Между тем человек, к которому относились претензии Бабкина, что-то сказал водителю, вышел из машины и стал осматривать плиты. Низко наклонившись, он ощупывал их, изредка поглядывая на двух нарушителей запретной зоны.

Собственно говоря, по мнению техников, никакой запретной зоны здесь не было и быть не могло — ведь поле никем не охранялось! Но если бы они вышли поближе к деревьям, то могли бы заметить невысокую изгородь, защищающую зеркальный паркет от любопытных путешественников. Самолетам, когда они привозили почту, разрешалось садиться на этом прекрасном аэродроме, выбрасывать пакеты и улетать — так было условлено. По этой причине появление самолета на опытном поле не вызвало у сотрудников лаборатории особого интереса. Дело привычное. Этим и объяснялось, что самолет никем не был встречен. В случае нужды он подруливал к главному зданию.

Но чем объяснить, что лишь через полтора часа после того, как улетел самолет, начальник четвертой лаборатории Павел Иванович Курбатов обнаружил на опытном поле двух неизвестных? Трудно было поверить, что они так долго шли. Полировочная машина начала работать десять минут назад, поэтому неизвестные не могли оправдываться тем, что было невозможно итти. Чем же занимались они остальное время?

Примерно так мог думать Курбатов. Да и не только он, а и все здешние обитатели. Так же думал и Бабкин, хотя ему многое было неизвестно. Он догадывался, что перед ним кто-нибудь из начальства, — если не сам Курбатов, то, в крайнем случае, его заместитель. Вид у незнакомца был вполне солидный. Чесучовый свободный костюм, шелковая синяя рубашка с расстегнутым воротником. Все нараспашку: пиджак, воротник и, кто его знает, возможно, душа. Лицо простое: широкий нос, добродушные губы, на месте бровей — скупые, выгоревшие кустики. Русые, обыкновенные волосы, открывающие высокий лоб. Весь его облик не очень запоминающийся, не яркий, но приятный. Чем-то он был похож на самого Бабкина.

Курбатов — а это был именно он — вышел из полосы света, оглядел гостей, которые уже поднялись на ноги и без тени смущения покорно ждали приказаний.

Неподалеку стояли два чемодана, за ними валялись кепка и шляпа.

— Как вы сюда попали? — закуривая, спросил Курбатов.

— Самолетом, — ответил Бабкин. — Прибыли на испытательную станцию четвертой лаборатории.

— Почему сразу не явились?

Молчание. Бабкин понимал, что в данной ситуации невыгодно признаваться в любопытстве. Действительно, сколько они времени потеряли, исследуя тайну зеркальных плит? Димкина трусость — тоже слабое оправдание.

Но тут заговорил Димка:

— Нельзя было пройти… Вы, конечно, не поверите, но у нас была очень неприятная встреча… Может, он ручной?

— Кто?

— Не знаю. Похож на крокодила.

Курбатов недоверчиво посмотрел на техника и, убедившись, что тот не шутит, спросил:

— Вы когда-нибудь варана видали?

Багрецов покраснел. В самом деле, — как же он не догадался? — ведь это безобидная ящерица, какую он видел в зоопарке. Правда, там они были поменьше.

— Странно, очень странно, — будто про себя сказал Курбатов.

— Нам тоже, — отозвался Багрецов. — Чем мы провинились?

— Потом разберемся. Командировки есть?

Димка болезненно воспринимал всякую несправедливость, особенно если затрагивалась его честь. Что, в самом деле, он привязался? Диверсантов поймал? Даже подумать смешно.

Сразу же появились два милиционера в белых кителях и вежливо проводили друзей в главное здание испытательной станции.

Несмотря на то, что Вадим чувствовал себя кристально чистым, — никакой вины за ним не было, — все же он испытывал досадное беспокойство. Крошечный осколок, который он сунул в карман, казалось, прожжет подкладку и упадет на ковер, как раскаленный уголек.

Глава 3

ПОИСКИ ВСЮДУ

Поздно ночью, когда уже давно ушли техники метеоинститута, Курбатов все еще сидел в кабинете и, рассматривая осколок пластмассы, думал о непонятном поступке одного из командированных, Багрецова, и о том, можно ли ему верить. Вначале он держался крайне независимо и несколько заносчиво, но потом обстоятельства сложились не в его пользу.

Техников привели в кабинет, Курбатов спросил документы, и Багрецов начал рыться во всех карманах. При этом он побледнел, растерялся, видно забыл, куда сунул паспорт с командировкой.

Перетряхивая содержимое карманов, он вынул плоскогубцы, отвертку, платок, а вместе с платком выскользнул и упал на пол осколок хорошо знакомой Курбатову пластмассы. Милиционер поднял его и как «вещественное доказательство» положил на стол.

Курбатов видел, что техник очень смутился этим обстоятельством и тотчас начал оправдываться, — что кусочек этот отвалился от плиты сам, что подобрал он его из любопытства и так далее. Курбатов слушал и скептически улыбался. Твердый и стойкий материал, которым было покрыто опытное поле, никогда не давал трещин, а кроме того, на куске, который якобы «отвалился сам», были видны свежие следы ударов чем-то острым, например зубилом…

— Уж не этим ли инструментом вы пользовались? — спросил Курбатов, указывая на отвертку.

Багрецов часто заморгал и сознался, что действительно «дотронулся» до плиты отверткой, но что там уже была трещина…

Вот и думай что хочешь. Документы у ребят в порядке; оба — комсомольцы. Но факты! Факты настораживают. Бывает очень вредное любопытство, которым пользуются враги. Почему не предположить, что какой-нибудь знакомый или друг попросил недальновидного паренька отколупнуть кусочек металлизированной пластмассы. Начальник четвертой лаборатории знал, что государственных секретов на его поле нет ни в рецептуре материала, ни в конструкции рабочих плит; но технология изготовления плит пока секретна. Можно ли разгадать технологию по осколку пластмассы? Едва ли. Но все-таки любопытно, кому это он понадобился?

Павел Иванович повертел осколок в руках и бросил на стол. Молча, тяжело приподнялся, прошел к распахнутому окну. Только ночью и можно дышать. Вот уже год, как он живет здесь, а все еще не привык к проклятой жаре. Удивительно, до чего тут щедрое солнце! Сколько энергии тратится попусту!

Перед ним расстилалось зеркальное поле. Как по воде, тянулась лунная дорога.

Жизнь прожить — не поле перейти, а жизнь Курбатова вся была в этом поле. Он его создал, и, пока не будет построено новое, ему отсюда никуда не уйти. В Москве осталась прекрасная лаборатория, десятки людей, а здесь, на испытательной станции, почти никого. Но здесь его творение, здесь все, что нужно для осуществления давнишних и пока еще неясных замыслов.

Снимите зеркальный слой с этого поля, поскребите позолоту, под ней скрыты матовые рабочие слои металлов, окислов, спаянные вместе полупроводники из редких сплавов, распределительные шины — техника, встречающаяся в лабораториях и на электростанциях. Создана она была Курбатовым и десятками его друзей в институтах и на заводах.

Отойдя от окна, Курбатов возвратился к столу, нашел брошенную им в пепельницу прозрачную бусинку и, рассеянно подкидывая ее на ладони, рассматривал карту зеркального поля — этой огромной солнечной машины, совсем не похожей на существующие.

Много лет назад, когда Курбатов был чуть помоложе Багрецова и Бабкина и тоже, как они, работал техником в радиолаборатории, его заинтересовали солнечные машины. Он знал, что существуют гигантские рефлекторы с паровыми котлами, видел на картинках обыкновенные тепловые ящики, собирающие лучи под стеклом, где нагревается, а потом по трубам идет в бани и души вода. Читал о машинах с ртутными котлами, о передвижных солнечных нагревателях, похожих на чемоданы с рефлекторами и трубками. Но это всего лишь кипятильники. Особенно они удобны для экспедиций.

При всей практической пользе таких машин и конструкций Курбатов не видел в них будущего. В конце концов это те же самые примитивные паровые машины, только с солнечным подогревом. А так как на смену пару давно уже пришло электричество, то нельзя ли и в солнечных машинах обойтись без пара? Нельзя ли превращать солнечные лучи прямо в электроэнергию?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: