Я бросила на Тильманна вопросительный взгляд. Он покачал головой.

- Ничего. Ничего, что касается Лео.

Скептицизм в глазах других, когда они обдумывали мои слова, бросался в глаза. Почему, я могла представить, так как моя шишка и бледные щёки не выглядели счастливо. Но наше с Колином счастье вернётся, и тогда это старая баба прицепится к нам. Тесса должна исчезнуть; чем быстрее, тем лучше. Я надеялась, что Пауль не сделает предложения, послать Колина одного. В моих глазах это предложение было бы абсурдным. Загнать Колина в непосредственную близость к Тессе, без меня? Нет. Кроме того, Тильманн всё равно будет искать её. Уже в Гамбурге мне было сложно удерживать его. И как я сказала – я сама хотела поехать в Италию. Я просто должна была поехать туда! Если я хотя бы ещё одну неделю, ночь за ночью, буду и дальше впустую вести исследования, то меня можно будет отправить в психушку.

- Я тоже думаю, что это правильная последовательность, - сказал Тильманн после длительного раздумья. – Пока Тесса не окажется в прошлом, мы ничего не сможем сделать.

- А если за папиным исчезновением скрывается Тесса? – вставил Пауль. Возражение, которое я ожидала.

Я решительно покачала головой.

- Нет. Не думаю. Так далеко она не планирует. Она зациклена на Колине и возможно … на мне. – Я была не настолько уж уверенна в этой аргументации. Это правда. Тесса одержима тем, что хочет закончить метаморфозу Колина, и окончательно сделать его своим спутником жизни. Но лишь это не является доказательством того, что она ничего общего не имеет с исчезновением моего отца. Тем не менее, в этом пункте я доверяла Колину. Он знает Тессу лучше, чем я. Я решила продолжить говорить, чтобы даже не позволить засомневаться в моих словах.

- То, что ты предлагаешь, конечно теоретически возможно, - согласилась я деловым тоном с мыслями Тильманна, призвать для её убийства ещё более старого Мара, чем Тесса. – Но где нам искать? Мары есть по всему миру. Но они не позволят людям подстрекать их к войне. А Камбионам тем более. Они терпят друг друга, при условии, если не начинают спорить из-за еды. То, что Колин напал на Фрнацёза - это абсолютное исключение. Мы не знаем, к каким последствиям это может привести его – или нас.

- Вы не говорили об этом, когда … встретились сегодня ночью? – спросил Пауль и снова перевёл взгляд на мою шишку. – Эли, я считаю всё это …

- Нет. Мы не могли, - прервала я его возражения. – Так, и это второй метод – или вы не хотите узнать о нём?

Я вытащила записку из кармана штанов и протянула её сначала Джианне. Опять наступила тишина. Снова и снова записка переходила от одного к другому.

В конце концов, Тильманн нарушил молчание.

- Это ты написала?

Я кивнула.

- Он только произнёс их, но я уверенна, что это были именно эти слова и никакие другие.

- Возможно, ты неправильно его поняла … - Джианна скрутила губы в трубочку, когда заметила мой сердитый взгляд.

- Я закончила гимназию на отлично и знаю, что запоминаю правильно, а что нет, ясно? – защищалась я, отметая её утверждения. Не сердись опять Эли, напомнила я себе. Не сейчас. - Запоминать наизусть – это одно из моих самых простых упражнений. Он сформулировал слова именно так. У вас есть идеи, что эти два предложения могут значить? – спросила я немного более мягко. – Мне известно значение лишь второго, но совсем в другом контексте. Когда Мары похищают, сильно голодны или хотят принудить к метаморфозе, они впиваются ногтями в кожу своей жертвы, чаще всего на спине, чтобы потекла кровь. Боль освобождает дорогу для самых прекрасных воспоминаний и чувств. Боль открывает душу. Эту формулировку Колин тоже однажды использовал, когда всё мне объяснял. Но я не имею не малейшего понятия, как интерпретировать это предложение в связи с убийством.

Мары не убивают людей, во всяком случае не намеренно. Они лишь хотят утолить свою жадность. То, что люди могут при этом погибнуть, в лучшем случае, всего лишь побочный эффект, но не цель их атаки.

- Тебя может убить только тот, кто любит, - бормоча прочитала Джинна. – Если понимать буквально, то всё просто – и в тоже время невозможно. Кто убьёт добровольно того, кого любит, кроме тех случаев, когда это касается эвтаназии или же совместного самоубийства, но в случае с Марами об этом вероятно не может быть и речи или ты думаешь, что … - Она прервала свой поток слов и засунула записку в вырез, потому что мама протопала по лестнице вверх в оранжерею, с окаменевшим лицом прошла мимо нас и начала возиться на кухне. Я понизила голос.

- Во всяком случае, нам стоит подумать, что это может означать, и как это осуществить. По крайней мере, есть второй метод, - попыталась я остаться оптимистичной, хотя между тем предполагала, что Джианна права. Всё было просто и в тоже время невозможно. Если только за этими словами не скрывалось совсем другое значение. - Она должно быть живёт в Италии. Всегда, когда Колин ускользал от неё, она возвращалась назад туда. На юг Италии. Очевидно Колин снова ускользнул, иначе его бы здесь не было. Папа последние следы оставил в Италии. Нам нужно ехать в Италию, - высказала я то, чего так сильно хотела и в тоже время боялась, как чумы.

- Не нужно, - ответил Пауль решительно. – Нам ничего не нужно. Мы можем продолжать нормально жить дальше и принять то, что папа … - Он замолчал.

- Я так не могу, - сказала я, когда у Пауля не получилось закончить предложение и после нескольких страдальческий вздохов добавила. – Ты можешь?

Когда я требовательно посмотрела ему глаза, потемневшие от страдания, моё сердце посуровело и помрачнело. Он, так же, как и я, не мог оставить всё так, как есть. Нормальной жизни для нас больше не существовало. Иногда я точно не понимала, были ли это последствия атаки Фрнацёза, угнетающие моего брата или же его собственное чувство вины, из-за того, что он не поверил ни мне, ни папе. Да, он чувствовал себя виноватым за то, что пришлось пережить мне, чтобы спасти его. Я не хотела, чтобы он винил себя, но он винил. Поэтому, он не позволит уехать мне без защиты со своей стороны. Только уже из-за чувства вины он этого не допустит. Не имеет значения, что он думает он наших замыслах.

Пауль, застонав, отвернулся от меня и посмотрел на Джианну. Стон казалось исходит из глубины его груди.

- Значит, Италия, - сказал он хрипло.

- Да. Италия, - подтвердил Тильманн. Я только кивнула. Теперь и наши две пары глаз, Тильманна и мои, покоились на Джианне. Она не хотела верить в то, что ей приходилось выслушивать здесь, поэтому немного отодвинулась и смотрела на нас со смесью возмущения и обиды.

- Помимо того, что вы все совершенно сумасшедшие: я не могу поехать сейчас в Италию! Я безработная, у меня долги и ... - Широким жестом она отмахнулась от мухи, которая села на её пирог. Под её мышками на футболке образовались тёмные пятна.

- У тебя больше нет долгов, - исправил её Пауль. - Я перевёл деньги в налоговое управление.

- Ты, что сделал? - Джианна ахнула. - Откуда ты вообще знаешь, что ... ах, вот значит как. Финансовые аристократы держатся вместе.

Я только пожала плечами. Да, я послала Паулю копию письма налоговой инспекции, которое мама и я изучили вместе с Джианной, чтобы найти какую-нибудь лазейку в законе, которая могла бы уберечь её от доплаты. Однако безуспешно. После этого я отправила его Паулю факсом и объяснила несколькими предложениями, в каком затруднительном положение находится Джианна. От меня она не хотела принимать денег. Выглядело так, будто она ни у кого не любила брать их.

И только потому ничего не сделала Паулю, потому что мама как раз подошла к столу и поставила перед моим носом свежий чайник с чаем. Из-за кофе голова у меня болела ещё больше и то, что она сама подумала о том, чтобы специально для меня приготовить мятный чай, заставило меня смущённо смотреть на бахрому скатерти. Мы исключили маму из переговоров, хотя здесь речь шла о её муже. Это не добропорядочно.

Атмосфера так накалилась, что мы все вздрогнули, когда позвонили в дверь.