— Кто ты такой, собственно говоря? — спросила девушка. Похоже, она колебалась, не зная, как быть: приходить в ярость или нет. — Вшивый банкир или кто-нибудь в этом роде?

— Я хотел бы быть банкиром, — ответил Бреннер. — Но, к сожалению, я не банкир. Я всего лишь ничтожный страховой агент, который старается навязать людям ненужные полисы, — он рассмеялся. — Кстати, он делает это в частности и для того, чтобы иметь возможность купить себе дерьмовую буржуазную машину, на которой он сможет подвозить таких пассажирок, как ты.

— Должно быть, твои дела идут плоховато, — заявила Астрид. — Иначе ты захватил бы с собой пару лишних марок для того, чтобы заправить бак, — она бросила окурок в снег на обочину узкой дороги и тут же снова полезла в карман за другой сигаретой. — Неужели ты действительно обиваешь людские пороги?

— Нет, конечно, — с наигранной обидой в голосе сказал Бреннер. — Я региональный инспектор страховой…

— Ну хорошо, хорошо, я тебе верю, — Астрид поморщилась и убрала привычным жестом с лица прядь своих темных волос, подстриженных до плеч.

“Если бы эти волосы были немного ухоженней, — подумал Бреннер, — а еще лучше, если бы они были модно подстрижены, да к тому же, если бы заменить очками в модной оправе эти круглые проволочные очки в духе Джона Леннона, то девица была бы очень даже ничего”.

— Такой напыщенный вздор несут только агенты, обивающие чужие пороги, — добавила девушка.

— Зачем ты это делаешь? — не выдержал Бреннер.

— Что именно?

— Почему ты так себя ведешь.? Я понимаю, ты злишься на меня за то, что из-за меня попала в такой переплет. Но ведь дело не в этом, не так ли? Ты была сердита уже в тот момент, когда садилась в машину.

— Когда-когда?

— Я не упрекаю тебя. Я просто задаю себе вопрос: почему юная девушка бродит одна по безлюдной, Богом забытой местности посреди зимы и наезжает на каждого, кто решается подвезти ее. У тебя был горький опыт?

— Возможно, — Астрид избегала его взгляда, и пропасть между ними заметно увеличилась.

— Ты не хочешь рассказать мне об этом?

— Это еще зачем?

— Да так, просто у нас много свободного времени, — отозвался Бреннер и показал рукой вдаль. Дорога вновь шла под уклон, но это был прямой, как стрела, участок пути протяженностью в три или четыре километра. Перед глазами путников расстилался нетронутый снежный покров. По всей видимости, их ожидала чертовски долгая прогулка. Было очень холодно.

При нормальных обстоятельствах, пожалуй, ничего на свете не могло расстроить желудок Маккормака, если не учитывать, конечно, хороший свинг на боксерском ринге или другую подобную атаку. Но когда садишься вместе со Стайпером в какое-нибудь транспортное средство, снабженное двигателем, невольно совершаешь отчаянно дерзкий поступок. А если это средство передвижения еще и летает, то твой героический поступок граничит с безрассудством. Поэтому Маккормак, сидевший в вертолете “Апач” вместе со Стайпером, никак не мог назвать нынешние обстоятельства нормальными.

Желудок Маккормака только-только начал успокаиваться, как вдруг Стайпер без всякого предупреждения послал вертолет в штопор — намереваясь, по всей видимости, просто сделать правый поворот, — и издал такой восторженный вопль, которому позавидовал бы любой индеец. У Маккормака перехватило дыхание от ужаса, и он закашлялся, чувствуя, как ремни сиденья впились в его тело, а желудок переместился к самому горлу.

— Стайпер! — прохрипел он. — Вы что, с ума сошли?

— Капитан? — Стайпер так широко улыбнулся, что уголки его рта исчезли за краями большого шлема. И тут же вертолет накренился в другую сторону и совершил еще один маневр, который Маккормак квалифицировал как тройную петлю Мебиуса.

— Лейтенант Стайпер! Сейчас же прекратите свои глупости! — простонал он.

Маккормак с удовольствием накричал бы сейчас на Стайпера, но он не отваживался на такое из боязни, что весь его завтрак при этом окажется на приборной панели.

— Сейчас же остановите вертолет! — потребовал он.

— Слушаюсь, сэр.

Маккормак слишком поздно понял, что опять совершил ошибку. Еще пять минут назад он отдал бы свою правую руку на отсечение, споря о том, что транспортное средство, подчиняющееся общим законам аэродинамики, нельзя затормозить на полном ходу, как какой-нибудь бешено мчащийся автомобиль с пронзительно взвизгивающими при резком торможении колесами. Но Стайпер доказал обратное.

Двигатель “Апача” взревел, его передняя часть накренилась вниз, и вертолет целую секунду, показавшуюся Маккормаку вечностью, почти вертикально висел в воздухе, а затем — когда Маккормак уже не сомневался, что они в следующую долю секунды полетят камнем вниз, — машина рывком заняла прежнее горизонтальное положение.

— Приказ выполнен, сэр, — усмехнулся Стайпер. — Я остановил вертолет.

Маккормак со стоном схватился за голову и сглотнул слюну, имевшую неприятный кислый привкус. Ему удалось обуздать свой гнев. В конце концов, его ведь предупреждали. Однако он не придал значения не только этим предостережениям, но и сочувственным взглядам других офицеров утром накануне вылета. О Стайпере уже давно шла дурная слава, все считали его совершенно чокнутым — если мягко выражаться. Перечень жалоб и взысканий, в рапортах о которых, поданных за два последних года на имя военного коменданта Рамштайна, упоминалась его фамилия, был не намного короче, чем телефонный справочник Нью-Йорка. Если бы Стайпер не был к тому же — по чистой случайности — одним из лучших вертолетчиков ВВС США, то его, по всей видимости, уже давно бы расстреляли, арестовали и заперли в сумасшедший дом — причем именно в такой последовательности. По мнению Маккормака, этот парень ничего другого и не заслуживал.

— Это просто фантастическая машина, сэр, — продолжал Стайпер, видя, что Маккормак молчит. — Я летал на многих типах вертолетов, но этот — моя любимая игрушка.

Его глаза сияли, как у ребенка, мечтающего о новой игрушечной железной дороге. “Все, что о нем говорили, сущая правда, — решил Маккормак. — Парень действительно с большим приветом”.

— Разрешите напомнить вам, лейтенант, — резко сказал он, — что эта игрушка является собственностью Соединенных Штатов Америки и стоит двадцать миллионов долларов…

— Почти двадцать восемь, сэр, — поправил его Стайпер, но Маккормак пропустил его замечание мимо ушей и продолжал:

— Кроме того, мы нарушили в воздушном пространстве дружественного нам государства по меньшей мере дюжину законов и предписаний. Вы представляете, лейтенант, что могут подумать о нас, американцах, находящиеся внизу люди, наблюдающие за вашими фокусами?

— Ничего, сэр, — отозвался Стайпер. — Там внизу никто не живет. Кроме нескольких крестьян да лесников.

Из застекленной кабины неподвижно зависшего над землей вертолета был хорошо виден гористый массив. Вихри снега вздымались вокруг машины, находящейся в центре эллипса диаметром приблизительно в тридцать метров, — летчики могли хорошо рассмотреть только это пространство, остальная местность терялась за белесой пеленой. Маккормак подумал сердито, что Стайпер прав. Они находились над лесом на высоте четырехсот метров, и если даже там, внизу, кто-нибудь жил, то он вряд ли мог видеть вертолет. Но от этой мысли Маккормаку не стало легче.

— У меня жена и дети, лейтенант, — поморщившись сказал он. — И моя семья ждет меня сегодня вечером домой целого и невредимого. Вы меня поняли?

— Так точно, сэр, — ответил Стайпер. Глуповатая ухмылка исчезла с его лица, но в глазах светилась насмешка. Маккормак спросил себя, станет ли этот Стайпер хоть когда-нибудь взрослым человеком. Вероятно, этого не произойдет никогда.

— Кроме того, — продолжал он, — мы здесь не ради собственного удовольствия. Мы должны выполнить задание. Поэтому оставьте ваши дурацкие шуточки и выводите этот ящик на положенный курс, — сказав это, Маккормак тут же испуганно спохватился и торопливо прибавил: — Но только медленно. У нас еще есть время.