересовался капитан. — Тут супернадежные замки. Новейшая технология, изготовлено фирмой «Мой дом — моя крепость». Без динамита не выйдешь.

Старик блаженно улыбнулся, чувствуя, что момент подходящий.

— Показать, как это делается?

— Валяй показывай, — угрожающе протянул Экхардт и положил руку на пистолет, торчавший из открытой кобуры.

— Договорились. На прощанье хочу поблагодарить вас за приют и ласку.

Все с той же милой улыбкой на устах Старик растаял в воздухе. Экхардт два раза пальнул с бедра, да поздно.

Но присутствующих ждало новое потрясение: мистер Смит пронзительно заверещал — жутко и оглушительно, словно целый птичий базар:

— Ха-ха, стрелок! Где уж вашим трюкам против наших! Попробуй поймай! Пока, привет знакомым! — и ядовито, презрительно расхохотался.

Экхардт не стал ждать и пальнул в третий раз.

Смит поперхнулся, не досмеявшись. Лицо его исказилось — не то от боли, не то от удивления. Впрочем, сделать определенный вывод было трудно, потому что в следующее мгновение исчез и он.

— Я стрелял в ногу, — поспешно объявил Экхардт. А О'Хаггерти взмолился:

— Выпустите меня отсюда.

Мистер Смит материализовался на тротуаре, где его уже поджидал Старик. Оба пребывали в радостном возбуждении после удачно проведенной операции. Смит задержался возле мешка с мусором и, к крайнему неудовольствию спутника, принялся там рыться. Достал замусоленную газету, сунул в карман. Парочка зашагала дальше.

Тем временем в полицейском участке капитан Экхардт, у которого все еще звенело в ушах от выстрелов, понемногу приходил в себя.

— Эй, Шматтерман, можешь выключить магнитофон, — крикнул он, задрав голову к потолку. — Надпиши кассету, зарегистрируй и в досье. Головой за нее отвечаешь, понял?

— Что будем делать, шеф? — спросил Кашприцки, правая рука и верная опора, мощный стимул к принятию волевых решений.

— Это дело нам не по зубам, — шепнул ему Экхардт. Громко шепнул, чтоб остальные тоже слышали. — Выполним наш долг. Свяжемся с наивысшей инстанцией.

— С архиепископом, да? — спросил католик О'Хаггерти и был вознагражден сочувственным взглядом начальника.

— С президентом? — высказал предположение республиканец Кольтелуччи.

— С Федеральным бюро расследований, — медленно, значительно пояснил капитан. — С ФБР… Слышали о такой организации? Ответа не последовало, да Экхардт его и не ждал.

Когда мистер Смит извлек из мусора третью газету, такую же загаженную, как две предыдущие, Старик не выдержал:

— Неужели так уж необходимо воровать макулатуру из помоек? Диалог происходил на одной из многочисленных вашингтонских аллей.

— Нельзя назвать воровством изъятие предметов, от которых отказались их владельцы, — ответил Смит, с интересом шурша страницами (к некоторым игриво прилипла яблочная кожура). -А владельцы от них отказались, — иначе газеты не лежали бы в этих сияющих черных мешках. Вот если бы я стащил газеты из киоска, тогда это можно было бы квалифицировать как воровство.

— Что ты там читаешь?

— Чтобы понять ментальность тех, кто делает наше пребывание на Земле таким неприятным, нужно изучать прессу. Люди читают газеты для развлечения, а для нас это — работа.

— Ну и какие открытия ты совершил? — скептически осведомился Старик.

— Да вот, проглядел несколько передовиц и пришел к определенному выводу. Люди очень хорошо разбираются в том, что имеет к ним непосредственное отношение, а во всех прочих материях полнейшие профаны. Фальшивые деньги, например, их очень интересуют, потому что угрожают личному процветанию, а это оскорбляет их чувство законности. Поэтому люди изобрели сложнейшие методы выявления фальшивых купюр. А фальшивыми считаются все деньги, в том числе и божественного происхождения, если их произвели не на монетном дворе.

— Чувство законности? Так они законопослушны?

— Нет. У меня создалось ощущение, что люди возмущаются, когда фальшивые деньги используются в нечестных операциях. Очевидно, нечестные денежные операции следует проводить только легитимными банкнотами.

Старик насупился:

— Пока я витаю мыслями в облаках, ты времени даром не теряешь. А почему ты сказал, что они разбираются только в вещах, которые их непосредственно касаются?

— Тут есть статейки на зарубежную тематику: перемены в австрийском правительстве, кризис израильского кабинета, визит Папы на Папуа и прочее. Такое ощущение, что писались эти тексты людьми самоуверенными и обладающими исчерпывающей информацией, но не умеющими этой информацией правильно воспользоваться. Часто встречается выражение «официально не подтвержденная». Не знаю, что это значит. Что-то новенькое.

— Я вижу, ты лучше следил за событиями последних столетий, чем я, — расстроился Старик. — Я, например, и не знал, что у Австрии есть правительство, что в Израиле есть какой-то кабинет и что… Что такое «папа на папуа»?

— Папа на Папуа. Завтра будет на Фиджи, послезавтра на Окинаве и Гуаме. Во вторник возвращается в Рим.

— Не смейся надо мной. Папуа — это где?

— Северная Гвинея, к северу от Австралии.

— А зачем Израилю понадобился кабинет?

— У всех есть кабинет, чем же израильтяне хуже?

— Разве им мало того, что они избранный народ?

— Хотят подстраховаться. Теперь избранный народ сам избирает. А тут без кабинета никак.

— Мне нужно столько всего узнать. — По задумчивому лику Старика пробежало облачко. — А пришел ли ты после прочтения грязных газет к какому-нибудь практическому выводу касательно нашей с тобой ситуации?

— Да. Мы должны изменить внешнюю оболочку.

— Почему?

— Нас слишком легко опознать. Вот мы сейчас гуляем по тенистым аллеям мимо неогеоргианских особняков, словно добропорядочные граждане. А ведь мы с тобой беглые преступники.

— Преступники? — вскинул брови Старик.

— А ты думал. Мы — фальшивомонетчики, скрывающиеся от закона.

— Ну-ну, продолжай.

— У меня по изучении финансового раздела возник план.

— Так вот почему ты так долго не размыкал уст? А я иду и удивляюсь — ты вроде бы никогда, даже в прежние времена, молчаливостью не отличался.

— Время дорого. А план мой таков. Я превращаюсь в азиата…

— Это еще зачем?

— Американцы ужасно озабочены конкуренцией со стороны азиатов. Когда я ориентализируюсь, ты поднатужься и произведи на свет побольше азиатских купюр, которые называются «иены».

— Но они же все равно будут фальшивыми.

— А как иначе? Или ты предпочитаешь воровство? Не будем же мы зарабатывать деньги в поте лица. Каков я тебе в качестве бэйбиситтера? — И мистер Смит зашелся надтреснутым колокольчиком.

— Излагай свой план, — поморщился Старик.

— Свои дензнаки туземцы изучили в совершенстве, — продолжил Смит, справившись с приступом веселья. — Но с японскими банкнотами они знакомы плохо, японских закорючек читать не умеют. А если я еще и выглядеть буду чистым японцем, ни один банковский клерк не заподозрит подвоха.