– Ты лучше будешь рисковать своей жизнью.

Она покачала головой, засунув дрожащие руки в карманы джинсов, и опустилась на одну из широких каменных скамеек на краю двора.

– Моя жизнь каждый день в опасности, детка. — Он вздохнул и сел рядом с ней, притягивая ее в свои объятия. – Ты думаешь, я не знаю, за что ты так упорно борешься? Думаешь, я не знаю, что ты носишь моего ребенка, Рони? Как я мог не почувствовать изменения в твоем теле?

Рони напряглась в его объятиях.

– Ты не можешь быть в этом уверен.

– Меринас перестала лихорадить, когда зачала. Теперь нет той отчаянной потребности, что сводила тебя с ума, Рони. Тебе стало легче.

Табер понюхал ее шею, его теплое дыхание коснулось ее кожи, и она поежилась от удовольствия.

– Это ничего не значит. — Рони попыталась отмахнуться от него, чтобы удержаться от мыслей о теплой волне, пронзившей тело. – То, что Меринас беременна, не значит, что я тоже беременна.

Но Рони уже поняла, что чувствует. Это уже была не совсем лихорадка, просто обычное желание, которое она и не надеялась уже снова испытать.

С этим желанием она могла справляться. Она могла бы сопротивляться ему, могла бы не сходить с ума по сексу с Табером только от одного лишь прикосновения его дыхания к ее шее.

И все же невольно выгнулась в ответ на ласку, ее дыхание сорвалось на всхлип. Тенистый грот неожиданно стал слишком тесным, влажным, и эта атмосфера пробудила ее чувственность, снова погружая в океан страсти.

Он хмыкнул. Звук был низкий, сексуальный. Табер приподнял Рони и, развернув, усадил к себе на колени.

– Дай мне встать. — Она боролась, но знала, что на самом деле не хочет вырваться.

Его руки легко держали ее, он смотрел на нее, его глаза сузились, стали темнее, насыщеннее. Рони задрожала под его взглядом.

– Я все еще хочу трахнуть тебя. Прямо здесь, Рони, — похотливо прошептал он, его рука скользнула вверх по ее бедру, приподняла край мягкой хлопковой блузки и легла на грудь.

Рони почувствовала, как ее соски напряглись и запульсировали в предвкушении. Они заныли, требуя его прикосновений — его рук, его языка, предчувствуя удовольствие, которое испытают, когда Табер возьмет их в рот. Ее лоно сжалось от желания, киска потекла, готовая принять его твердый член, каждая клеточка тела закричала о желании.

– Кто-нибудь увидит нас. — Она боролась со стонами. – Кроме того, мы спорили...

– Ты спорила. Я возражал, - отметил он, его голос выражал нетерпение. Табер задрал ее блузку вверх, обнажая полные груди. – И я закончил с возражениями и хочу немного попировать.

Ее влагалище откликнулось на звук его голоса, ее соски запульсировали, Опустив голову, Рони наблюдала, как его чувственные полные губы раскрылись, и язык легко обвел набухший сосок, даруя ей взрывное наслаждение.

– О Боже, Табер. — Она не смогла остановить отчаянный стон, когда его рот накрыл окаменевший от желания сосок.

Его язык кружил вокруг возбужденного влажного соска, терзая его. Рони не могла отвести взгляда. Это было самое греховно-чувственное зрелище, которое она когда-либо видела. Его темное лицо вспыхнуло возбуждением... для нее. Это все было для нее. Табер выглядел сосредоточенным, и на его лице было написано такое удовольствие, что Рони едва не кончила.

Его рука гладила чувствительную плоть второй груди, его язык лизал горящий пламенем сосок первой. Удовольствие ее усилилось. Она почувствовала, как ее лоно сжалось, а потом соки возбуждения хлынули из нее наружу, увлажнив губы занывшей от желания киски. Ее клитор сжимался, пульсировал в такт движениям Табера.

Он застонал, звук защекотал возбужденный пик соска.

– Вкусный. — Табер поднял голову, ее сосок выпал из его рта с легким влажным чмокающим звуком. – Иди сюда, детка, позволь мне раздеть тебя. Я покажу тебе...

– Табер, ты мне нужен здесь, если у тебя есть время. — Голос Кэллана донесся до них через двор. – Мы будем ждать тебя в офисе.

Вторжение было как ведро ледяной воды, Рони напряглась в руках Табера, ее глаза расширились в тревоге. Она не могла поверить, что просто забыла об обитателях дома. Как легко кто угодно мог стать свидетелем эротических игр в тенистом гроте посреди бела дня.

– Черт, он не дергал меня, пока ты была в лихорадке, - пробормотал он. – Теперь же будет мешать всякий раз, как сможет.

– Что? — Она покачала головой, быстро слезая с его колен, поправляя на груди рубашку. – Почему?

Табер поморщился и поднялся, эрекция жесткой выпуклостью натянула его джинсы.

– Я так тоже делал. — Он пожал плечами с задиристой ухмылкой. – Мы все делали. Черт, до сих пор делаем. Он раздражается.

Он пожал своими широкими плечами, почти беззаботная улыбка заставила сжаться ее сердце.

Как часто она видела такую улыбку? Его глаза светились от веселья, губы улыбались. Совсем как у мальчишки. Рони удивленно осознала, что никогда не видела у Табера такой улыбки и такого взгляда. Потому что никогда еще при ней Табер не позволял себе расслабиться – до конца расслабиться, быть самим собой.

– Пусть он лучше надает тебе пинков, чем вот так наказывать и меня тоже, - громко вздохнула она. – Иди, делай все, что ты там собирался сделать. Я хочу посидеть тут еще немного.

Она села на скамейку, глядя на Табера с бьющимся сердцем. Колени подгибались.

Помоги ей Боже, он был слишком красив, и она боялась снова потерять его. Боялась потерять, на этот раз, навсегда.

– Я скоро вернусь. — Он встал на колени перед ней, не отрывая от нее глаз, и положил руку на нижнюю часть ее живота. – Оставайся в доме, Рони, пока я не вернусь. Заботься о нашем ребенке.

Волна наслаждения захлестнула ее тело при звуке его голоса. Он был хриплый, глубокий, он ласкал ее нервные окончания, как физическое прикосновение. Она буквально ощущала его страсть – не только в интонациях понизившегося голоса, но и в повисшем между ними напряжении невысказанных вслух эмоций.

– Ты не можешь быть так уверен. — Она покачала головой, смущенная собственными ощущениями.

Это была не просто утихающая лихорадка, это было настоящее осознание. Она поняла, что не только ее тело не сможет жить без Табера. Без него не смогут жить и ее сердце, и ее душа.

Как мрачно и пусто было в ее жизни до того, как он научил ее жить снова. Он заставлял ее бороться, заставлял ее не бояться быть той, кем она была. Он подарил ей все то, чего она так жаждала: свое сердце, чтобы лелеять, душу, чтобы защищать, свое тело, чтобы наслаждаться им, и любовь к ней. Табер и их будущий ребенок – вот все, о чем она когда-либо мечтала.

– Я чувствую изменения в твоем теле, — прошептал он. – Я чувствую твое тепло, я чувствую нашего ребенка. Ты хоть представляешь, как это прекрасно, Рони? У меня не было ничего и никого в моей жизни, а теперь у меня есть не только ты, но и ребенок, которого мы создали вместе.

Она могла видеть надежды и страхи, которые наполняли его в тот момент. Он уставился на нее, и его мечты отражались в блеске его глаз. Но вот брови нахмурились, выражение лица стало жестоким, напряженным. Табер опустил голову и коснулся губами ее живота там, где лежали его руки.

Рони выдохнула, ее пальцы сжали его плечи, когда он уткнулся лицом в ее живот. Он был такой сильный и уверенный в ее руках, и он склонился над ней, словно прислушиваясь к ребенку, живущему у нее внутри.

– Я люблю тебя, Рони. — Слова прозвучали еле слышно, но ее сердце захолонуло от эмоций. – Знай это. В течение многих лет я жаждал тебя. Любил тебя. Ты дополнила меня...

Он не дал ей времени ответить. Не дал времени, чтобы принять эмоции, которые ей подарил.

Табер быстро поднялся на ноги и пошел прочь. Никаких поцелуев. Прикосновений. Ни шанса отвергнуть его признание. Как будто она могла его отвергнуть.

Рони опустила голову, сдерживая слезы, пытаясь справиться со своими эмоциями. Как бы она ни боялась последствий, она любила его. Всегда любила его. Но, черт, он был такой скупой на признания.