Его рот задвигался, прижимаясь к ее рту, и это было отчаянное и беспощадное движение. Он пожирал ее рот жадными поцелуями, посасывал ее язык, нижнюю губу, ловя каждый ее вдох и впивая его.

Она уперлась пальцами в его бока, стараясь оттолкнуть его от своего трепещущего тела, но вместо этого притянула еще ближе к себе.

Он оказался везде – его рот прижимался к ее губам, грудь – к ее соскам, его будто расплавленные бедра терлись о ее бедра, а пульсирующая плоть между его бедрами ласкала то место на ее теле, к которому до сих пор не прикасался ни один мужчина.

Эванджелина была потрясена этим запретным наслаждением и столь восхитительной близостью. Она прижала, притянула его к себе, утопая в этом неизведанном ощущении и с трудом преодолевая желание раздвинуть ноги и позволить ему продолжить это волнующее и одновременно мучительное соприкосновение. С каждым поцелуем, с каждой лаской, с каждым вздохом она воспламенялась все сильнее.

И вдруг он оторвался от ее губ со страдальческим вздохом.

– Уходите, – прошептал он хрипло.

От его неровного хриплого дыхания по ее коже побежали мурашки.

Это по ее вине ему приходилось бороться за каждый вдох, за то, чтобы овладеть собой, чтобы преодолеть этот трепет, сосредоточившийся между ее бедрами. Осознание того, что желание может быть взаимным, вызвало у нее еще большее томление и жажду его прикосновений. Она медленно, возбуждающе прижалась к нему и потерлась об него, впервые осознав свою женскую власть. Он застонал. Содрогнулся. Она улыбнулась и провела языком по его губам.

– Уходите немедленно, – повторил он, и она расслышала в его голосе отчаянную боль, – если не хотите получить нечто большее, чем поцелуи, прямо здесь.

Улыбка Эванджелины застыла у нее на губах, потому что она только сейчас поняла, какую опасность таит в себе это непредсказуемое и неуправляемое, опасное пламя.

Не отрывая горящего взгляда от ее губ, он отнял ее руки от своих боков. Глаза его были закрыты. Она колебалась. Его жар все еще бушевал в ее бедрах.

Потом она побежала.

Прежде чем Эванджелина успела сделать полдюжины шагов между дверью спальни и неясно маячащей постелью, узкая дверь из соседней комнаты распахнулась, и к ней ворвалась Сьюзен Стентон.

– Вот вы где! – выкрикнула она, ослепив Эванджелину улыбкой и направившись прямо к медным щипцам и кочерге возле камина.

Поворочав кочергой в камине, Сьюзен поставила медный инструмент на предназначенную для него подставку и плюхнулась в кресло с широкой спинкой.

– Ну? – спросила она, скрестив руки на груди и вытянув ноги. – Где вы были? Куда исчезли? Я без вас совсем заскучала. Ходить по комнате туда-сюда не слишком большая радость.

– Я… – начала Эванджелина и тотчас же замолчала. Она оглядывала комнату в поисках вдохновения. Ее взгляд загорелся, когда она заметила ряд невысоких, доходящих до бедра, книжных шкафов, стоящих в ряд у задней стены.

– Я была в библиотеке, – закончила она более уверенно, потому что это было правдой. – Кое-что почитала. – Она вспомнила, что, не желая, чтобы ее застали в одиночестве в библиотеке, схватила в темноте первую попавшуюся книгу, а потом оставила ее на полу посреди коридора, забыв о ней из-за этих внезапных запретных поцелуев.

– Реальная жизнь намного интереснее книг, – сказала Сьюзен. – Мне кажется очень странным, что в доме такого нелюдима и негодяя, как Лайонкрофт, устроили столь пышный прием. И все гости очень странные. Каждый в своем роде, кроме мистера Тисдейла. Тот просто стар. Я ничуть не удивилась, когда он предпочел свою спальню бальному залу и ушел туда.

– Если не считать того, что он туда не ушел, – задумчиво сказала Эванджелина, стараясь вытеснить из сознания воспоминания о восхитительном жаре, исходившем от мистера Лайонкрофта, когда в ее памяти всплыло морщинистое лицо мистера Тисдейла, искаженное яростью. – Я видела, как он хромал по коридору, опираясь на свою трость. Похоже, нога сильно ему досаждает.

– Или произошло нечто худшее, – мрачно заметила Сьюзен.

– Худшее, чем что?

Сьюзен широко раскрыла глаза:

– Конечно, нечто худшее. Он, вероятно, солгал насчет того, что собирается лечь спать. Не так ли? Возможно, он задумал какое-то злодейство.

– Вы сказали, что собираетесь лечь спать, но вот сидите у камина в моей комнате у огня.

– Я вообще мало сплю, и если говорю о том, что собираюсь спать, конечно, это не совсем так. А старики все время спят. По крайней мере, я легко могла поверить Тисдейлу.

Она поглубже опустилась в кресло.

– Ну, еще этот никчемный кузен Хедерингтона, Эдмунд Радерфорд. Его-то совсем уж легко разгадать, он просто бездельник и мот. Думаю, он где-нибудь сидит в одиночестве и накачивается портвейном Лайонкрофта.

– Возможно, он просто устал от танцев или они ему надоели, – высказала предположение Эванджелина.

– Ха! Такой распутник и негодяй, как он? Не сомневаюсь, что он или уже побывал на какой-то тайной встрече, или собирался побывать. Такие приемы, как этот, привлекательны еще тем, что способствуют тайным свиданиям.

– И что это означает?

– Любовные интрижки с гостями, – деловито пояснила Сьюзен. – Разумеется, тайные! Только я удивляюсь, кто мог пасть так низко, чтобы завести интрижку с такой мразью, как Эдмунд. Возможно, служанка. Но уж, конечно, не гостья. Вы заметили, куда он направился?

– Я вообще его не видела. Я по-настоящему не видела и Бенедикта Радерфорда, но слышала, как он кашляет, проходя по коридорам.

– Ах! – застонала Сьюзен, испугав Эванджелину так, что та вздрогнула. – Если этот дом будет моим, то почему бы и мне не включиться в игру, как все остальные? Единственное лицо, которое я видела, была Нэнси, пытавшаяся проскользнуть в свою спальню, и при этом она вела себя до нелепости шумно. Хотя я полагаю, что едва ли стоит стараться не производить шума, когда собираешься выйти замуж за глухого как пень старого шута вроде Тисдейла.

Она подчеркнуто заметно передернула плечами:

– Когда в следующий раз соберетесь побродить в одиночестве по коридорам, вы непременно должны пригласить с собой меня. А где была Франсина? Рядом с мужем, как утверждала?

– Нет, она была… – Эванджелина заколебалась. – Она была возле кабинета мистера Лайонкрофта. Мне так кажется, но я не уверена.

– Еще одно свидание, – выдохнула Сьюзен, и глаза ее за стеклами очков загорелись. – Я так и подозревала.

Желудок Эванджелины сжала судорога.

– Еще одно… что?

– Свидание. Если помните, я упоминала Радерфордов и их злополучную историю. Верьте мне, когда я говорю, что ничуть не была бы удивлена, узнав, что у Франсины шашни с Лайонкрофтом. Она не может противостоять ощущению силы и власти, а Лайонкрофт положительно источает их.

У Эванджелины возникло ощущение, что под кожей у нее появился лед, а руки покрылись пупырышками. Неужели мистер Лайонкрофт покинул коридор, где они целовались, только ради того, чтобы заняться любовью с раскрашенной Франсиной Радерфорд?

– О! – Сьюзен вскочила с кресла и бросилась к Эванджелине. – У вас такой вид, будто вы заболели. Право же, вам пора научиться не поддаваться жеманству и не смущаться по поводу того, что у кого-то с кем-то роман. Я, например, ничуть не огорчусь, если у моего жениха будет тайная любовная связь. Он может сохранить свою любовницу даже после заключения нашего брака. Я ничуть не против. Чем меньше он будет оказывать мне внимания в качестве мужа, тем лучше. В этом случае женщине остается только закрыть глаза и думать о родной Англии.

Эванджелина кусала костяшки своих пальцев. Как она могла быть такой глупой?

Ей было приятно его внимание. Она его поощряла. Она бесстыдно, фривольно и по доброй воле принимала его.

Неужели пример матери, которая не замечала мужских пороков и считала, что Нейл Пембертон их лишен, ничему ее не научил?

Никогда больше она не повторит эту глупость и не останется наедине с этим мужчиной.

Внезапно громкие крики взорвали тишину безмолвного дома, и комнаты ответили эхом.