Стайпер и не подумал скрывать свое разочарование. Однако повиновался приказу. “Апач” мягко тронулся с места и взял курс на восток.

Маккормак не спускал глаз со Стайпера — тем более что кроме свинцово-серого неба и тянущихся внизу на протяжении полумили однообразных заснеженных лесов и полей, ему больше нечего было рассматривать. “Еще пару дней такого снегопада, — подумал Маккормак, — и вся территория Средней Германии утонет по пояс в глубоком снегу”. От этой мысли он даже поежился. Маккормак был техасцем и за все двенадцать лет службы здесь, в Рамштайне, не мог припомнить дня, когда бы не тосковал по родным местам. Конечно, и на его родине зимой выпадал снег, но зимы там были совсем другие — холодные, сухие и короткие. Как, впрочем, совсем другим было и лето — жарким, продолжительным и тоже сухим. Там и в помине не было подобной слякотной погоды, когда, кажется, природа девять месяцев в году сама не знает, чего хочет. И вот этот вылет явится, вероятнее всего, его последним вылетом над территорией Германии. Еще одиннадцать дней, считая сегодняшний, и срок его службы подойдет к концу. Не пройдет и двух недель, как он вместе со своей женой усядется на террасе маленького ранчо в Техасе, которое они купили за деньги, доставшиеся ему в наследство, и насладятся полным покоем. Прощай, старая добрая Германия! Прощай, армия! Прощайте и вы все, мерзавцы, подобные этому Стайперу! Хотя Маккормак скорее всего соскучится по ним уже через три месяца.

— Вы действительно прекрасный пилот, — сказал Маккормак после продолжительного молчания, при этом ему самому остались непонятны побудительные мотивы подобной похвалы. Вероятнее всего, он хотел сгладить резкость своих предыдущих высказываний.

— Благодарю вас, сэр, — кивнул Стайпер — Однако должен признаться, что летать на подобной игрушке не составляет большого труда. Ей надо только сказать, чего вы хотите, и она практически все сделает сама.

Взгляд Маккормака скользнул по приборной панели “Апача”. Он в этом совершенно ничего не смыслил. Хотя Маккормак и прослужил целых двенадцать лет на военном аэродроме, он так и не научился разбираться в технике, усвоив за это время только одно: вертолет — это маленький самолет без крыльев. Маккормак состарился во внутренней службе и не имел ни малейшего желания узнавать в оставшиеся ему до отставки одиннадцать дней то, что он не успел узнать в течение одиннадцати лет и одиннадцати месяцев. Для него оставалось загадкой то, почему его послали на это задание. После первой же выходки Стайпера он начал подозревать, что причиной этого был сам Стайпер: друзья — если их после этого можно было так называть — решили напоследок сыграть с Маккормаком злую шутку, уговорив командира послать его в этот полет.

Из вежливости Маккормак продолжал поддерживать разговор:

— Говорят, что эти вертолеты способны творить настоящие чудеса. Это правда?

— Люди склонны преувеличивать, — отозвался Стайпер таким тоном, что Маккормак не без основания начал опасаться, что опять совершил ошибку. Вероятно, ему не следовало кидаться такими словами, способными снова раззадорить пилота. — Хотя, если понадобится, я один на такой игрушке смогу выиграть войну. Вы знаете о том, что именно “Апачи” первыми дали Хуссейну под задни… — он осекся. — Простите, сэр. Я хотел сказать, знаете ли вы о том, что военные действия в Персидском заливе начали боевые вертолеты “Апачи”?

— Нет, — ответил Маккормак. — Я до сих пор считал, что эту войну начали иракцы, — он искоса глянул на Стайпера, ожидая его реакции на свои слова. Но лицо пилота хранило бесстрастное выражение, и Маккормак продолжал: — Вы когда-нибудь участвовали в боевой операции, лейтенант?

— Нет, сэр, — ответил Стайпер. — А вы?

Маккормак покачал головой:

— Слава Богу, нет. И вероятнее всего, уже не успею принять участия в подобном деле. Через две недели я распрощаюсь с армией.

— Ваши слова да Богу в уши, сэр, — сказал Стайпер. Он произнес это таким тоном, что Маккормак невольно насторожился.

— Что вы хотите этим сказать?

Стайпер пожал плечами, держа руки на штурвале. Его ладони дрогнули, и вертолет сразу же отреагировал на это движение — машину слегка тряхнуло.

— Да так, ничего особенного, — ответил пилот. — В чем состоит наше сегодняшнее задание, сэр?

— Вы это знаете не хуже меня, — раздраженно сказал Маккормак. — Мы должны сопровождать вплоть до нашего аэродрома второй вертолет, на борту которого находится генерал военно-морского флота. А почему, собственно, вы спрашиваете меня об этом? Разве вы не читали приказ?

Стайпер не сразу ответил, и это не укрылось от внимания Маккормака.

— Читал, конечно, — наконец ответил он. — Просто я постоянно спрашиваю себя, что еще находится на борту этого вертолета.

— Что вы хотите этим сказать? — резко спросил Маккормак.

— Ничего, все это только предположения, — уклончиво сказал пилот.

Маккормак шумно вздохнул.

— В таком случае, будьте так добры, лейтенант, поделитесь со мной своими предположениями.

— Вы видите вон те штуковины? — Стайпер кивнул головой, указывая на несущие плоскости вертолета, похожие на обрубки; под каждой из них виднелся объемистый цилиндр, передняя часть которого чем-то походила на улей. Это были оруженосители вертолета.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил Маккормак.

— Они заряжены, — ответил Стайпер. — А под брюхом у нас висит пара пушек еще большего калибра.

Смысл сказанного Стайпером не сразу дошел до сознания Маккормака.

— Подождите, — пробормотал он растерянно. — Вы хотите сказать, что у нас на борту боевое оружие?

— Так точно, сэр, — подтвердил Стайпер. — Вот я и спрашиваю себя: если речь действительно идет о каком-то генерале военно-морских сил, которого мы должны будто бы сопровождать до аэродрома, то почему, черт возьми, нас вооружили до зубов?

Мимо, за окнами грузовика, медленно и однообразно тянулись заснеженные деревья, и Салиду на мгновение показалось, что движется не машина, а сам лес, справа и слева от него, как в старом голливудском кинофильме, в котором актера сажали на деревянную лошадку, а мимо, чтобы создать иллюзию движения, тянули декорации с изображением какого-либо ландшафта. Как бы ни старался Салид, что бы он ни делал, старый грузовой “форд” не откликался на его усилия и не увеличивал скорости. Если он нажимал на газ, колеса буксовали в трясине, если тормозил на спусках, машина все равно катила дальше, грозя перевернуться.

Казалось, грузовик не желал слушаться его. Конечно, Салид умом понимал, что все это — отчасти плод его воображения. Дело вовсе не в машине и не в лесе, а в нем самом. С ним самим что-то было не так. Он слишком сильно нервничал. Но Салид не испытывал страха, он твердо знал, что с этого момента все должно пойти как по маслу. Назад дороги не было. Малейшая ошибка, и никто из них не выйдет из этого леса живым. На такой случай у каждого террориста в кармане лежали таблетки цианистого калия. А если кто-нибудь из группы начнет колебаться, винтовка Салида не даст осечки. Хотя сам Салид сомневался, что ему придется прибегать к силе оружия. Его план, как и все прежние планы его операций, был тщательно разработан вплоть до мельчайших деталей. Одной из причин того, что все террористические акты Салида заканчивались неизменным успехом, была его исключительная предусмотрительность, он всегда старался учитывать самые невероятные обстоятельства и возможности и был совершенно прав. Потому что не верил в счастливый случай и благоприятное стечение обстоятельств С другой стороны, Салид исключал неудачу, провал, он не допускал даже мысли о них, и поэтому беда обходила его стороной. Но если все же… Пять человек, отправившихся вместе с ним на дело, хорошо знали, на что шли. Они были готовы умереть за свои убеждения. Они не были отрядом смертников — Салид всегда с недоверием относился к пропаганде идеи самоубийства ради высоких идеалов, — но его люди не исключали возможности собственной гибели во время операции и приняли бы смерть без колебаний.