Утром мы с Агни виделись мельком. Я уже собирался уходить, а она только спустилась на кухню. Вид у нее был заспанный и сердитый, видно, утро для нее было не менее трудное время, чем для меня. Кристиана я не видел вовсе, не знал даже, в доме он или куда-нибудь уехал.
До школы доехали в молчании. Едва ли полицейских радовала необходимость охранять несовершеннолетнего пацана от гипотетических убийц. Ну, тут уж я ничем им помочь не мог. Пусть хотя бы радуются, что не знают, кем на самом деле являются эти убийцы.
— Тебя до класса проводить? — спросил один из полицейских, лет тридцати, темноволосый и смуглый. Звали его Джохан Атар.
— Угу, за ручку, — буркнул я нелюбезно, выбираясь из машины. Каюсь, это было грубо, но что вы хотите от человека, который три дня прожил с наушниками в ушах? Во мне еще было полно блэковой агрессии, и она искала выход. Заметив неприязненную гримасу Джохана и его напарника, я сделал над собой усилие и извинился, прибавив, что среди множества людей едва ли мне грозит какая-то опасность. "Ну и черт с тобой", — послышалось мне, когда я отошел на пару шагов от машины. Ну и молодец, сказал я себе, заслужил. А будешь продолжать огрызаться на предложения помощи, еще и не такое услышишь. И поделом.
Народ как раз стекался к началу занятий, я присоединился к общему потоку. Меня заметили: кивали, улыбались, смотрели недоуменно, словно не ожидали увидеть. Кто-то налетел сзади, хлопнул по спине. Я, вздрогнув, обернулся и увидел двоих ребят из моего класса. Оба смотрели удивленно и настороженно.
— Привет, Илэр! Где пропадал? Случилось что-то?
Так. Они еще не знают. Кристиан пообещал поговорить с учителями и слово свое, я уверен, сдержал. Ну а учителя решили держать язык за зубами до моего появления. Боже, благослови учителей! Иногда они показывают себя вполне здравомыслящими людьми. Мне вовсе не хотелось, чтобы каждый встречный и поперечный начинал выражать свое сочувствие.
— Ничего не случилось, — ответил я. — Уезжал, вот и все. Нужно было.
— Уезжал? — озадаченно переспросил Руво, один из парней. — Но, кажется, ребята говорили, что видели тебя в городе…
— Показалось, — возразил я. А про себя удивился: кто и когда мог меня видеть?
— Ну-у… может быть…
В том же духе меня приветствовали еще несколько человек. Я отделывался все теми же фразами об отъезде, и мне верили. А если и не верили, то все равно не настаивали. Но работало это аккурат до того момента, пока я не наткнулся на Хозе.
Он был странным. Старше меня на два месяца, иногда он казался совершенным ребенком, этаким первоклашкой, думающим, будто весь мир — это ягодная карамель и сахарная вата. В следующий момент он мог проявить себя такой циничной сволочью, словно ему было, как минимум, лет тридцать пять. Я всегда поражался, как ему удается так изменять свое поведение. Он, впрочем, и сам не знал. Такой вот был характер. Кроме того, я подозревал, что Хозе курит травку — ну, вы понимаете, о чем я. Уж очень странные вещи он иногда говорил. Нормальному человеку в здравом рассудке никогда бы такое и в голову не пришло. Да и вид у него временами бывал очень странный. В частности, взгляд. Словно бы в никуда. Невольно появлялись мысли, что он видит нечто, чего не видишь ты. Да, он был странный, но он был моим другом. Единственным.
Хозе шагнул мне навстречу с нижней ступеньки школьного крыльца, где сидел до сего момента. Вид у него был, как и обычно, отстраненный и рассеянный, а так же слегка сумасшедший. Его волосы — он их высветлял до белесой желтизны — выглядели так, словно он, пробудившись от беспокойного сна, забыл причесаться. Возможно, так оно и было. Возможно так же, что он и вовсе не спал этой ночью.
— Какие люди, — сказал он, заступая мне дорогу. — Я уж опасался, ты исчез в неизвестном направлении, не попрощавшись.
— Мне нужно было уехать, — ответил я привычно. Режьте меня, но даже единственному другу я не мог рассказать правду или хотя бы часть ее.
— Ага, как же. Уехать. Какого же дьявола тогда у тебя дома трубку берут копы?
— Ты мне звонил?
— Ну а ты как думаешь? Пропал без предупреждения, ни на уроках, ни после уроков тебя нет. Разумеется, я звонил тебе домой. Первый раз попал на копа, а потом вообще никто трубку не брал. И дверь у тебя вся опечатана копами. Так что стряслось?
Только сейчас до меня дошло, что и кто-нибудь еще, кроме Хозе, мог прогуливаться мимо моего дома и видеть все те желтые гирлянды, что навешали на него полицейские. Я жил, правда, далековато от центра и от школы, практически на отшибе, но кто-нибудь любопытный мог и забрести.
— Кто еще пытался заглянуть ко мне в гости, Хозе? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Кажется, никто. Но я не уверен. Если кто и пытался, держит язык за зубами. Как и я, — прибавил он значительно. — В школе никто ничего не знает. Ну? Илэр?
— Давай поговорим на большой перемене? Нам уже пора.
Мы уже действительно опаздывали. Взглядом, полным презрения, Хозе проводил спешащих мимо нас мальков, временами переходящих на бег. Ребята явно заботились о том, чтобы попасть в класс вовремя.
— Ладно, тогда до перемены. Встретимся на стадионе, на трибуне.
На большой перемене Хозе опередил меня. Когда я подошел к трибунам, то увидел его сидящим на одной из верхних скамеек. Он жевал бутерброд, запивая его соком из пластиковой бутылки, и наблюдал за мальками, затеявшими на поле шумную игру в салки. Он казался полностью поглощенным их возней, но меня заметил сразу, и замахал рукой, привлекая мое внимание. Я подошел и сел рядом.
— Хочешь есть? — спросил Хозе, протягивая мне надкусанный бутерброд. Я покачал головой. — Ну, тогда давай, рассказывай. Времени у нас немного.
— Что рассказывать? — тупо спросил я.
Хозе посмотрел на меня, словно на законченного идиота, и нарочито медленно и внятно проговорил:
— Все рассказывай. Где бывал, что поделывал, и почему полиция вдруг облюбовала твой дом.
Я вздохнул. Рассказывать не хотелось. Разумеется, если я даже выложу всю правду, Хозе не вообразит, что я наврал с три короба, и не объявит меня сумасшедшим, он и сам чокнутый, так что дело было не в этом. Просто я не хотел еще раз проходить через весь испытанный мною ужас. Хватит с меня и двух раз: сначала я рассказывал Кристиану, потом — Эмонту Райсу. Кроме того, мне хотелось бы избежать втягивания в неприятности лишних людей. То есть не лишних… Хозе все-таки был моим другом, и я чувствовал бы себя виноватым — это слабо сказано — окажись он под прицелом моих клыкастых знакомых. Если я расскажу ему правду, то как я могу знать, что не подставлю его? За ним-то не таскается эскорт из полицейских, как за мной.
— Э, дружище, — озадаченно протянул Хозе, взглянув на меня. — Что-то ты сбледнул с лица. Серьезная беда стряслось, да?
Я отвернулся и сипло (горло сдавило) сказал:
— Ты только не болтай. Не хватало еще, чтобы все ходили и выражали свои соболезнования.
Я рассказал-таки Хозе все, как было. То есть, не совсем все. «Потустороннюю» часть истории я опустил. Хозе слушал меня внимательно и очень серьезно; при этом ни разу за все время, пока я говорил, не оторвал от меня взгляда. Первое, что он сказал, когда я замолк, было:
— Если хочешь, можешь пожить у меня, Илэр.
— Спасибо, — я против воли улыбнулся, настолько меня тронуло его предложение. — Но я уже… устроился.
— Ладно, — не стал настаивать он. — Дело хозяйское, хотя учти: если что, моя хата в полном твоем распоряжении, предки возражать не будут.
— Спасибо, — повторил я.
Хозе замолчал.
Так мы просидели несколько минут.
— И что ты теперь будешь делать?
— Я не знаю.
— Подожди, то есть как это "не знаю"? Ты что же, не собираешься даже разыскать этих ублюдков, узнать, кто они такие?
— Полиция этим уже занимается.
— Полиция! Во дурак. Ты же не полагаешь серьезно, что они сумеют что-то накопать?