- Та бьють же ж...

- А ты терпишь?.. А ну, сдай оружие и тикай отсюда, если не понимаешь, что твой пост должен охранять общественную собственность.

Сашко вступился за деда Нечипуренко и сказал, что старик - бедняк из бедняков и сам пострадал от пана. Сашко поручился за деда, и Ленька сменил гнев на милость.

- Ладно, нехай будет по-твоему. Только смотри, дедусь, больше не роняй своей бедняцкой гордости перед мелкобуржуазными помещиками. Ты будешь охранять Коммуну, понял?

- Так точно, товарищ командующий, - повеселевшим голосом ответил дед Нечипуренко и по-солдатски поднес руку к полинявшему картузу.

- И не бойся никого. Мы панов загоним на небо, и воспрянет род людской!

- Так точно, товарищ червонный командир!

8

Глубокой ночью чоновский отряд приближался к Юзовке. Здесь уже никто не ждал обоза с хлебом. Знали о том, что произошло в селе Шатохинском.

Печальным был ночной транспорт. На передних повозках, под красной материей, везли тела убитых продармейцев.

На последней бричке сидел связанный кулак Цыбуля. Он злобно поглядывал на конвоира, своего же батрака Сашко, на верховых чоновцев, ехавших рядом.

В шахтерских поселках, мимо которых проезжал обоз, было безлюдно и темно. Еще темнее было на душе у Леньки.

Вот как нехорошо складывались дела. Не дают буржуи строить новую жизнь, и рано сабли в ножны вкладывать. Ошибся Ленька: думал, что война скоро кончится. Новый фронт появился: Врангель лютует. Выходит, зря обнадеживал Ленька шахтерскую мать и говорил, что она в последний раз хату белит...

В город приехали под утро. Военный комиссар Сиротка ждал их.

- Смотри, Леня, и запоминай, - глухим голосом проговорил он. - Смотри, какой лютой ненавистью отвечают нам богачи. И еще долго будут они мстить за потерянную власть и утраченные привилегии.

Невыразимой болью отдавались в душе слова Сиротки, как будто виной всему был он, Ленька, не успевший оказать помощь рабочему продотряду.

Хоронили шахтеров на другой день в городском сквере, где уже давно лежал печальный камень с именем Ленькиного отца, рабочего юзовского завода Егора Устинова. Что ж, мертвым слава, а живым идти в бой...

Вечером Сиротка провожал своего ученика.

- Конечно, было бы хорошо, если бы остался с нами. Видишь, какая заваруха начинается? Но понимаю: должен ты явиться в свою часть, где бы она ни была. Валетку твоего сбережем. Не беспокойся...

Пока шел этот разговор, к городскому военкомату со всей округи собрались ребята. Их было так много, что дежурный не на шутку встревожился.

- Вам чего, хлопцы?

- К Леньке мы пришли.

- К какому еще Леньке?

- Нашему... Устинову.

Дежурный вызвал Леньку:

- К тебе пришли, товарищ.

Коренастый подросток в ситцевой рубахе подошел и молча протянул Леньке бумагу.

- Что это?

- Петиция...

Ленька стал читать про себя:

«Мы, юноши, желаем организовать добровольческий отряд, потому что у нас загорелось пламя борьбы против белых паразитов, и готовы хоть сейчас в бой.

Обращаемся к вам, товарищ Леня Устинов, так как больше не знаем, куда обратиться для содействия. Просим дать нам возможность идти вместе с отцами защищать Пролетарскую Республику, которая на краю гибели.

Просим дать обмундирование (морское), а также вооружение.

Наше письмо просим передать товарищу Буденному, он не откажет так бездушно, как военком тов. Сиротка».

Ленька свернул бумагу, спрятал ее в шапку и сказал:

- В комсомол идите, хлопцы. Комсомол - ваш дом и ваш фронт... А что касается вашего письма, то ничего обещать не могу, но Семену Михайловичу товарищу Буденному я доложу.

Ребята молчали, с уважением глядя на буденновца. Валетка почувствовал, что хозяин уезжает один, рвался из рук коноводов, голосисто ржал.

- Ну, ну, не прыгай, - говорил Ленька, поглаживая упругую шею коня и успокаивая его. - Давай поцелуемся...

Ленька отдал Валетке последний сахар и, чтобы не показать свою слабость, зашагал к воротам не оглядываясь.

Глава третья. В ХАРЬКОВЕ

Белая армия, черный барон

Снова готовят нам царский трон.

Но от тайги до британских морей

Красная Армия всех сильней!

1

Когда Ленька получил пакет из юзовского военкомата, он не мог удержаться, чтобы не поважничать перед ребятами и сделать вид, будто получил боевой приказ. На самом деле в конверте лежало письмо от друзей-буденновцев из далекого Сальска:

«Дорогой наш друг и товарищ Устинов Алексей Егорович!

Пишем тебе на твою родину в Юзовку. Мы отправляемся на Западный фронт последним эшелоном, едем освобождать польских рабочих и крестьян от ига буржуазии. А ты встречай нас в Харькове, и поедем вместе. Спеши повидаться.

Твои боевые товарищи - Сергей

Калуга, Махметка, Петро Хватаймуха, Антоныч».

Путь до Харькова оказался трудным и долгим. Не успели отъехать от Юзовки и трех верст, как поезд остановился: банда разобрала путь - волами растащили рельсы и скрылись. Пока исправляли, прошли сутки. А там и вторые, третьи... Так и ехал чуть не две недели. Пешком и то скорее дошел бы.

В пути чего только не передумал! Наверное, товарищи давно уже проехали и воюют на Западном фронте. А Буденный, поди, не раз спросил у своего друга начдива Городовикова: «Где же это Ленька наш запропастился? Не потерял ли мой маузер?» - «Не беспокойтесь, Семен Михайлович, и не переживайте, - мысленно отвечал Ленька. - Берегу я ваш подарок пуще глаза».

Никак не надеялся Ленька застать в Харькове друзей. А все же по прибытии поезда в Харьков побежал к дежурному коменданту узнать; давно ли проследовал эшелон с буденновцами?

- Ищи на запасных путях, - устало ответил дежурный и махнул рукой в сторону бесчисленных составов, забивших все пути до самого депо. - Тут сам черт не разберет, кто куда едет...

Пришлось нырять под железнодорожные платформы, перелезать через сцепки нефтяных цистерн, пробираться чуть не на животе под гружеными пульманами, пока в дальнем тупике не увидел вереницу товарных вагонов и площадок с повозками, полевыми кухнями, санитарными двуколками.

Глянул Ленька - и сам себе не поверил: на крыше вагона сидел Махметка. Надвинув фуражку на нос и глядя из-под козырька на бесконечные крыши вагонов, он лениво лузгал семечки.

- Махметка!

Узнав друга, Махметка забегал по крыше.

- Ленка, чертяка, здорово!

От нетерпения Махметка не стал слезать по скобам, а расставил руки, точно крылья, и прыгнул с крыши. Буденновцы, знакомые и незнакомые, обступили приезжего, с интересом разглядывали его. Друзья добродушно подшучивали над его внешностью. На Леньке были солдатские ботинки со шпорами, через плечо - помятая труба. Белый походный мешок, сшитый из наволочки, виден был за версту. Хорошо еще, генеральскую шинель спрятал в мешок, а то бы засмеяли.

Как в родную семью приехал Ленька: здесь и там знакомые лица. Махметка все такой же отчаянный, а на поясе кривая сабля, похожая на колесо. Она висела низко и волочилась по земле.

Между тем друзья продолжали потешаться над Ленькой.

- Кто тебе такой мешок подарил? - кубанец Петро Хватаймуха, весельчак и говорун, пощупал туго набитую торбу. - Не женился, случаем, в Юзовке?

- После мировой революции буду жениться, - отшутился Ленька, а сам снял мешок и стал развязывать его. Делал он это не спеша, со значением, да еще приговаривал:

- А ну, торба, что в тебе есть?

С этими словами он принялся доставать, из мешка и раздавать бойцам кому что нравилось: одному пачку махорки («Вот за это спасибо, три дня не курил»), другому - горсть семечек («Попробуем, какие в Юзовке подсолнухи»), а друзьям - по початку кукурузы, похожей на золотые слитки.