– Готово.

Не успел он докончить, как в салон вошла странная процессия. Как и предполагал Эллиот, руководство церемонией взял на себя доктор Фелл. Он усадил Марджори и Хардинга в одном конце комнаты, профессора Инграма и доктора Чесни – в другом. Майор Кроу, как и в ту ночь, стоял, опершись о пианино, Боствик и Эллиот расположились по сторонам входной двери, а доктор Фелл стал за Стивенсоном у проектора.

– Должен признаться, – тяжело дыша проговорил Фелл, – что вряд ли все это может быть приятным для вас... и особенно для мисс Вилс. Тем не менее, я попрошу ее сделать мне одолжение и пододвинуть стул еще чуть ближе к экрану.

Марджори удивленно посмотрела на него, но, не сказав ни слова, подчинилась. Ее руки так дрожали, что Эллиот подошел и помог ей передвинуть стул. Теперь она сидела немного сбоку, но в каких-нибудь тридцати сантиметрах от экрана.

– Спасибо, – буркнул доктор, лицо которого было непривычно бледным. Потом он крикнул: – Аминь!

Поехали!

Боствик выключил свет. Вновь Эллиот обратил внимание на кромешную тьму, нарушившуюся только когда Стивенсон включил проектор. Поскольку аппарат был помещен в дальнем конце комнаты, изображение, которое он давал, должно было быть даже больше натуральных размеров.

Раздалось мерное гудение и экран внезапно потемнел. Легко можно было расслышать дыхание присутствующих. Эллиот различал громоздкую фигуру Фелла, но только как фон – все его внимание было сосредоточено на тех картинах, которые он теперь должен был увидеть во второй раз и смысл которых стал теперь таким очевидным.

Посредине черного экрана вспыхнула вертикальная полоска света, дрожащая по краям. Вновь открывались призрачные двери. Но уже через мгновенье за ними показалась четкая картина той самой комнаты, которая и впрямь была за занавешенной дверью. При виде каминной полки, стола, часов с белым циферблатом Эллиота охватило пугающее чувство, что они находятся перед настоящей комнатой, а не перед ее изображением. Как будто они глядят на нее через прозрачную вуаль, превращающую все цвета в серый и черный. Иллюзия еще усиливалась тиканьем настоящих часов. Тиканье это как раз совпадало с движением маятника призрачных часов, словно настоящие часы отмечали теперь время прошлой ночи.

А потом Марк Чесни посмотрел на них из кабинета. Не было ничего удивительного в том, что Марджори вскрикнула, потому что изображение было примерно в натуральную величину, а трупный вид, который придавало Марку освещение, теперь только усиливал ощущение реальности происходящего. В призрачной комнате Чесни с серьезным видом принялся за дело. Он сел, отодвинул в сторону коробку конфет и начал сценку с двумя предметами, лежавшими на столе...

– О, я был слеп, как крот! – прошептал Инграм, наклоняясь вперед так, что его лысина попала в луч проектора. – Все ясно. – Стрела от духового ружья, еще чего! Теперь я вижу! Все ясно...

– Это не играет роли! – воскликнул Фелл. – Не забивайте себе этим голову. Не обращайте внимания. Следите за левой частью экрана. Сейчас появится "доктор Немо".

Словно вызванный чародейской палочкой, высокий силуэт в цилиндре появился и, повернувшись, посмотрел на них. Казалось, что слепые черные очки совсем рядом. Изображение было крупным и очень четким. Можно было различить складки на шарфе и потертые места на цилиндре. Подойдя к письменному столу, Немо быстро обменял коробки конфет...

– Кто это? – спросил доктор Фелл. – Смотрите внимательно. Кто это?

– Это Вилбур, – ответила Марджори. – Это Вилбур, – повторила она, привстав со стула. – Разве вы не видите? Не узнаете его походку? Смотрите же! Это Вилбур.

Голос доктора Чесни прозвучал громко, хотя и немного ошеломленно.

– Она права. Господи, это так же верно, как то, что мы сидим здесь! Но ведь это же невозможно...

– Кажется, действительно, Вилбур. – Признал профессор Инграм. Казалось, в темноте все его чувства обострились, он говорил сосредоточенно и нервно. – Погодите! Тут есть что-то странное. Это какой-то трюк. Я готов поклясться...

Доктор Фелл перебил его. Жужжание аппарата глухо отдавалось в ушах всех присутствующих.

– Теперь мы подходим к самой важной части, – сказал Фелл, пока "Немо" направился к другой стороне стола. – Мисс Вилс! Через пару секунд ваш дядя что-то скажет. Он смотрит на "Немо" и собирается ему что-то сказать. Следите за его губами. Прочтите движение его губ и скажите нам, что было произнесено. Внимание!

Девушка стояла теперь совсем рядом с экраном, чуть не касаясь его. Несмотря на жужжание аппарата, казалось, что наступила полная, почти сверхъестественная тишина. Когда губы Марка Чесни зашевелились, Марджори заговорила одновременно с ним. Голос ее звучал так, будто ее устами говорит кто-то чужой, помимо ее воли. Это был призрачный голос, следовавший какому-то собственному ритму.

Марджори говорила:

"Вы мне не нравитесь, доктор Фелл;

Не знаю сам почему,

Но..."

Среди собравшихся поднялся шум.

– Что все это, черт возьми, значит? – воскликнул профессор Инграм. Что она говорит?

– Я говорю то, что говорит или сказал он, – крикнула Марджори. – "Вы мне не нравитесь, доктор Фелл..."

– Уверяю вас, что это какой-то трюк, – сказал профессор. – Я еще не сошел с ума, чтобы в это поверить. Я присутствовал при этом, видел и слышал эту сцену и знаю, что ничего подобного сказано не было.

Ответил профессору Фелл.

– Разумеется, не было. – В голосе его звучала горечь и усталость. – А следовательно, мы видим не ту пленку, которая была снята в тот вечер. Следовательно, нам была подсунута фальшивая пленка. Следовательно, убийца – тот человек, который дал нам подложную пленку, уверяя, что она настоящая. Следовательно, убийца...

Заканчивать фразу ему не понадобилось.

Увидев, что Джордж Хардинг вскочил на ноги, Эллиот в три прыжка пересек комнату. Хардинг встретил его неуклюжим выпадом правой руки в подбородок. Эллиот хотел драки. Он мечтал, почти молился о ней. Вся его антипатия переросла в ненависть, все, что он знал и о чем должен был молчать эти несколько часов, взорвалось в мозгу Эллиота каким-то внутренним воплем и он бросился на противника. Однако схватки не получилось. Первое же усилие заставило Хардинга потерять и остатки мужества. С бегающим взглядом и лицом, искаженным состраданием к самому себе, он, спотыкаясь, подбежал к Марджори, ухватился за край ее платья и потерял сознание. Пришлось привести его в себя и дать коньяку, прежде чем зачитать, как положено по закону, постановление об аресте.

Примерно через час доктор Фелл сидел вместе с остальными у камина в библиотеке. Не было только Марджори и – по очевидной причине – ни Боствика, ни Хардинга. Все другие расселись вокруг камина в позах, напомнивших Эллиоту фламандскую картину.

Первым заговорил доктор Чесни. Он сидел все время за игровым столиком, опустив голову на руки, но теперь вдруг выпрямился.

– Стало быть, это все-таки был чужой? – пробормотал он. – Мне кажется, нутром я все время это чувствовал.

Профессор Инграм очень вежливым тоном заметил:

– Ах, вот как? А не вы непрерывно повторяли нам, какой чудесный парень этот Хардинг? Во всяком случае, сегодня, когда вам пришла в голову изумительная идея помочь этой замечательной свадьбе...

Лицо Чесни вспыхнуло.

– Неужели вы не понимаете, что я считал себя обязанным поступить именно так? Черт возьми! Мне казалось, что это мой долг. Хардинг убедил меня. Он сказал, что...

– Хардинг много чего говорил, – намеренно грубовато вставил майор Кроу.

– ...а когда я думаю, чем для нее будет эта ночь...

– Вам так кажется? – спросил профессор Инграм, собирая шашки и складывая их в коробку. – Вы всегда были плохим психологом, дорогой мой. Вы думаете, что она его любит? Что она когда-нибудь любила его? Как вы полагаете, почему я так энергично протестовал против этой сегодняшней распроклятой, отвратительной церемонии? – он поочередно обвел взглядом Фелла, Эллиота и майора Кроу. – Полагаю, господа, что вы могли бы теперь удовлетворить наше любопытство. Мы сгораем от желания узнать, как вы пришли к выводу, что Хардинг – убийца, и как вам удалось это доказать. Быть может, для вас это очевидно, но для нас – нет.