Гитлеровцы заметили этот маневр и попытались преследовать уходящих. Партизанам пришлось отбиваться. Ермаков, чтобы остановить немцев, приказал заминировать дорогу, по которой прошла бригада. Подрывники из отряда Зайцева быстро закопали несколько мин и поспешили вслед за своими. Не успели они пробежать и сотни метров, как услышали позади раскатистые взрывы.

Гитлеровцы остановились.

…Партизаны шли долго: полем, перелеском, лугом, снова полем и снова лугом.

Небо на востоке сначала позеленело, потом порозовело. Одна за другой гасли звезды. Тьма сменилась негустым, легким сумраком, который становился все более прозрачным. Глазу постепенно открывались окружающие просторы все шире расстилалось перед ним поле, за ним тонкой и легкой полоской обозначился лес.

Правее леса, наверно, был луг, над ним сейчас распласталось сизо-белое облако — туман.

Туровец переходил от взвода к взводу.

Он видел рядом знакомые лица партизан.

Они за одну ночь осунулись и почернели.

Люди шли молча, только кое-где слышался тихий разговор. Иногда. Туровец слышал приглушенный смех. Неподалеку он увидел Шашуру, Габдулпна, Кривца, Землякова.

Подрывник шагал вразвалку, озорно посмеиваясь, с увлечением рассказывал что-то соседу. Казались, он забыл ибо всем, что пережил недавно.

"Гитлеровцы еше могут перерезать дорогу и пытаться снова окружить нас или навязать неравный бой, — думал Туровец. — Поэтому нужно быть готовыми ко всему.

Вот что бы ни было, гитлеровцы нас не одолеют".

— Это Сталин прислал самолет, — донеслось до Туровца.

— Известно, Сталин… Ему доложили, что бригада в таком положении… Доложили, значит, в каком месте мы находился… Вот он и прислал… Приказал, чтоб самолет обязательно вылетел…

— А тяжко пришлось бы если бы самолет не прилетел. Сказали бы, например:

погода не летная, нельзя лететь…

— Эх, ты! «Погода»… Болтаешь неведомо что… Сталин никогда своих людей в беде не оставит!..

По мере того как рассветало, у людей прояснялись лица. Оживился разговор, послышался чей-то звонкий беззаботный смех.

Пожилой бородатый мужчина с бронебойкой на плече жадно, с восхищением смотрел вокруг, радуясь, что видит, как и прежде, всю эту красоту. Люди все сильнее начинали ошущать счасгье освобождении, счастье возвращения к жизни.