— Значит, у тебя будет радуга, — пообещал он, заводя ее под покровы деревьев, где воздух был теплым и влажным и повсюду лежали тени темно-зелеными лужицами. — Ну так как, я получу приглашение на чай?

Она улыбнулась, бросив на него быстрый взгляд.

— Вполне возможно.

— Вот, я же тебе говорил. — Он тихонько сжал ее руку. — Ты не умеешь долго злиться.

— Мне просто нужна практика, — ответила она, заставив его засмеяться.

— Вполне возможно, я дам тебе достаточно поводов для практики, прежде чем мы закончим.

— У тебя привычка раздражать людей?

— О, да. Я трудный человек. — Они шли вдоль ручья, окруженного густым мхом, зарослями папоротника и нераспустившейся наперстянки. — Моя мама говорит, что я брюзга, а папа — что моя голова сделана из камня. Кому лучше знать, если не им?

— Они сейчас в Ирландии?

— Хмм. — Он не мог сказать это с полной уверенностью, пока не посмотрит, но даже если они шпионят где-то поблизости, ему совершенно не хотелось этого знать.

— Ты скучаешь по ним?

— Да, скучаю. Но мы… поддерживаем связь. — Тоска в ее голосе заставила его обернуться, пока они шли по полю. — А ты скучаешь по своей семье?

— Я чувствую себя виноватой, что не скучаю по ним так сильно, как должна бы. Я никогда не была одна так далеко, и мне…

— Это нравится, — закончил он.

— Чрезвычайно. — Она улыбнулась, выудив из кармана ключи.

— В этом нет ничего стыдного. — Он с интересом наклонил голову, пока она отпирала дверь. — От кого ты запираешься?

— Просто привычка. Я заварю чай. Утром пекла булочки с корицей, но они немного подгорели снизу. Один из моих промахов.

— Так и быть, я возьму одну. — Он вошел в кухню вслед за ней.

Роуэн держала кухню в чистоте и уже наложила на нее свой отпечаток. Женщина создает дом. На кухонном столе стояли блюдо с красивыми зелеными яблоками и одна из цветных бутылок Белинды с симпатичными веточками.

Он был с ней, когда она срезала эти веточки.

Волк шел рядом и величественно игнорировал любые ее попытки научить его нести веточки в зубах.

Лиам устроился за столом, наслаждаясь тихим шумом дождя, и вспомнил о разговоре с матерью. Нет, он не станет залезать так глубоко. Можно позволить себе подслушать мысли, но серьезные исследования он считал непозволительными.

Человек, предпочитающий одиночество, должен уважать личную жизнь других.

Но он может ее расспросить без зазрения совести.

— Твоя семья живет в Сан-Франциско.

— Хмм. Да. — Она включила чайник и посмотрела на изумительную коллекцию заварочных чайников Белинды. — Они оба — профессора в университете. Отец возглавляет кафедру английского языка в университете.

— А твоя мать? — он непринужденно вытащил альбом у нее из сумки и положил на стол.

— Она преподает историю. — После недолгих раздумий она взяла чайник в виде феи с крыльями в качестве ручки. — Они замечательные, — продолжала она, осторожно насыпая чай. — И действительно отличные педагоги. В прошлом году мама стала помощником декана и…

Она прервалась, потрясенная и немного напуганная тем, что Лиам рассматривает ее рисунки с изображением волка.

— Чудесные рисунки. — Он даже не потрудился посмотреть на нее, просто перевернул страницу и нахмурился, увидев изображение деревьев и кружевных папоротников. Сквозь воздушные формы проглядывали прозрачные крылышки и смеющиеся глаза.

Она видела фей, с улыбкой подумал он.

— Это просто зарисовки. — Ее пальцы просто чесались от желания вырвать у него альбом и захлопнуть его, но хорошие манеры взяли верх. — Просто хобби.

Когда он стрельнул на нее взглядом, она практически дрогнула.

— Почему ты так говоришь, да еще и стараешься сама в это поверить, когда у тебя есть и талант, и желание?

— Я просто рисую иногда в свободное время.

Он перевернул следующую страницу. Она нарисовала домик так, будто он был из какой-нибудь старой милой легенды, с кольцом высоких деревьев вокруг и гостеприимной верандой.

— И ты еще злишься, когда кто-то называет тебя глупой? — пробормотал он. — Действительно глупо не делать то, что нравится, и вместо этого заламывать себе руки.

— Это просто смешно. Я не заламываю себе руки. — Она повернулась, чтобы взять закипевший чайник, при этом изо всех сил стараясь действительно не заломить себе руки. — Это просто хобби. Оно есть у большинства людей.

— Это твой дар, — поправил он ее, — а ты им пренебрегаешь.

— Невозможно заработать на жизнь, делая зарисовки.

— И как одно с другим связано? — Его тон был настолько похож на королевский, что она засмеялась.

— О, никак, если не считать того, что человеку нужна еда, дом, а за все это нужно платить. — Она поставила чайник на стол, повернулась за чашками. — Маленькие аспекты реального мира.

— Ну, так продавай свои рисунки, если нужно заработать на жизнь.

— Никто не купит карандашные наброски неизвестного учителя литературы.

— Я куплю этот. — Он поднялся, держа альбом открытым на странице с изображением волка, где тот стоял, поражая смотрящего блеском своих потрясающих глаз, так похожих на глаза Лиама. — Назови цену.

— Я его не продам, а ты его не купишь, только чтобы что-то доказать. — Отказываясь принимать его слова всерьез, она жестом послала его обратно за стол. — Садись и пей свой чай.

— Тогда подари мне этот рисунок. — Он снова посмотрел на волка, наклонив голову. — Он мне нравится. И еще этот. — Он полистал альбом, найдя рисунок с деревьями и спрятавшимися феями. — Мне может пригодиться что-то подобное в новой игре. У меня самого нет никакого таланта к рисованию.

— Тогда кто делает графику в твоих играх? — спросила она в надежде сменить тему разговора и уйти наконец-то с зыбкой почвы.

— Ммм. Разные люди, по настроению. — Лиам снова сел и взял одну булочку, которая была жесткой и, несомненно, подгоревшей, но, если не обращать на это внимание, замечательно сладкой и полной корицы.

— Тогда как ты…

— Кто-то из твоих родителей рисует? — прервал ее Лиам на полуслове.

— Нет. — Одна только мысль о том, что кто-то из ее умных и занятых родителей будет сидеть с мечтательным видом с карандашом в руках, заставила ее засмеяться. — Они обеспечили мне уроки в детстве и привили интерес. Мама даже повесила в своем университетском кабинете в рамочке рисунок бухты, сделанный мной в подростковом возрасте.

— Значит, она признает твой талант.

— Она просто любит свою дочь, — поправила его Роуэн, разливая чай.

— Тогда она должна хотеть, чтобы любимая дочь использовала свой талант и развивала его, — спокойно сказал он, продолжая дальше разговор о родственниках. — Возможно, кто-то из твоих дедушек и бабушек был художником.

— Нет. Дед со стороны отца был учителем, поэтому преподавание считается в семье чем-то вроде традиции. Бабушка с той же стороны была, можно так сказать, образцовой женой и матерью в свое время. У нее до сих пор очаровательный дом.

Лиам боролся с собственным нетерпением. Еще ему очень хотелось поморщиться, когда он увидел, что Роуэн кладет в чашку с чаем три ложки сахара.

— А со стороны матери?

— Дед сейчас на пенсии. Они живут в Сан-Диего. Бабушка вышивает изумительные картины, что в своем роде тоже искусство. — Она на секунду поджала губы, перемешивая чай. — Только теперь вспомнила, что ее мать — моя прабабушка рисовала. У нас есть несколько ее картин маслом. Думаю, у бабушки и ее брата их должно быть больше. Она была… эксцентричной, — добавила Роуэн с улыбкой.

— Неужели? Насколько эксцентричной?

— Я никогда ее не знала, но до ребенка часто долетают взрослые разговоры. Поговаривали, она читала по ладони и говорила с животными, хотя ее муж этого не одобрял. Прадед был, насколько я помню, очень прагматичным англичанином, а она — мечтательной ирландкой.

— Значит, она была родом из Ирландии. — Лиам почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Предупреждение, отголосок силы. — И какую же фамилию она носила до замужества?