Поздно ночью Олимпио вернулся к маркизу и рассказал ему о случившемся; они решили непременно посетить дом для умалишенных.

Прежде чем описывать это посещение, мы должны сказать, что комната Адели была близ комнаты Долорес.

Марион Гейдеман ежедневно водила Адель гулять в сад, где Долорес и познакомилась с безумной. Мягкий, ласковый голос Долорес произвел сильное впечатление на Адель. В ее присутствии она успокаивалась и, как дитя, всегда с радостью бросалась навстречу Долорес и плакала, когда наставала пора вернуться в комнату. Хотя маркиза не могла иметь о чем бы то ни было здравой мысли, попеременно смеялась, пела и снова впадала в тупое беспамятство, однако она чувствовала, что нашла в Долорес кроткого ангела. Она целыми часами стояла у порога своей комнатки, ожидая, когда отворится дверь, и она пойдет в сад к Долорес. Она поминутно спрашивала, который час, и Марион едва могла утешить и успокоить ее до прогулки в сад.

Адель, как робкое дитя, шла навстречу Долорес, смотрела на нее и прыгала от радости, когда Долорес хвалила ее или отмечала улучшение в ее здоровье. Дикие глаза ее принимали ласковое, кроткое выражение. Смех ее становился мягче, она все более и более подчинялась Долорес, тронутой этой привязанностью. Сначала маркиза приходила в такое бешенство, что Марион едва могла усмирить ее, связав ей руки, со времени же знакомства с Долорес припадки бешенства повторялись все реже и реже. Часто маркиза из своей комнаты звала Долорес, и это имя, казалось, производило на нее успокаивающее действие.

Многие склонности и влечения сумасшедших необъяснимы. Припадки бешенства мгновенно прекращались, когда перед мысленным взором Адели появлялась Долорес. Она переставала призывать Виктора и Клода и спокойно засыпала в присутствии ее ангела, Долорес.

Прибыв в заведение доктора Луазона, маркиз и Олимпио нашли Адель в таком глубоком спокойном сне.

Валентино остался около экипажа.

Клод де Монтолон долго смотрел на спокойно спящую Адель. В его уме воскресло прошедшее, то короткое, счастливое время, когда в обладании любимым существом он видел все свое счастье. В душе его поднялась вся горечь, и он спрашивал себя, почему все это так случилось. Счастье его потеряно безвозвратно, он все еще любил Адель; некогда произнесенное им проклятие было взято назад, вина искуплена; но разрыв был совершен навеки. Он молился уже за безумную. Для них уже не существовало на земле возможности быть вместе – их союз был возможен только на небе, где нет ни болезней, ни воздыхания, где обещано свидание очищенным от греха душам.

С подобными мыслями стоял маркиз перед спящей Аделью.

Олимпио не нарушал этой святой тишины. Он также подошел к Адели и задумался о смерти, которая одна могла искупить вину, о смерти, которая уже наложила руку на спящее лицо Адели.

Марион сидела в глубине комнаты. И она была глубоко тронута этой торжественной минутой. Ей было известно все. Она была готова оказать помощь и утешение этим двум, так жестоко разъединенным существам. В ее сердце, изведавшем много горя, было только желание помочь и утешить. Она понимала горе, и в ее груди билось горячее, доброе сердце.

Олимпио обратился к Марион шепотом, чтобы не мешать Клоду.

– Позвольте вас спросить! От маркиза я узнал ваше имя, и мне пришло на ум, что вы можете дать мне совет, – вы хорошо знаете тюрьму Ла-Рокетт…

– Да, – тихо отвечала Марион, – я часто бывала там в прежние годы.

– В камере № 73 невинно томится один из наших друзей; принц Камерата стал жертвой злобы Морни, и мы, во что бы то ни стало, хотим освободить его! Укажите нам дорогу, по которой мы могли бы безопаснее пробраться в хорошо охраняемую тюрьму..

Марион задумалась.

– Это очень трудно, и мне кажется, что нет возможности пробраться к принцу.

– Ваш ответ мало утешителен! Хитростью или силой, но мы освободим его!

– Позвольте подумать. Все выходы днем и ночью крепко заперты и так хорошо охраняются, что нечего и думать о побеге. Мне известны все ходы, все двери! Ваш друг заключен в № 73-м. Помнится, что эта камера близ коридора, ведущего из тюрьмы в морг.

– Разве тюрьма соединена с мертвецкой?

– Да, из морга ведет железная дверь в коридор, в котором находится камера № 73.

– Это очень важно! Можно выломать дверь!

– Нельзя, услышат наверху сторожа.

– Неприятно! Однако это единственно возможный путь. Послезавтра, ночью, я могу без всяких затруднений войти в мертвецкую, потому что испанское посольство пришлет туда людей взять один из трупов.

– Вы это наверное знаете?

– Наверное! Надо бы добыть ключ от железной двери!..

– Этого мало, потому что еще нужен ключ от камеры. Кроме того, не так легко освободить заключенного, ибо сторожа, при малейшем шуме поспешат узнать о его причине. Чтобы узнать, на месте ли преступник, они подымают маленькие клапаны, устроенные в каждой двери, и могут видеть всю внутренность камеры. В каждой камере горит лампа, и они тотчас же увидят, если там нет преступника.

– Разумеется, лучше если бы никто не заметил бегства принца и если бы скрыть его до следующего утра, чтобы не было погони.

– Надобно перенести в камеру принца один из трупов, который бы походил на него.

– Из морга. У тебя прекрасная мысль! Видя труп в келье принца, никто не подумает о его бегстве!

– Это очень трудный и рискованный план. Но если в мертвецкой не окажется трупа, который походил бы на вашего друга…

– Тогда мы отложим побег до того времени, когда найдем в морге похожий на принца труп.

– Мне кажется, что самое трудное добыть ключ от дверей!

– Ключи от всех камер и от железной двери находятся у моего отца.

– Мы попытаемся добыть их у него! Марион молчала. Она задумалась.

– Я пойду к нему и постараюсь достать ключи! – прошептал Олимпио.

– Вы надеетесь подкупить моего отца? – спросила Марион. – Оставьте эту надежду! Мой отец неподкупен!

– Даже если узнает, что дело идет о спасении невинного?

– Даже и тогда! Он суров и тверд! Нет средств заставить его не исполнить своих обязанностей!

Олимпио посмотрел на нищенку, которая, будучи выгнана отцом, так упорно защищала его, не допуская даже мысли о его измене.

– Значит, надо найти другое средство освободить принца, позабудьте мои слова, – серьезно сказал Олимпио, отходя от Марион, слова которой его глубоко тронули.

– Я спасу принца, – быстро прошептала она, – предоставьте мне все! Чтобы доказать вам и маркизу свою благодарность, я в одну из следующих ночей сделаю эту отчаянную попытку!

Олимпио вынул из своего портфеля портрет Камерата и показал его девушке, спрашивая, нужна ли его помощь.

В ту минуту, когда Марион отказывалась от этой помощи, говоря, что она только увеличит опасность, из соседней комнаты раздался пронзительный крик, а потом шум.

– Матерь Божья! Что это значит? – спросил Олимпио, пораженный криком.

– Это надевают смирительную рубашку на несчастную, – отвечала Марион, которая побледнела от этого раздирающего душу крика.

Маркиз подошел к ним.

Раздался сильный стук в дверь. Марион быстро отворила ее. Вошел Валентино, бледный и в страшном испуге.

– Наконец-то я нашел вас, дон Агуадо, – проговорил он, задыхаясь. – В этом доме живет сеньора Долорес… я…

Олимпио вздрогнул.

– Говори скорее!

– Я сейчас узнал голос доктора, – продолжал задыхаясь Ва-лентино, который долго бегал по всему дому, отыскивая своего господина, и даже свалил с ног не пускавших его сторожей. – Сеньора здесь, мнимый герцог также приехал сюда…

– Ты говоришь правду, Валентине?

– Клянусь вам, дон Агуадо! Ищите сеньору, а я пойду сторожить вниз у подъезда.

– Прекрасно! Поторопитесь! – вскричал Олимпио. – Клод, пойдем!

За стеной снова раздался раздирающий душу крик. Маркиза проснулась и дико поводила глазами вокруг.

– Долорес, это Долорес, – шептала она, ломая руки. Марион подбежала успокоить Адель; Олимпио выбежал в коридор, маркиз пошел за ним.